взяла на руки спящее дитя, и оно не пробудилось. Осто¬рожно пробиралась Ильдегерда с своей подругой по темным переходам, наконец пришла она к маленькой двери замка, которую подкупленный страж отворил для нее. Она обратила назад слезящие взоры.

— В те ворота входила я некогда в торжестве, а нынче, как преступ¬ница, должна скрываться чрез потаенную дверь сию. Тогда великолеп¬ное солнце освещало радостный путь мой, теперь только уединенный месяц светится в горестных слезах моих — клятвопреступный супруг! Пойдем, пойдем! Я не хочу проклинать его!

Сказав сие, взяла она маленького Гальдана в свои руки. Нежность матери не хотела оставить его чужому попечению, с осторожностию несла она его сквозь непроходимые леса, чрез утесистые горы. Ночь была холодна, но крупные потовые капли катились с лица Ильдегерды, руки ее были изранены терновыми иглами, ноги изрезаны острыми камнями, и кровавые следы ее были приметны на желтом песке, по которому она шла. Уже целые два часа продолжался путь их.

— Верно, ты устала, бедная Эльга.

— Признаться, государыня, очень устала!

— Неудивительно! У тебя нет на руках сына, прости мне, добрая

Эльга

Эльга. Ты обижаешь меня, я готова умереть с тобою. Они шли еще долго, но морской воздух не веял им навстречу, кустар¬ник час от часу становился гуще, дорога час от часу делалась труднее.

— Кажется, — сказала Эльга, — занимается заря. Видишь ли эту золо¬тую полосу на востоке? Горе нам, если солнце будет нашим предателем.

— Ободрись, это продолжится недолго. Мы слишком отошли влево, первый луч дня покажет нам настоящую дорогу.

Они удвоили шаги свои, страх придавал им крылья, подобно диким козам, перебегали они с одного утеса на другой, подобно гонимым ланям, переплывали быстрые потоки.

Вдруг поднялся вокруг их густой туман, собрался в мрачное облако перед утреннею зарею и составил другую ночь, которая была гораздо

18*

*?7

— ПРОЗА 1801 ГОДА —

мрачнее, гораздо непроницательнее! Бедная Ильдегерда, опасаясь, чтобы сырой утренний воздух не был вреден для маленького Гальдана, укрыла и увернула его всем, что могла отделить от своей одежды. Уста¬лость начинала одолевать ее, она вооружилась мужеством и, изнемогая сама, старалась еще утешительными словами подкрепить свою Эльгу.

Наконец сия последняя без сил повалилась на камень. «Прости мне, государыня, — сказала она, — я не могу более».

— Боги, боги, этого слишком много, — вскричала Ильдегерда, — Один, не обременяй меня бедствиями, которых я снести не в состоя¬нии, соедини туман сей в громовую тучу и пошли из нее стрелу Гелы в мое сердце.

Изнемогши, бросилась она подле своей подруги на сырую землю, холодная дрожь пробежала в ее жилах, слабо прижала она маленького Гальдана к сердцу, и горячие слезы ее лились на лицо спящего младенца.

Тут зашумел сильный дождь, смешанный с градом, в несколько минут поля покрылись водою, бедные изгнанницы были промочены насквозь, под ногами их текли потоки, крупные капли сыпались с дерев на их головы. Маленький Гальдан, который, под сводом раздраженного неба, по сию пору так спокойно спал в объятиях матери, проснулся, облитый, несмотря на ее старания, холодным дождем, и наполнял воз¬дух пронзительными криками. Материнское сердце раздиралось и обливалось кровию. Напрасно ласкала она бедного младенца, напрасно давала ему сосать грудь, в которой страдания и горесть почти всю пищу истощили; ничто не помогло. Наконец мужество ее пропало, надежда на провидение, защищающее невинность, готова была погаснуть в ее сердце, она готова была проклинать жизнь свою.

Вдруг недалеко в кустах послышался собачий лай! Новая жизнь, новые надежды продлились в ее сердце, новые силы подкрепили изне¬могшие ее кости. Она вскочила, подала утомленной подруге своей руку и помогла ей встать. Разделяя левою рукою густой кустарник, а правою прижимая ко груди бедное, страждущее дитя свое, пошла она прямо на голос, который час от часу приближался.

Вдруг увидела она пред собою низкую хижину, которой сплетшиеся ветви дерев служили защитой от бурь. «Я найду здесь людей, — гово¬рила она сама с собою, — чистосердечно расскажу им все, страдания мои, конечно, тронут сердца лесных жителей, они не откажут мне в своей помощи. Если не удастся мне упросить их, то последним моим прибежищем будет сей кинжал!» Таким образом, приготовясь ко всему, смело постучалась она у дверей хижины.

Но кто изобразит ее удивление, когда женский голос отвечал ей извнутри: «Благословляю тебя, царица Дании и Норвегии, благословляю при¬

27г

— ПРОЗА 1801 ГОДА —

ход твой, войди и грейся у огня моего, войди вместе с твоим Галъданом, вме¬сте с верною Эльгою».

Тут отворилась дверь хижины, и наша героиня увидела сидящую у огня седую старуху, которая встала, опираясь костылем, побрела к ней навстречу, взяла ее за руку и посадила на кровать, сплетенную из трост¬ника и устланную мягким мохом. С добродушною заботливостию ото¬грела она маленького Гальдана перед огнем, надоила козьего молока, чтобы покормить его, и принесла для своих посетителей плодов, хлеба и напитков, которые сама составляла из соку лесных ягод; все сие ожив¬ляла она дружелюбным разговором; просила гостей своих не отвергать простой ее пищи и не презирать ее бедности, ибо она от доброго сердца предлагала им все, что имела.

— Когда вы, — продолжала она, — успокоитесь от трудов и ужасов прошедшей ночи, то покажу я вам кратчайший путь к морскому берегу; правда, уже давно я не выходила из хижины, ибо вы сами знаете: дрях¬лость неразлучна с слабостию, но нынче кое-как пойду я с вами, такая добрая государыня стоит, чтоб ей пожертвовать последними своими силами. Не беспокойтесь, вас преследовать не будут, корабль стоит в безопасном заливе, ветер попутный, и прежде, нежели солнце совер¬шит половину пути своего, берега Дании пропадут из глаз ваших.

Добрая государыня с изумлением посмотрела в глаза старухи, кото¬рой, казалось, были известны все ее мысли, она не знала, как разрешить эту загадку.

— Кто ты, непонятная? — сказала она с видом недоверчивости, — кто ты? Или таимая книга судьбы раскрыта пред лицом твоим?

— Я Сванильда, — отвечала старушка, — Сванильда, столетняя пред-сказательница, которой имя, может быть, давно тебе известно.

Священный ужас почтения наполнил сердце государыни при сло¬вах сих: она много слышала чудесного о Сванильде при дворе своего супруга и за несколько минут собственным опытом уверилась, что все сказанное об ней было мало, недостаточно. Скрываться пред любими¬цею богов показалось для нее бесполезным, и она решилась, расска¬зав ей все, что, может быть, уже давно было ей известно, просить ее помощи.

Предсказательница обещала сделать для нее все, что могла, и сдер¬жала свое слово.

Как скоро бедные странницы высушили свои платья, выжали взмок¬шие свои волосы и утолили голод, взяла она посох, чтобы их проводить к морю. С поспешностию, какая только была ей возможна с бременем столетия, лежавшего на плечах ее, вела она своих посетительниц по тропинке, ей одной известной; скоро пришли они на берег; матросы

279

— ПРОЗА 1801 ГОДА —

восклицаниями встретили свою повелительницу, свежий воздух наду¬вал ветрила, и луч просиявшего солнца блистал на колеблющихся вол¬нах; Сванильда обняла Ильдегерду:

— Прости, — сказала она величественным голосом и быстро устре¬мила на нее глаза свои, небесный огнь пылал в ее взорах. — Прости, скоро на хребте моря с ополчением сильным возвратишься ты на берега Дании; опустошенные поля ее, облитые кровию, будут ожидать спасения от руки твоей; к тебе будет обращен слезящий взор поселянина, уединенно блуж¬дающего на разоренных своих нивах, к тебе будут нестись стоны плачущих, оставленных сирот. И ты возвратишься, возвратишься, подобно божеству благотворящему, при звучных плесках миллионов’, и враги падут пред тобою, благословенная мать царей, и в поздних веках загремит славное имя Ильде¬герды — смотри, из рода в род передают венценосные твои потомки обвитый лаврами скиптр норвежский; смотри…

Еще пророчествовала вдохновенная жена с утеса, склоненного на пенистые волны, еще, простерши руку, посылала она благословение бегущим, как уже великое пространство разлучало их с землею, кото¬рая с их изгнанием погружалась в бедствия; плавание было счастливо, погода была ясная; в несколько дней достигла Ильдегерда отечествен¬ных берегов своих и удалилась в густоту леса, в самый тот замок, в кото¬ром некогда проливала она слезы о Торе и вздыхала о юном любезном Свенде.

Возвратимся к бедному, обольщенному Теодорику.

Едва успел он пробудиться от краткого сна, который больше уто¬мил его, чем успокоил, как пришли ему возвестить, что одна из жен¬щин государыни ожидала позволения быть допущенною пред лицо его.

— Впусти ее! — сказал оробевший государь, предчувствуя что-нибудь необыкновенное; краска вступила в лицо его, робкий взор его был неподвижно устремлен на дверь.

Тут вошла Инжильберта, сестра Эльги, она была одета в печальное платье, долгий флер покрывал ее голову и простирался до самых ее ног; ее мрачная одежда, немая горесть, изображенная на лице ее, были ужасным предзнаменованием для робкого Теодорикова сердца; мед¬ленно подошла она к государю, безмолвно подала письмо и удалилась. Трепеща, развернул его Теодорик и прочел следующее:

«Ильдегерда ко Теодорику, королю Дании и Норвегии.

Твое великодушие — ты называл его любовью — понудило меня принять венец из руки твоей тогда, когда кровь шведов оба¬гряла мои латы. В воинственном вооружении понравилась я Теодо¬рику, в одежде супруги перестаю ему нравиться; некогда кровь Ран¬фрида отворила мне путь к престолу, теперь его же кровь лишает меня

280

— ПРОЗА 1801 ГОДА —

короны. И твои, и мои враги торжествуют, но я не унижусь до того, чтобы обвинять их. Я возвращаю тебе венец, который не честолюбие наложило на мою голову; чтобы избегнуть ожидавшего меня поно¬шения, я добровольно кладу его к ногам твоим. Сан, которым воля твоя облекла меня, не заставил меня еще забыть достоинства, в кото¬рое я опять вступить намерена. Я не буду укорять тебя; я ничего не лишилась, ничего, кроме твоего сердца, которое потеряно навеки. Будь счастлив, будь спокоен, если это возможно в таком положении, в каком я тебя оставляю. Я спешу в леса моего отечества; там найду я то спокойствие, которого не нашла на троне, и если когда, не возмущая радостей новой любви твоей, будешь ты воспоминать об Ильдегерде, то помни, что никогда не забудет она в Теодорике отца своего сына! Иль-дегерда».

Читатель! Ты сам можешь представить, какое впечатление произ¬вело в душе Теодорика торжественное прощание Ильдегерды; ты знаешь его, он не был злодеем, не был и тогда, когда слабость и легкость его характера увлекали его во многие преступления; вся нежность его про¬будилась в сию минуту, он опять увидел в Ильдегерде любезную, бес¬подобную женщину, мать своего сына, страждущую невинность, он решился