кареты; они повиновались.
Он, казалось, был главным изо всей шайки и тотчас оставил их, чтобы людей своих побуждать к большей поспешности. Лиза и Полина сидели на корнях дерева, должны были смотреть, как таскали их пожитки, большую часть навьючили на бедного Петра, а когда он под тяжестию ноши своей начал останавливаться, тогда стали понукать его плетью. Как стадо ворон снедает горсть зернышек, так точно и разбой¬ники в минуту успели очистить карету от всех ее пожитков и распороть сукно, чтоб увидеть, нет ли чего за ним спрятанного.
Уж все поднялись в путь, и дамы начали, было, думать, что про них совсем забыли и что, удовольствовавшись добычей, их хотели оставить одних в лесу, ибо казалось, что никто об них не заботился. Положение
203
— ПРОЗА 1800 ГОДА —
их было горестно; они принуждены были сами желать остаться одни в лесу, и Лиза тихо молилась об этом для того, что мать всегда най¬дет дорогу к сыну своему. Но и эту надежду потеряли они, увидевши двух оседланных лошадей, которых им подвели, приказывая им на них садиться и следовать за прочими как можно скорее.
Бедные путешественницы тщетно уверяли, что они в жизнь свою не ездили на лошадях, что лучше хотят идти пешком, но их просьбы никого не тронули. Двенадцать разбойников, которые окружали их, с насмешкою уверяли, что будут иметь о них всевозможные попечения и что они, верно, не упадут, но как дамы все еще отговаривались, то они, схвативши их неучтиво, приготовлялись силою посадить на лошадей.
В ту самую минуту раздалось множество ружейных выстрелов. Пули засвистели мимо ушей Лизы. Двое разбойников, которые близ них находились, были убиты, другие, будучи ранены, уползли в кустарники.
В ту минуту весь лес, казалось, оживился, гремящие голоса слышны были за всяким деревом. «Сюда! Сюда!» — закричал один молодой человек, едущий верхом, который очищал себе дорогу своею саблею. За ним блистало множество гренадирских шапок.
Разбойники, которые ушли вперед, возвратились, услышав первый выстрел, бросили свои ноши, схватили оружие и собрались вокруг сво¬его предводителя, который смело пошел против солдат.
Тут началось страшное сражение, которое казалось еще страшнее от того, что происходило ночью. Лиза и Полина были также, как и сра¬жающиеся, подвержены опасности. Они хотели бежать, но не могли, ибо они были в самой средине сражения; пули свистали мимо их ушей, раненые падали к ногам их.
Разбойники превосходили числом солдатов, и последние начали уже, сражаючись, отступать, от чего дамы очутились в самой толпе их. Офицер, который предводительствовал ими, был ранен. Вдруг убили его лошадь, она упала; он сососкочил с нее подле стоящей на коленях Полины и со вздохом произнес: «Я не могу более!»
«Боже мой!» — вскричала Полина, ломая руки и подняв глаза к небу. При этом восклицании раненый взглянул на нее и вскричал: «Полина! Полина!» — и бросился снова в толпу: это милое имя, казалось, тот¬час заживило его раны и подкрепило его. Сабля его очистила опять себе дорогу между разбойниками, и он дошел уже до их храброго ата¬мана, с которым начал он совсем невыгодное для себя сражение. Он был пеший, тот на лошади; он ранен, а тот еще невредим: скоро начал он отступать. Разбойник нападал на него сильно.
Ах! Он дошел уже, сражаючись, до Полины; покрытый новыми ранами, упал он у ног ее и сказал: «Здесь я охотно умру!» Уже незнако¬
20/,
— ПРОЗА 1800 ГОДА —
мец нагнулся, чтобы разрубить ему голову, как, увидевши Полину, он остановился. «Полина!» — закричал он. «Полина!» — повторил он еще раз, соскочил с поспешностию с лошади, схватил за руку испугавшуюся девушку и потащил ее мимо сражающихся глубже в кустарник. Офицер лежал без чувств и не был в состоянии противиться этому.
ГЛАВА XLVII
Только что Полина против воли своей оставила лес, в котором сол¬даты и разбойники дрались еще с одинаким бешенством, и счастие все еще колебалось, как вдруг сцена совсем переменилась: офицер с двадцатью гусарами вдруг бросился из-за кустарников, напал на раз¬бойников и в ту же минуту решил сражение. Кто мог, спасался бег¬ством. Место было покрыто мертвыми и ранеными; пойманных бегле¬цов связали.
Офицер соскочил с лошади, с поспешностию пробежал по сему ужас¬ному месту, увидел Лизу, которая без чувств лежала подле дуба; бро¬сился к ней; она вздыхает, приходит в себя; она в объятиях Вильгельма!
Радость и удивление лишили ее способности говорить. Она не может спрашивать, каким чудом ее супруг сделался ее избавителем; она может только чувствовать сие счастие, может только проливать слезы на груди его.
Вдруг стон одного раненого пробудил Вильгельма из сладкой его забывчивости. Он оглянулся, увидел офицера, плавающего в крови своей, поглядел на него, удивился, затрепетал — и от горести упал подле страждущего: это был Фриц, это был друг его, который не узна¬вал его, ибо взоры его были покрыты мраком смерти. «Помогите! Помо¬гите!» — закричал Вильгельм, схватил свой платок, чтобы остановить бегущую кровь. Лиза также приблизилась и закричала ужасно, уви¬девши бледное лицо доброго молодого человека.
Солдаты, переставши преследовать разбойников, возвратились с поспешностию, нарубили сучьев, сплели из них с поспешностию две носилки, осторожно положили на одну раненого, а на другую Вильгель-мову супругу и так понесли их через лес. Прочие гусары гнали перед собою пленников; Вильгельм ехал тихо подле них; тысячу разных чув¬ствований наполняли сердце его. Взгляд на избавленную супругу свою восхищал его, взгляд на умирающего друга своего и известие о потере Полины отравляли сие восхищение. При рассвете дня они достигли
205
— ПРОЗА 1800 ГОДА —
до конца леса и скоро увидели маленькую деревню, где, несмотря на то, что не имели ничего, они должны были остановиться для того, что раненый не мог бы перенести большего беспокойства. Вильгельм тот¬час послал одного гусара в ближайший город за лекарем. Он к обеду приехал и, к величайшей его радости, сказал, что друг его не имеет ни одной опасной раны. Он ручался за скорое его выздоровление и боялся только, не будет ли следствия от великой потери крови.
Тут вошел священник того места, человеколюбивый старик, кото¬рый с любезным добродушием просил, чтобы перенесли больного в дом его, и сам вызывался смотреть за ним. Приглашение было с благо-дарностию принято, и Фрица после первой перевязки и с позволения лекаря перенесли в дом священника.
Фриц к вечеру пришел в себя. Говорить он не мог, но, усмехаясь, смотрел он на сидящего подле постели своей Вильгельма, усмехаясь, смотрел он на Лизу, которая взад и вперед ходила по горнице, но глаза его искали еще кого-то. Вильгельм понял этот взгляд, подал знак Лизе и потом спросил ее: «Где Полина?» «Она спит», — отвечала Лиза и должна была отворотиться, чтоб скрыть слезы свои. Эта маленькая хитрая выдумка произвела благодетельное действие в Фрице; он казался спо¬койнее и скоро заснул.
Усталостию и ужасом прошедшей ночи Лиза была так истощена, что почти не могла стоять на ногах. Вильгельм был почти в таком же состо¬янии, но он хотел непременно сидеть у постели своего друга и старался только о том, чтоб супруга его успокоилась; с одним лекарем остался он в Фрицевой горнице, а так как больной казался спящим, то и лекарь тотчас заснул, но Вильгельм не спал, мысли о удивительных происше¬ствиях сей ночи не давали ему заснуть ни на минуту.
Вскоре после полуночи услышал он повторяемый несколько раз стук у ворот, но как стук сей не мог обеспокоить его друга, то и он не бес¬покоился более об этом. Но скоро любопытство его возбудилось, когда он, немного спустя, услышал отдаленный шум и скоро потом громкие разговоры. Потом кто-то прокрался по коридору, подошел к дверям горницы, постучался тихо. Вильгельм вышел и увидел старого священ¬ника с свечою, который сказал ему, что молодая прекрасная девушка, с ящиком в руках, пришла пешком к нему в дом, велела его разбудить и хочет с ним говорить, но как она говорит только по-французски, а он не знает этого языка, то и пришел он попросить Вильгельма, чтобы он помог ему в этом случае. Девушка, кажется, очень печальна и плачет горькими слезами.
Вильгельм возвратился, разбудил лекаря, а сам пошел за стари¬ком, и как скоро отворилась дверь, то Полина бросилась в его объя¬
206
— ПРОЗА 1800 ГОДА —
тия! Вильгельмово нечаянное явление сделало ее почти сумасшедшей. Она видела себя опять под покровительством милого друга, смеялась, плакала, вздыхала, молилась и долго не могла сказать внятного слова. Наконец спросила она об Лизе, потом с приметным участием о Фрице, ибо последние слова его «здесь охотно умру я!» раздавались еще в ушах ее.
Когда Вильгельм во всем ее успокоил, то спросил он ее, каким счаст¬ливым случаем возвратилась она к ним опять, но Полина положила палец на губы и замолчала. Глаза ее наполнились слезами и, походя немного по горнице, схватила она вдруг Вильгельма за руку и с жаром просила его никогда не делать ей этого вопроса.
Вильгельм, конечно, не понял причины этой просьбы, но как Полина самым убедительным голосом повторила ее и как он сам не любил добиваться чужих тайн, то он и замолчал, и священник также не мог ничего ему сказать. Он узнал от него только то, что когда Полина постучалась у ворот, он видел карету, стоящую недалеко от его жилища, которая была окружена несколькими верховыми, и что как скоро отво¬рили ворота и ее впустили, то и карета, и верховые повернули влево и поскакали в лес.
На другое утро радость нашего общества увеличилась явлением честного Петра, который при начале сражения ушел в кусты; прохо¬дил, с навьюченными на спине пожитками, целый день по лесу, почти умер с страху и голоду, наконец нашел крестьянина, который вывел его на дорогу; тут начал он искать своих господ и пришел к ним в то самое время, как Фрицу перевязывали в другой раз раны, как лекарь обна¬деживал его скорым выздоровлением, а Полина и Лиза стояли рука с рукой у его постели.
ГЛАВА XLVIII
ИСПЫТАННАЯ ЛЮБОВЬ
Как смешно бы было, если бы театральный машинист, по оконча¬нии представления какой-нибудь славной волшебной оперы, велел поднять еще занавес, чтобы показать зрителям всю механику декора¬ции, обнаружить им все веревки и колеса, посредством которых дви¬гались холмы и деревья; также смешно бы было и то, когда бы сочи¬нитель не оставил читателям ничего отгадывать. Повествователь этой странной, но справедливой повести уверен, что читатели, а особливо читательницы (которые, по собственному его опыту, имеют
