бы она ее и видела, то никакая недоверчивость не возмутила бы невинной души ее; с нетерпением ожидала она дня, с нежнейшим беспокойством вечера. Томас посетил ее по обыкновению. Он надеялся, что она ему скажет о случившемся и о предпринятом его намерении, но она молчала: это была не ее тайна, любовь к брату связывала язык ее.
Но хитрый обольститель скоро приметил, что она была очень бес¬покойна, и заключал из этого в свою пользу. Ввечеру он простился с нею с такою же притворною миною, какую, верно, имела Катерина де Медицис тогда, когда она прощалась с раненым Колиньи69. Он ушел и был уверен, что невинная Полина будет в его власти. Едва успел он удалиться, как Полина взяла свой ларчик, помолилась Богу и с служан-кой своей вышла на двор, слушала и скоро услышала у ворот шорох и тихий кашель. Это была Томасова старуха, которая уже радовалась попавшейся в сети птичке. Куда Полина думала идти за ней, и куда она в самом деле пришла, все это теперь уже не загадка.
ГЛАВА XLI
ЛЮВОВЬ И БЛАГОДАРНОСТЬ
Так, как трепещет юноша, который, думая поцеловать розовые уста, видит мертвый череп перед собою, так затрепетала Полина, когда уви¬дела без личины того злодея, которого она почитала вторым отцом своим. В первые минуты она не могла ни плакать, ни вздыхать, ни гово¬рить; прежде должно было ей увериться в возможности такого ухищ¬рения, чтобы на него жаловаться или проклинать его. Томас должен был вооружиться всем своим бесстыдством и все сказать ей прямо, чтобы она поняла его. Что могла сделать несчастная, беспомощная Полина! Она отвечала ему одним холодным презрением. Невинность ее так была соединена с существом ее, что она чувствовала, что поте¬ряет ее только с жизнию. Это чувство придало ей необыкновенную сме¬лость. Во все продолжение ночи не говорила она ни слова, не прини¬мала никакого участия в том, что вокруг нее происходило, не слушала ни слов Томасовых, ни бесстыдных утешений старухи и просидела в некотором бесчувствии до самого утра. Когда же наступил день, и она в некотором отдалении услышала свирель пастухов, то она вдруг вско¬чила, бросилась к окну, раскрыла его и из всей силы закричала: «Помо¬
•8?
— ПРОЗА 1800 ГОДА —
гите! Помогите!» Томас и его старуха пришли в страх от сего неожидан¬ного восклицания; они старались оторвать бедную девушку от окошка, но она сильно за него ухватилась и час от часу кричала громче. Нако¬нец они оттащили ее и заперли насильно в отдаленную горницу. Тут грозил ей проклятый обольститель завязать ей рот, если она опять так ребячиться станет. Усмешка глубочайшего презрения была ответом Полины, однако ж крик ее в самом деле привлек пастухов, которые тотчас успокоены были баснею, что добрый Томас из милосердия взял к себе сумасшедшую племянницу в дом. Он просил добрых сих поселян рассказать о том в деревне, чтобы крик больной вперед не пугал посе¬лян. Таким образом, уничтожалось всякое подозрение. Без помощи осталась несчастная в руках своего похитителя; у нее даже отняли и верную ее служанку, которую заперли в погреб.
Все способы употреблял Томас, чтобы познакомить ее с пороком. То старался он понравиться ей самыми подлыми ласкательствами, то пугал ее угрозами. Иногда представлял он ей в привлекательном виде картины удовольствий, когда она будет в его объятиях, иногда понос¬ную смерть, которою она умрет, как роялистка, если он того захочет. Но ни ласки его, ни угрозы не производили никакого действия в непо-рочном сердце милой девушки. Опытная старушка старалась те же вос¬пламенить ее чувства, но и то было тщетно: Полина знала цену своей невинности, образ Вильгельма был в ее сердце, и хитрость обольстите¬лей была бессильна победить ее.
Томас, наконец, приметил, что одно насилие только может приве¬сти его к цели, и поклялся Полине, что употребит сие средство, если она еще будет продолжать презирать любовь его. Ей не осталось другой надежды, кроме Всевышнего! «О Боже, покровитель сирот! — моли-лася она в тишине, — если уже нет средства спасти мне мою невинность добровольною смертию, то один только Ты мне остался; ангел Твой меня избавит от погибели!»
И он явился — явился, ангел-избавитель в образе друга: Вильгельм защитил ее в ту самую минуту, когда она боролась уже с гибелью; он спас ее и отмстил за Лизу, за умерщвленного ее младенца! В конвуль¬сиях испустил дух свой обольститель, и последние слова его были — злодейское признание: «Вильгельм разбойник, убийца!»
Все говорило против Вильгельма, все доказывало злодейство невин¬ного: слова умирающего, крик старухи, разломанная дверь, связанная девушка и, наконец, собственное его молчание, ибо вид страждущей благодетельницы, с одной стороны, а с другой — умерщвленный оболь¬ститель Лизы лишили его совершенно чувств; ничто не могло защитить его, кроме бедной девушки, которую считали сумасшедшею.
188
— ПРОЗА 1800 ГОДА —
Пастухи любили лицемерного Томаса и обременяли проклятиями Вильгельма! Уж был день, когда они повели его, связанного, с горы в город, кто с ними ни встречался, всякому они рассказывали, что этот беглец, этот скрытый роялист, убил тихого, добродушного Томаса, и всякий проклинал Вильгельма.
Только в той деревне, где жили друзья его, все было иначе: все тол¬пились вокруг него, удивлялись страшному обвинению, не верили ему, жалели об нем и старались утешать его. Бездыханна, прибежала моло¬дая женщина с детьми своими, пробилась сквозь толпу, громко уверяла всех в его невинности и не допускала вести его. Вильгельм сам дол¬жен был ее успокоить и просить ее, чтоб она оставила его на произвол судьбы и надеялась на Бога.
«Меня не можешь ты спасти, — сказал он ей тихо, — но спаси бед¬ную девушку, которая заперта еще в доме вашего проклятого Томаса. Она не сумасшедшая, от нее ты все узнаешь!»
Слова его были загадкой, но добрая женщина уважала их. Виль¬гельма потащили прочь. Не бесполезное сожаление сопровождало его, но толпа крестьян вооружилась в деревне и последовала за ним, чтоб защитить его от ярости черни. К вечеру пришла она в город. Виль¬гельма посадили в тюрьму, куда не проницал ни малейшей свет, но душа его была светла, как день: он спас Полину, отмстил за Лизу и ожи¬дал спокойно смерти.
И как мог он не ожидать ее? Если бы и то, в чем его обвиняли, было сомнительно, то вся погибель его была бы несомненна: народ тре¬бовал жертвы. Приговор его был готов. Чрез несколько дней надле¬жало Вильгельму погибнуть на эшафоте. Он воспользовался этим вре¬менем и карандашом написал все, с ним случившееся, оправдал себя, простился с женою и благословил своего ребенка. После того сыскал он между своими стражами, которые переменялись всякий день, того, которого физиогномия показывала добродушие и который, ему каза¬лось, несколько раз с сожалением на него глядел.
Он просил его со слезами непременно отдать эту бумажку Лизе. «Я тебе больше ничего не скажу, — промолвил он, — но если ты име¬ешь жену и детей….»
«У меня есть жена и дети!» — отвечал тронутый солдат; хотел про¬должать, но, не сказав ничего более, взял бумажку и пошел.
Тут наступил решительный час. Вильгельма на третий день вве¬черу представили перед судей; все обстоятельства изобличали его; все, что он ни говорил, считали пустыми сказками, и его осудили на смерть. Следующее утро долженствовало быть последним в его жизни.
189
— ПРОЗА 1800 ГОДА —
Он лежал на своей соломенной постели с сладостным уверением, что во всю жизнь свою не сделал ни одного порочного дела. Он молился — но не о себе, а о жене и младенце своем. В полночь он уснул спокойно. Скрып дверей, стук запоров разбудили его. Два солдата вошли с глу¬хими фонарями. Вильгельм проснулся и думал, что страшная минута уже наступила. В одном из пришедших узнал он того, кому вручил записку к Лизе. «Я очень радуюсь, — сказал он, — что тебя выбрали моим проводником; будь свидетелем моей смерти и скажи жене моей, что я хотя не совсем спокойно, но с бодростию шел к ней навстречу».
«Молчи и ступай за нами!» — сказал солдат, приподнимая его цепи, чтоб он мог свободнее идти. Вильгельм замолчал и пошел. Они вышли на двор, звезды слабо освещали их. Вильгельм удивился, увидя, что еще ночь. Они пришли к маленькой калитке, которая была отворена. Как скоро Вильгельм в нее вышел, то увидел карету, запряженную чет¬верней. Солдаты посадили его в нее, и сами с ним сели.
Они поскакали во весь опор. Вильгельм не знал, что с ним делалось. Он спрашивал; ему не отвечали, и стук кареты мешал ему что-либо слы¬шать. Наконец взошел месяц — Вильгельм увидел себя в чистом поле. Ему казалось это сном; они почти целый час ехали и вдруг остановились. Ему велели выйти. Как скоро он вышел, то кто-то поцеловал его руку и помочил ее слезами. Вильгельм поглядел ему в лице — это была моло¬дая крестьянка, а двое солдатов — муж ее и брат. Тут муж прижал его к сердцу. «Ты спас детей моих от смерти, — сказал он, рыдая, — я изба¬вил тебя от незаслуженного наказания: это была должность человека, но теперь я хочу наградить тебя, следуй за мною!» Вильгельм пошел за ним, держа за руку молодую крестьянку. Тут увидел он что-то белое за кустом, и женщина бросилась в его объятия. Это была Полина! За нею шла другая женщина, которая насилу держалась на ногах; Полина потащила к ней Вильгельма, незнакомка простерла руки, месяц осве¬тил лицо ее, в молчании ночи услышал он тихо произносимое его имя — это была Лиза!
ГЛАВА XLII
Благодарность заставила честных крестьян, презирая свою соб¬ственную опасность, стараться об освобождении Вильгельма. Будучи солдатами национальной гвардии, имели они для сего довольно средств. Между тем как муж старался об исполнении этого, молодая жена его с
190
— ПРОЗА 1800 ГОДА —
братом своим пошли в дом к убитому Томасу, чтобы найти развязку загадки Вильгельмовых слов. Но они нашли там только одну старуху, которая сбирала все, что только могла собрать, чтобы унесть с собою. На вопрос их, где сумасшедшая девушка, отвечала она, что она убежала. Но бледность, которою в то самое время покрылось смуглое лице ее, и ее смущение возбудили подозрение в ищущих; они потребовали ключа, но им было отказано.
Молодая женщина согласилась с братом своим разделиться, пере¬смотреть весь дом и не оставить ни одного уголка в нем, и когда найдут запертую дверь, то громко спрашивать, не
