— будь нашей предво¬дительницей, нашей государыней! Посвяти нас поцелуем своим мще¬нию!» Ильдегерда обнимала их всех, и вдруг все рассеялись по уеди¬ненным горницам своим, повесили на стену лиры, арфы и бросились чистить свои оружия. Не в одних стенах замка пылало воинственное исступление, оно проникло рощу, быстрым полетом принеслось оно в ближний город, где еще столько жен рвались и рыдали над пеплом своих супругов, столько матерей плакали над телами сынов своих. Все отерли свои слезы, сняли с бездушных трупов любезных своих шлемы и панцири, мечи и вооружились, чтоб сражаться под знаменами Иль¬дегерды. Быстро, подобно ветру, пролетела молва по всей Норвегии, со всех сторон сбегались женщины и прежде, нежели вечерняя роса смешалась с кровлю умерщвленных, шесть тысяч амазонок, простира¬ясь на пространной равнине, стояли под предводительством Ильдегерды и под синим сводом неба клялися ей ужаснейшею клятвою мстить за ее супруга, за своих сынов, братьев. Так пошли они под тению ночи, Орион был их путеводителем.
На другой день построилось войско у подошвы одного холма, и вдруг под знамена его собрались беглецы, избавившиеся от пораже¬ния, и число их простиралось до двенадцати тысяч. Задумчиво смо¬трела героиня с высоты холма на военные ряды, простертые у ног ее. «Это последняя сила слабого отечества, — говорила она сама с собою, — горе ему, когда сии тысячи будут жертвами смерти. Оно должно пасть, если рука богов не будет за них сражаться. Бешеное воинство, победившее избраннейших норвежских воинов, рассеет сию малую, неопытную толпу, как медведь пчелиный рой; я не боюсь смерти, я посвятила себя ей, и каждый из следующих за мною охот¬нее свободным бросится в хладные ее объятия, чем согласится носить постыдные оковы бесчеловечных. Но что будет с невинными младен¬цами, которых мы оставили беспечно играющих в домах родитель¬ских! Неужели норвежские старцы должны в цепях шататься над своей могилой! Неужели потомство наше должно возрасти под желез¬ным игом неволи?»
Горестно преклонилась голова ее к сердцу, фантазия представляла ей картины ужасной будущности. Но вдруг, подобно молнии, проник-нул свет в ее душу. Теодорик, король Дании, сын сестры Ториной, был ближайший наследник норвежской короны после Свендовой смерти. Молва изображала его блестящими красками, приписывала ему кра¬соту, справедливость, мужество. Кровь Торы, говорил всяк, кто хотя
— ПРОЗА 1801 ГОДА —
нисколько дней пробыл у двора его, кровь Торы струится в жилах этого молодого героя.
Скоро решилась Ильдегерда и послала гонцов с вестию к Теодорику: «Свенда более нет на свете. Убийственная рука Ранфрида умертвила его. Герои Норвегии пали. Женщина, предводительствуя женщинами и беглецами, решилась мстить за опустошение своего отечества и за смерть монарха. Собери воинов твоих и поспеши избавить землю, кото¬рая признает тебя своим государем».
На быстрых конях полетели гонцы к берегам моря, где судно с напряженными парусами их ожидало. Ильдегерда приближилась, между тем, к неприятелю, который, рассеявшись на равнине, опустошал поля, расхищал домы и умерщвлял детей и стариков. С насмешливой улыб¬кой принял Ранфрид известие о приближении неустрашимых амазо¬нок. Злоба заблистала в его взоре, когда он услышал, что сама Ильде¬герда предводительствует этою толпою. «Дело идет хорошо! — сказал он с злодейскою усмешкой, — птичка сама попадается в клетку. Добро пожаловать; добро пожаловать, дорогая невеста! Понапрасну угрожа¬ешь ты мне! Я обнажил меч за тебя, а не против тебя. Посреди воен¬ного грома поведу я тебя в свою ставку, сладострастною рукою скину с тебя панцирь, буду увеселяться девственным твоим сопротивлением и прижмусь к полной груди твоей, которая не сотворена для того, чтобы носить железные латы». Так мечтал он, лежа на бархатном ковре в своей ставке, и сладострастные картины воспламеняли его чувства.
Спустя немного, толпы, рассеявшиеся для хищничества и убийства стариков и младенцев, возвратились со страхом в лагерь. Посланные от Ильдегерды захватили некоторых из грабителей, прочие убежали с вестию о приближении неприятеля. «Так ты уже близко, — говорил Ранфрид с злобною радостию, — право! Ты нетерпелива! Но прежде, нежели я мечом принужу тебя броситься в мои объятия, прежде посмо¬трю, не подействует ли искусно скованное оружие, от которого ярость женщины тает так, как снег от весеннего солнца, — оружие лести!» Ска¬зав сие, схватил он перо и написал следующее к Ильдегерде.
«Ранфрид, король Швеции и Норвегии, к храброй Ильдегерде.
Не с тем пришел я, чтобы сражаться с тобою, но с тем, чтоб быть твоим невольником. Скинь с себя грозное вооружение, оно не нужно; ты давно уже победила. С самой той месячной ночи, в которую ничего не значащая шутка ожесточила тебя против меня, с той самой ночи кра¬сота твоя беспрестанно в сердце Ранфрида. Для тебя извлек он меч, для тебя пустился он в опасности, для тебя пожертвовал тысячьми. И ты хочешь сражаться с ним, с ним, который лавры кладет к ногам твоим? Лучше было бы, когда б ты побежденному, который давно носит твои
16-5108
— ПРОЗА 1801 ГОДА —
оковы, подала великодушно руку. Неужели думаешь ты, упрямая голова, что женщины твои, научившись играть копьями, будут в состо¬янии сражаться с сильными рыцарями, от которых пали Тотт и Уффо} Выбрось из головы такую дрянь! Я предлагаю тебе мир и свое сердце. Останови свое прелестное войско, мне должно идти к тебе навстречу, мне, который решился получить тебя или как друга, или как неприя¬теля в свои руки».
В открытой ставке, гордо опершись на копье свое, приняла Ильде¬герда герольда, принесшего ей это письмо. «Благодари право войны, — сказала она грозно, — за то, что я не мщу присланному за бесстыдство пославшего. Ответ Ильдегерды есть презрение — отнеси его Ранфриду». С сими словами отворотилась она от трепещущего вестника и пошла приготовлять верных подруг своих к настающей решительной минуте.
«Га! Все прежняя гордость! — вскричал Ранфрид, скрежеща зубами, — все то же презрение, с которым ты некогда упрекала меня за похище¬ние сандалий, так будь же жертвою своего упорства; живую поймаю я тебя и стыд будет твоим наказанием!» Вечер наступил, Ранфрид послал другого герольда в лагерь.
«Завтра, — так говорил его посланный, — завтра восходящее солнце будет свидетелем моего торжества! Вооружися, женщина! Ободряй женщин своих! Завтра воины мои в оковах плена приведут вас в стан Ранфридов».
Улыбка была ответом Ильдегерды, принужденная улыбка на устах ее и горестное предчувствие будущего в сердце. Она не могла скрыть от себя, что малая толпа ее была бессильна противу непри¬ятеля, который втрое был многочисленнее, она видела, что муже¬ство и храбрость едва составившейся толпы ее были ничто против искусства и многолюдства — амазонки ее посвятили себя смерти, она сама почитала сладостным умереть за того, кто за нее умер; смерть не заставляла ее трепетать. Но прийти в Валкалу, где, может быть, старый рыцарь встретит ее с вопросом, исполнила ли она клятву свою? И она должна будет отвечать нет, это, это одно заставляло трепетать ее. «Отец богов, — воскликнула она с слезящим взором, — этот вечер может быть последний в моей жизни! Неужели завтрашнее сраже¬ние должно погрузить отечество мое в неволю! О, дай мне, в шуму битвы, встретиться с злодеем, похитившим жизнь моего супруга, да обретет рука моя путь к его сердцу! Пусть падем мы вместе! Если ж меч мой не свергнет его в мрак Нифлеймура, то лиши его последней отрады страдать посреди тысячей — пусть страдает он один посреди блаженства Валкалы, пусть счастие тех, которых он преследовал, пусть радости их будут ему ужаснейшим мучением». Так молилась Ильде¬
— ПРОЗА 1801 ГОДА —
герда, мщение заглушило чувства нежности в ее сердце. Уже вечер¬ние звезды блистали на небе, и Ильдегерда разослала по всем палат¬кам вестников. «Веселитесь, — говорили они с именем, — пускай в чаше радости пенится вино, пускай сон успокоивает вас до восхожде¬ния солнца, потом вооружитесь, восшлите молитву к богам и высту¬пите на равнину — завтра решительный день».
Народы ее услышали сие повеление, наполнили чаши свои и пили весело до свидания в Валкале. Между тем Ильдегерда взошла на холм, бледно освещаемый лучом месяца, приказала воздвигнуть алтарь и принесла жертву богу сражений — тут пришла к ней Эльга, любезней¬шая из подруг ее.
— Позволь мне, — говорила она ей с нежностию сестры, — позволь мне представить тебе свои опасения и предчувствия! Ты худо посту¬пила, отпустив с таким презрением Ранфридовых герольдов.
Ильдегерда. Но что бы сделала Эльга на моем месте?
Эльга. Ты послала гонцов к Теодорику, датскому государю; все прославляют сего молодого героя, но наше мщение не есть его еще мщение; его нетерпеливость не так велика, как наша. Но положим, что он согласится на твое предложение; положим, что новый престол поль¬стит его властолюбию, что он вооружится для приобретения новой короны — чего ожидаешь ты от его помощи? Решительный час прибли¬жается. Моли Одина, чтоб он дал крылья Теодорикову войску. Мы или победим, или погибнем без него, ибо король Дании всегда придет поздно.
Ильдегерда. Какое ж заключение выводишь ты из сего?
Эльга. Я заключаю, что Ильдегерда сделала бы лучше, когда б на несколько времени оставила мужеские оружия и употребляла женские: лесть и притворство; когда б обольстила Ранфридовых посланных обеща¬ниями, двусмысленными ответами, некоторою надеждою — чем более времени, тем лучше!
Ильдегерда. Ты правду говоришь, но для убийцы своего супруга имеет Ильдегерда только кинжал. Мне хотя минуту оставить Ранфрида в надежде, что я благосклонна к подлым его предложениям! Нет! Это было бы преступление моей клятвы, измена тени нашего государя — нет! Не говори мне об этом более! Лучше умрем с честию.
Эльга. Я удивляюсь твоему мужеству, но не политике.
Ильдегерда. Как хочешь — я как друг слушала твои советы, но как полководец повелеваю тебе молчать; утро показывается, мало осталось нам времени, поди, дай мне молиться, взберись на вершину того холма, смотри на неприятельской лагерь и позови меня, когда приметишь в нем движение, мы сойдем и разбудим войско.
16*
— ПРОЗА 1801 ГОДА —
Эльга пошла, Ильдегерда приносила жертву и молилась. Края восточ¬ных облаков позлатились.
— Эльга, не видишь ли ты чего?
Эльга. На полях царствует мертвая тишина. Я слышу пение раннего жаворонка.
Ильдегерда молилась с жаром, дым жертвы ее подымался столбом; край солнца показался на восточном горизонте.
— Эльга, не видишь ли ты чего?
Эльга. Несколько человек ходят, рассеявшись в лагере. Они ведут поить лошадей.
Ильдегерда. Скоро, скоро наступит время!
Она подняла взоры и руки к небу и молилась громко и с жаром. Величественно показалось солнце.
— Эльга, не видишь ли ты чего?
Эльга.
