говорил один другому, —друзья или неприятели?» И скоро раздалось со всех сторон: «Это Ильдегерда, это наша государыня! Сия мужественная, сия добрая, великая душа! Кто осмелится сражаться с нею! Если она идет с помо-щию к Теодорику, то справедливость будет на его стороне и мы —г воз¬мутители. Пойдем, полетим к ногам ее, полетим испросить помилова¬ния у героини».
С сими словами вдруг отделяются в разных местах лагеря толпы, оставляют своих предводителей и бегут, восклицая громко: «Да здрав¬ствует царица Ильдегерда!», один увлекает другого, и тысячи стремятся, не зная, зачем и куда? Они ломают в знак мира зеленые ветви, бросают оружие перед стражами Ильдегерды, хотевшими воспрепятствовать их стремлению, с торжественными криками проницают в лагерь и громко, единогласно зовут свою государыню.
Она выходит, выходит к ним с величием на челе своем, подобно сияющему божеству; датчане бросаются на колена, подымают высоко зеленые ветви, благословляют великую и молят о прощении…
Героиня подает знак, и тишина смерти распространяется окрест; робкое ожидание изображается на всех лицах. «Благодарю вас, — гово¬рит она, — благодарю вас за любовь вашу, сердце мое чувствует ее цену, и я не стыжусь проливать слезы; я женщина и чувствительна, но не мне, не мне должно прощать преступлениям — падите к ногам вашего государя: он оскорблен вами, и его должны умолять ваши слезы — я только могу просить об вас монарха, я только могу соединить слезы
290
— ПРОЗА 1801 ГОДА —
свои с вашими слезами; теперь подите, рассейтесь посреди моих наро¬дов и ожидайте будущего утра, с восходящим солнцем разрешится для вас очарование, доселе омрачавшее ваши чувства».
Она умолкла, и с почтением повиновались ее гласу беспрестанно прибывающие толпы, лагерь был мал для помещения новопришед-ших; и они провели ночь под звездным небом, нетерпеливо ожидая восшествия солнца.
Оно взошло, и тщетно искали противника взоры Ильдегерды. Несмотря на бешенство Гаральда, несмотря на ужасный пример мно¬гих умерщвленных собственною его рукою, ежеминутно уменьшалось грозное это ополчение: все бежало, и, наконец, он остался один, один с отчаянием, с ужасом в сердце, постыдное заключение и смерть пред¬ставлялись ему в будущем. Не имея довольно мужества, чтобы прон¬зить мечом свое сердце, он полетел во мраке ночи к морю, бросился в рыбачью лодку, направил путь свой к берегам Германии и в бедном уединенном селе сокрыл свой стыд и свои страдания.
Никто не преследовал бегущего; чрез несколько лет пресеклась бед¬ственная жизнь его, и от мучений совести перешел он к мучениям Ниф-леймура.
Горестно возблагодарила Ильдегерда бога сражений за великую победу, которую он ниспослал ей без меча и крови; и едва кончила она жертвоприношение, как возвестили ей скорое прибытие государя, который с толпою своих приверженных оставил долину и сквозь опу¬стевший неприятельский лагерь шел во сретение своей избавитель¬ницы; она поспешила принять его; какое божество одушевляет перо мое, стремящееся изобразить великое сие явление! Теодорик соскочил с коня своего и бросился на колена пред Ильдегердой, простирался в прахе у ног великой, и слезы его катились градом, и рыдания заглу¬шали слова его — Ильдегерда подняла его и кротким голосом просила забыть прошедшее и простить возмутившихся. Она повела его во вну¬тренность своей ставки, чтобы сокрыть от взоров войска стыд и униже¬ние повелителя.
Какое торжество для изгнанной! Возложить венец на голову небла¬годарного, дать ему почувствовать, что, несмотря на его несправедли¬вость, она все царствует в сердцах своих подданных — какая слава!
Посреди громких торжественных кликов приближались они к сто¬лице, все врата были отверсты, все сердца летели им навстречу; Люит¬гардис была освобождена; с нежностию сестры обняла ее Ильдегерда, ни одна укоризна, ни один гордый взор не оскорбил юную государыню. Можно представить, каково было тогда Теодорику. Больше, нежели когда-нибудь, любил он Ильдегерду, войска обожали ее, сердца датчан
19-5108
— ПРОЗА 1801 ГОДА —
были привержены к ней, как к божеству благотворящему, и с глубоким почтением устремились на нее взоры придворных.
Все были уверены, что она после всего, сделанного ею для отечества, с честию вступит в первые права свои и возвратит потерянный сан свой. Все были уверены, что она сама потребует справедливости. Государь от всего сердца соглашался загладить свое преступление, и Люитгар¬дис, хотя трепетала и от одной мысли, не могла не признаться, что Иль¬дегерда была достойна преимущества пред нею. Мнение сие было под¬тверждено, когда она потребовала всеобщего собрания государствен¬ных чинов, чтобы говорить пред лицом всей нации.
День для торжества сего был назначен, и с нетерпеливостию ожи¬дали датчане его наступления. Читатель, если ты хочешь быть свидете¬лем великолепного зрелища, то следуй за мною на холм, с которого ты все увидеть можешь.
Утро наступает, лучи восходящего солнца льются на пространную равнину, которая, красуясь разнообразием пестрых цветов и ороша¬ясь пенистыми ручьями, великолепно расстилается пред глазами зри¬теля. Смотри, там, в синей отдаленности, исполински подымается к небу сосновый лес, вправо катится тихая река по разноцветным крем¬ням и чистому песку и, тихо волнуясь, отражает яркие, золотые лучи солнца; в левой стороне величественно восходит грозный утес, кото¬рого глава часто кончается тучами, к стопам которого часто сыплются небесные громы. Ныне вершина его чиста, ни одно облако не носится над нею — на ней воздвигнут алтарь; священный жрец преклоняется при ступенях его и воспаляет на нем огнь жертвенный.
Но что сияет там посреди пространной равнины? Что с таким бле¬ском отражает огненные лучи солнца? И что ослепляет взоры блестя¬щей смесью злата с разноцветными красками?
Это престол государев, воздвигнутый на пяти ступенях, обитых алым бархатом. Парчовые завесы, подобранные золотыми снурами, осеняют высокий стул царский, искусно выточенный из слоновой кости. Тут на бархатном ковре лежит блестящая корона, украшенная доро¬гими камнями, и подле нее золотой скиптр монарший; тысячи белых и страусовых перьев веют на пышном балдахине и тихо склоняются на седалище государя.
Но что сияет по обеим сторонам великолепного трона, подобно звездам кротким, подле всеослепляющего солнца?
То престолы государынь, воздвигнутые на трех ступенях, обитых голубым атласом, малые, позлащенные кресла стоят под серебряным балдахином; на вершине его колеблются зефиром снегобелые страусо¬вые перья.
— ПРОЗА 1801 ГОДА —
В отдалении раздаются громы труб и литавр, извещают торже¬ственное шествие — с громкими восклицаниями окружает народ колес¬ницу, которая везет монарха; по правую руку его сидит Ильдегерда в воинственном вооружении, с открытым забралом шлема, на челе ее изображено веселие; по левую руку его сидит Люитгардис, задумчи-вость и уныние на лице ее, горестное ожидание в ее сердце; подобно морю, волнуется народ, окружающий колесницу и спешащий выйти из города. Уже они приближаются, шесть тысяч гордых амазонок, под предводительством верной Эльги, скачут в сомкнутых рядах, с подъя¬тыми мечами наперед, разделяются по равнине и окружают престол своего повелителя, за ними следует торжественная монаршая колес¬ница, и блестящие ряды телохранителей окружают ее отвсюду; четыре, как снег, белые коня медленно влекут ее, гордо потрясают они долгими, крутящимися гривами и, ярясь, бьют в землю ногами; глаза их горят, ноздри пышут огнем, и рука управляющего ими едва может удержать их стремление. За колесницей следуют рыцари и вожди государства, и каждый из них предводительствует особенным отрядом своих воору-женных; цепь сия бесконечна.
Теодорик восходит на престол свой, и обе государыни садятся по бокам его. Вельможи занимают места на ступенях трона, четыре герольда тру¬бят в трубы, и все умолкает; все тихо, как будто какое божество за один раз превратило в камни миллионы. Никто не смеет дышать, никто не смеет сойти с места, на котором остановился.
Тут поднялась Ильдегерда с своего стула и начала говорить следую¬щее предстоящим:
— Монарх Дании, повелитель и супруг мой, вельможи и народ, не ожидайте, чтобы просьба моя собрала вас только для того, чтобы сде¬лать свидетелями поступка, который унизил бы мое сердце; несча¬стие, безвинно поразившее Ильдегерду, не уменьшило ее мужества и не лишило благородства ее сердца. Далека она от того, чтобы искать воз¬мездия за свои страдания — нет, я не с тем пришла сюда, чтобы воз-вратить место, потерянное мною на престоле, воля моего государя и вы, достопочтенные вельможи, почли необходимым утвердить связь между державами севера и тем избегнуть брани и раздора — я чту вашу мудрость и не хочу похитить спокойствия, обитающего на полях Дании. Я признаю Люитгардис, если не своею, так, по крайней мере, вашею государынею… Да любит она Теодорика так, как и я его любила и люблю; Ильдегерда будет ее сестрою, а не соперницей. Итак, мне нечего просить от вас для себя! Просить? Нет, Ильдегерда никогда не просит! Она требует справедливости! Она требует от вас, вельможи и народ, чтобы возвратить сыну то, что отнял отец у матери; да не вос-
19*
293
— ПРОЗА 1801 ГОДА —
помнит никогда Гальдан, что он рожден от изгнанницы, воскликните единогласно, народы Дании: «Принц Гальдан — перворожденный сын Теодориков».
Народ. Принц Гальдан — перворожденный сын Теодориков (повто¬ряет еще многократно).
Ильдегерда. Когда так, то где искать ему отечественного наследства? Народ. Он наследник обоих государств!
Ильдегерда. Благодарю вас (становится на одно колено пред государем). Теодорик, скажи, подтверждает ли сердце твое то, что громкие клики народов твоих возвращают твоему первенцу?
Добрый государь, краснея, поднял преклонившуюся пред ним геро¬иню и прижал ее к сердцу.
— Разве не тебе обязан я сей короной, сим престолом? — сказал он, — разве не тебя должен благодарить за многие блаженные часы своей жизни, и ты еще меня спрашиваешь? Или ты хочешь устыдить преступника!
— Хорошо! — сказала Ильдегерда, — недостает только твоего голоса, скромная Люитгардис.
Любезная красавица, в глазах которой давно блистали слезы, встала и бросилась к ногам героини.
— Несравненная, божественная Ильдегерда! Прости мне, что хочу подражать тебе в великодушии: возьми его, возьми обратно скиптр сей, которого без намерения лишила тебя Люитгардис — ах, ты одна его достойна — позволь мне в уединении заслужить имя твоего друга, заслужить любовь твою.
Ильдегерда (поднимая ее). Нет, нет, ты государыня и должна остаться ею; как женщина отказалась я от всего, но как мать говорю я теперь, говорю с тем, чтобы сын мой, которого судьба соединена с моею, не стал некогда проклинать моей слабости. Для того, чтобы отворить ему путь чести, загражденный для него в самой колыбели, предстала я пред лицо народов Дании! Изъяснись, Люитгардис!
Люитгардис. Внемлите, народы, внемлите слабому моему гласу! И ты, всеведущая Вара, богиня чистосердечных обетов, мститель¬ница клятвопреступным, пред лицом твоим признаю принца Гальдана законным наследником обеих держав севера, и если Сиофна благосло¬вит брачное мое ложе, то проклинаю младенца, который дерзновенно осмелится преступить клятву своей матери.
