силою обрушить на голову молодого государя, то Свенд приметил непокрытое место там, где панцирь сходился с нарукавни¬ком, искусно отвел он грозный удар, уже конец меча его искал дороги к Ранфридову сердцу — как вдруг один злоумышленный убийца уда¬рил его палицею сзади, без чувств упал Свенд с лошади, кровь брыз¬нула из его шеи. Один из старых рыцарей заколол злодея, нагнулся к Свенду и поднял забрало его шлема. Лицо его было в крови, глаза

— ПРОЗА 1801 ГОДА —

совсемлтомеркли. «Добрый государь, — сказал он, издыхая, — полу¬чит награду свою в объятиях Валкиры». Тотчас положили его на коня и повезли с поля сражения, но он умер, умер прежде, нежели успели довезти его до ближнего источника, которого водою старый рыцарь хотел подкрепить несчастного.

«Свенд убит! — закричал Ранфрид к своим, — победа наша! Назад!» «Свенд убит», — закричали бегущие толпы шведов и оборотились назад. «Свенд убит, — раздалось в обоих концах войска, — с ним пропало муже¬ство норвежцев». Ах! Это было слишком справедливо! «Свенд убит! — говорили вполголоса один воин другому, — пропало голубое перо, кото¬рое пред нами колебалось». «Свенд убит!» — шептал рыцарь рыцарю, и скоро ужасная весть достигла до старого непобедимого Тотта, который с толпой своей сражался еще с неприятелем. «За мною, дети! — закри¬чал он, задыхаясь, — отмстим за государя, за отца нашего!» Но напрасно бросился он снова в толпу сражения, только малый отряд нескольких сот воинов последовал за ним. Ужас и уныние овладели побеждавшим уже воинством, норвежцы побежали в беспорядке, и тысячи пали под смертоносным мечом преследующего неприятеля. Только Тотт стоял непоколебимо с храбрым отрядом своим, взошел на холм и защищал жизнь и честь свою против всего шведского войска. «Где Уффо, сын мой? — закричал он близ стоящему рыцарю, — не бежит ли и сын мой?» «Нет! Почтенный старец, — отвечал рыцарь, — он пал в жару сражения, он пал покрыт ранами».

Тотт. Видел ли ты его? Напереди ли его раны?

Рыцарь. Все на груди и на голове.

Тотт. Ну, слава Одину Нынче будем мы сражаться; завтра будет время плакать.

Так говорил он и поднял забрало шишака своего, чтоб стереть пот с геройского своего лица. Тут зашумела в воздухе стрела, вонзилась в правый глаз старца, и последний защитник Норвегии пал бездыханен на землю. Стон всего оставшегося войска раздался при его падении! Меч выпал из ослабшей руки его, и все руки, обессилев, опустились. Но ни один не захотел быть одолженным жизнию своею разбойникам, и Ранфрид сложил горы из трупов убиенных.

Лети, дух мой, лети от кровавых полей, усеянных жертвами. Для чего медлишь ты посреди трупов! Не храбрые, не великие дела знаме¬нует дымящееся поле брани, Тотт, Свенд и Уффо погибли. Неси меня, фантазия, неси на крылах своих в спокойную рощу, туда, где во мраке земных теней приняла Ильдегерда гонца, пришедшего возвестить ей любовь его государя. «Вестник ли ты мира?» — сказала она ему, как скоро он вошел и стал перед нею на колени.

— ПРОЗА 1801 ГОДА —

Гонец. Из рук государя получил я этот сверток для того, чтоб вру¬чить его Ильдегерде.

Ильдегерда. Скажи, в каком состоянии было войско тогда, как ты оставил лагерь! Наказал ли Один злодея?

Гонец. Барды пели песни в то время, как я оставил лагерь, у меня самого кипела кровь. Рыцари опускали тогда забрала, оружия гремели, кони ржали, знамена развевались и трубы подавали знак к нападению.

Ильдегерда. О! Может быть, государь наш теперь уже победил; может быть, Ранфрид, питая ад в сердце, уже оставил наши границы.

С сими словами распечатала она письмо, стала читать, и щеки ее покрылись румянцем; прочла далее, и они запылали; слезы блеснули в прекрасных глазах ее. «Оставь меня», — сказала она ласково при¬сланному.

Гонец. С охотою, прелестная девица, но не медли своим ответом, государь нетерпеливо дожидается меня.

Ильдегерда (краснея). Нетерпеливо? Почему ты это знаешь?

Гонец. Он сто раз приказывал мне ехать как можно скорее; говорил, что письмо важное, что каждая минута драгоценна для него. Сидя на своей лошади, которая быстро несла меня, слышал я еще его голос, он повелевал мне спешить, и издали видел я, что он стоял в палатке своей и, держа руку над глазами, смотрел за мною в след.

Ильдегерда (с чувствительностию). Довольно, довольно! Поди, накорми лошадь свою; завтра с первым лучом света отправлю я тебя в лагерь.

Гонец пошел, Ильдегерда упала на колени и молилась: «Тора, святая обитательница небес! Ты, которая в час смерти назвала меня дочерью! Явись молящейся Ильдегерде, явись, если, посреди радостей Вингольфа, ощущаешь ты блаженство матери, если имя Свенда любезно еще твоему сердцу, явись и истреби любовь в душе моей, если я недостойна быть супругою твоего сына; пусть сокроюсь я в мрак пустыни и буду плакать о том, что не царская кровь течет в моих жилах».

Она умолкла, и слезящий взор ее обратился к восстающей луне. Тихий вечерний ветерок повеял в кустах; запах цветков разлился в роще, и соловей запел унылую, томную песнь. Грудь Ильдегерды сжа¬лась, мрак, окружавший ее, наполнял сердце ее горестным предчув¬ствием, робко осматриваясь, побежала она через рощу и заперлась в уединенной своей горнице.

Между тем известие о Свендовом письме разнеслось в замке. Болт¬ливый гонец рассказал окружавшим его амазонкам все; все, что знал и чего не знал, что Свенд ему говорил и чего не говорил; во сто раз уве¬личил он нетерпеливость государеву, сто раз пересказывал, как сильно

235

— ПРОЗА 1801 ГОДА —

просил его Свенд скорее возвратиться, и кончил, наконец, с важным видом так: «Государя знает что-нибудь такое, чего голове моей нельзя придумать; может быть, вам Ильдегерда сама скажет».

Небо! Какой шепот, какие толки, какие споры поднялись между любопытными красавицами. Но как они ни догадывались, все выхо¬дило, что они ничего не знали. Наконец решились они за ужином узнать от Ильдегерды ее тайну, или, по крайней мере, угадать ее по лицу ее. Желанный час наступил, все взоры устремились на лицо Ильдегерды, когда сия последняя с обыкновенным ласковым и величественным видом вошла в залу. Она пришла уже несколько в себя, кроткий луч надежды блистал на улыбающихся щеках ее; наконец сели за стол; все молчало, все с ожиданием смотрело на нее, которая, ничего не приме¬чая, равнодушно разговаривала с сидевшею подле нее. Наконец пред концом ужина зачала Ильдегерда говорить, и каждая рука, поднявшая последний кусок ко рту, опустилась на колена.

— Любезные подруги юности моей, — сказала застенчиво прекрас¬ная, — долго оплакивали вы со мною потерю Торы в этом уединен¬ном замке. Я надеюсь, что заслужила любовь вашу, итак, выслушайте весть радости, весть, которую прислал ко мне Свенд: он удостоил меня избрать своей супругой.

Она замолчала, щеки ее покрылись нежным румянцем, взоры ее опустились вниз.

Удивление сковало язык вкруг сидящих. Но скоро вскочили они с радостию с мест своих, окружили Ильдегерду и поздравили ее своею государынею. Однако ж зависть и тут шепнула на ухо некоторым: одна смотрелась украдкою в зеркало и не понимала, что нашел Свенд хоро¬шего в Ильдегерде; другая ворчала под нос, третья улыбалась только, но Ильдегерда знала трудное искусство и на самом троне быть непремен¬ною, и ласковый взор, кроткое величие ее привязывали к ней самое гордое сердце. Впрочем, хроники говорят, что только в первые часы сна не могла никоторая из девиц сомкнуть глаз, но что не зависть отго¬няла спокойствие от уединенного их ложа; только прелесть удивитель¬ного, заключавшаяся в сем происшествии, только надежды и мечта¬ния будущего, которые играли в пламенной их фантазии, лишали их спокойствия и отталкивали руку сна, который было прилетел к ним с живительным своим бальзамом.

Счастливые, добрые творенья! Для чего столь кратковременно сие спокойствие! Уже пронзительный стон, разделяя воздух, приближа¬ется к воротам вашего замка; уже громкие вздохи прерывают безмол¬вие полунощи; уже раздается в лесу крик бедствия. Три раза трубил в

236

— ПРОЗА 1801 ГОДА —

рог юноша на башне замка, стражи с ужасом вскочили ото сна и броси¬лись к запертым воротам, в которые пришедшие стучали.

— Кто прерывает спокойствие ночи?

— Отворите! Отворите своим братьям!

— Говорите, кто вы?

— Бегущие, побитые, раненые.

— Откуда?

— Мы вырвались из сражения; кровь, текущая из ран наших, обагрила путь, по которому мы бежали! Один определил гибель Норвегии. Свенд убит, Уффо погиб, Тотт в Валкале.

«Горе, горе вам, вестники бедствий!» — весь замок шел в смятение; все бегали, спрашивали, осведомлялися; плакали, стонали, кричали к оружию — только Ильдегерда сладко покоилась в объятиях надежды, кроткая улыбка награжденной добродетели сияла на девических, розо¬вых устах ее. Тут с распущенными власами вбежали к ней ее подруги: «Вставай, оставь сон твой! Смерть тебя ожидает!» С ужасом пробудилась Ильдегерда. «Что сделалось! Не загорелся ли замок? Не отворил ли какой предатель неприятелю ворот?» — тщетно повторяла она вопрос свой, на крылах ужаса отлетели чувства девиц, стоны, слезы были их ответом. Ильдегерда вскочила, набросила на плеча легкую ночную одежду, схва¬тила свечу и быстро побежала по переходам, из которых глухой стон несся ей навстречу. Вдруг попадается ей под ноги труп, и блуждающий взор ее открыл раненого, распростертого на полу, покрывающего обе¬ими руками кровавую рану свою и чувствующего хладное прикоснове¬ние смерти.

— Кто ты? — сказала с ужасом Ильдегерда.

— Умирающий, борющийся с смертию о радостях Валкалы.

— Как пришел ты сюда, кто дал тебе сию рану?

— Рука шведа. Свенд убит, Уффо пал, Тотт в Валкале.

«Боги!» — воскликнула пораженная Ильдегерда, свеча выпала из рук ее, и она без чувств упала на пол. Но скоро стоны умирающего подле нее вывели ее из бесчувствия, она пошла в свою горницу, заперлась и бросилась на землю. Ни одна слеза не катилась по щекам ее, ни один вздох не колебал ее груди. Сия первая, ужасная, немая горесть миновалась, она вынула Свендово письмо, взор ее устремился на слова «пусть слеза твоя упадет на преждевременный гроб мой, пусть вздох¬нет Ильдегерда о потере своего брата, своего супруга». И слезы градом покатились из глаз ее. «Брат мой, супруг мой, — повторяла она, рыдая, — брат мой, супруг мой», — более не могла она ничего произнести; но с сими именами возобновлялись в растерзанном сердце ее все картины прошедших радостей, все восхитительные картины будущего, кото¬

237

— ПРОЗА 1801 ГОДА —

рыми за несколько часов она во сне наслаждалась. В горести, кото¬рая беспрестанно