стрел и камней летит с крепости; осаждающие герои презирают их; стрелы сии не останавливают их течения: они взбираются с луками своими вверх и уже под самыми стенами. Тогда ужасный Сарлем повелевает обрушить с высоты стен громады камней на осаждающих и излить на них растопленную смолу и кипящее масло. Герои трех кантонов пора¬жены, подавлены; огненное масло сожигает их; они умирают посреди несноснейших мучений; раздробленные падшими на них камнями, они наполняют воздух воплем, но самые вопли сии для свободы. Умираю¬щие, забыв страдания и смерть, поощряют друзей своих, побуждают их попирать свои тела и по ним взбираться на стены. Австрийцы с злобою ругаются над ними. Сарлем, стоящий наверху стены, смеется их безу¬спешным усилиям; Сарлем воспламеняет своих воинов, и его присут¬ствие и его мужество — сильнейший оплот для осажденных.
Вильгельм, окруженный мертвыми, умирающими, с мужеством взбирается вверх, но вдруг, приведенный в ужас множеством погибаю¬щих воинов своих, он останавливается, призывает Мелькталя и, укоряя себя за то, что внимал одному только слепому мужеству, учинив простую осаду, он повелевает ему оставить место сражения, взять с собою избран-нейших воинов и идти осадить крепость с западу, между тем как он сам и Вернер удвоят усилия свои, дабы осажденным не дать приметить сего движения. Мелькталь повинуется, Вильгельм и Вернер подают новый знак; громкие крики раздаются, и Сарлем и его сообщники, принуж¬денные отражать новую, сильнейшую осаду, совокупляют все силы свои на защищение себя от Вильгельма. Между тем Мелькталь с своими летит, устремляется к западным, слабо защищаемым вратам крепости. Мелькталь поражает их своею секирою; Мелькталь повелевает прине¬
336
— ПРОЗА 1801 ГОДА —
сти факел; ворота пылают, и Мелькталь устремляется, Мелькталь про¬ницает в средину крепости с друзьями своими из Ундервальда. Все усту¬пает, все бежит, все гибнет. Сарлем, отражавший Теля, незапно внимает вопли бегущих, различает восклицания победителей. Он хочет лететь против них, обращается. Мелькталь уже пред ним, Мелькталь, быстрый, как удар Перуна, разит его топором своим, разделяет надвое его голову, и взбежав на стену, простерши руки, восклицает громко: поведа Виль¬гельм соединяется с ним; знамя Ури веет и блестит на ужасной твер¬дыне. Вильгельм, Мелькталь и Вернер, стоящие на куче мертвых тел, подымают руки к богу побед, приносят ему дань благодарности и ответ¬ствуют восклицаниям народа, ими избавленного.
Скоро крепость очищается от трупов, которыми она была напол¬нена; воинства трех кантонов окружают, толпятся вокруг своих вож¬дей, несут их во среду обитателей альторфских, которые стекаются со всех сторон на площадь, дабы узреть своих избавителей, дабы цело¬вать победоносные руки их, дабы их мужеству, их искусству пору¬чить хранение своей свободы. Но Вильгельм знаком требует молчания, Вильгельм говорит к народу: «Граждане! Вы свободны, но драгоцен¬ную свободу сию, может быть, труднее сохранить, нежели приобресть: для одного нужно только мужество; для другого добродетели, твердые, незыблемые, неизменяемые. Берегитесь уповаться победою и наибо¬лее слепо обожать тех, которые одержали ее с вами. Вы уже хотите сде¬лать нас вождями своими тогда, когда единственная награда, которой ищу я за свои заслуги, которой жаждет мое сердце, состоит в том, чтобы я опять вступил в сан простого воина, опять сравнялся с вами, сограж¬дане! В обществе мы все полезны; горе тому, кто считает себя нужным! Горе народу, который не накажет его за единую мысль сию!
Совокупитесь, рассмотрите с мудростию свои пользы и ваши новые намерения; да каждый из вас, следуя законам, может мыслить, гово¬рить о том, что он признает полезным для своей отчизны; да свобода сия дастся всякому совершеннолетнему гражданину! Кто любит свое отечество, тот имеет уже право заниматься им, платить ему дань ума своего. Изберите себе ландмана, да древнее имя сие, почтенное для предков наших, будет почтеннее для вас; да управляется он Верхов¬ным Советом, да Верховный Совет сей чтит его волю! Покоритесь зако¬нам: без них вы ничто! Свобода есть только повиновение мудрым зако¬нам. Сохраните чистоту нравов своих: без добродетелей нет свободы.
Я, сограждане, я не хочу, я не требую, не приемлю от вас ничего, кроме священного имени брата вашего. Ожидайте новых сражений; новые воинства пошлет на вас император. Готовьтесь отразить их, упо¬вайте на Всемощного и на свою руку и призовите к свободе другие кан¬
337
— ПРОЗА 1801 ГОДА —
тоны Швейцарии. Или надежда обольщает меня, или сердца швейца¬ров будут отвечать вашему гласу. Тогда своими трудами, своими добро¬детелями и мужеством положите вы основание республики, которая удивит и приведет в ужас всю Европу. Тогда цари земные будут искать союза с вами и станут почитать себя непобедимыми под защитою швей¬царов. Тогда мирное счастие поселится на цветущих долинах ваших, на неприступных утесах, вас ограждающих. Оно исчезнет только тогда, когда вы забудете добродетель».
Так говорил Вильгельм Тель. Народ ответствует ему восклицани¬ями; народ, не медля, приступает к избранию своих правителей. Тель, Вернер, Мелькталь, вступивши опять в сан простых граждан, получают в награду своих подвигов дубовые венцы и приобщаются к народу, который, в течение двух веков, необоримо отражал усилия Империи и на победах соорудил колосс своей свободы.
РОЗАЛЬБА
СИЦИЛИЙСКАЯ ПОВЕСТЬ
С тех пор, как начали во Франции философствовать, умствовать, верить только истинному, волшебство потеряло совсем свою силу. Теперь не верят уже ни колдовствам, ни любовным питьям, ни ворож-бам, которые были столь славны в древние времена и кои приводили в ужас предков наших. Теперь смеются над теми, кои предсказывают будущее, узнают судьбу человека, ворожат в карты, угадывают все на яичном белке или на кофе; все над этим смеются, но я не смеюсь. Не приводя в пример многих приключений, утвержденных достовер¬ными свидетелями, я вижу всякий день такие происшествия, которые уверяют меня в истине колдовства. Когда два любовника, страсть кото¬рых от разлуки, гонений и различных препятствий не только не умень¬шается, но еще усиливается, соединятся наконец чрез долговременное постоянство узами брака, вдруг перестав любить, сделаются друг другу неверными, то не колдовство ли тому причиною, что они опять начи¬нают любить друг друга и хранить взаимную верность. Когда безутеш¬ная вдова, умирающая почти от горести на гробе супруга и заставляю¬щая всех друзей своих опасаться, что отчаяние лишит ее разума, при¬ходит опять в себя при виде молодого, прекрасного мужчины и, оти¬рая слезы, орошающие лицо ее, отдает своему утешителю драгоценно¬
338
— ПРОЗА 1801 ГОДА —
сти, которые милее ему всего, и счастье свое, о котором он мало забо¬тится, то не очевидно ли, что причиною тому какое-нибудь любовное питье. Конечно, и я основываю свое утверждение на многих подобных сему приключениях. В Ишпании, Италии и Сицилии учреждены суди¬лища, кои должны строго наказывать колдунов и волшебников; вот новое доказательство, что искусство их не химерное. Этот истинный анекдот, который слышал я от очевидных свидетелей, подтвердит это доказательство.
Розальба родилась в Палерме1 от знатных и богатых родителей. Сча¬стие благоприятствовало ей, но природа еще более. Она была пре¬красна, мила, тиха и умна; была единственная дочь отца своего, кото¬рый почти боготворил ее. Тщательнейшее воспитание, лучшие учителя раскрыли счастливые дарования Розальбы. На четырнадцатом году превосходила она уже красотою всех сицилианок; она читала Расина, Попе, Серванта и даже Геснера2, сочиняла стихи, кои не показывала никому, кроме отца своего, и кои нравились не только ему, но и другим, пела песни Лео3 восхитительно, и когда аккомпанировала их на арфе, то кардиналы и прелаты, кои знали музыку, утверждали, что и самые ангелы не могут петь лучше Розальбы.
С такими прелестями, с такими дарованиями соединяла Розальба сто тысяч червонцев ежегодного доходу. По сей причине знатнейшие сицилийские вельможи искали руки ее. Старый граф Сканзано, благо¬разумный отец ее, знал, что блистательнейшее супружество не всегда бывает счастливо, и для того не старался найти знатного и богатого жениха своей дочери. Он не ласкал никого из молодых людей, приез¬жавших к нему на балы и концерты и желавших понравиться Розальбе, но оставил на ее волю выбрать себе супруга.
Розальба долго была в нерешимости. Она имела нежный, живой, пылкий характер, который составляет отличительное свойство всех сицилианок; она достигла шестнадцати лет, но сердце ее, которое начинало уже чувствовать потребность любить, не говорило еще ни в чью пользу. Однако ж глаза ее отличили от всех обожателей моло¬дого герцога Кастелламара. Высокий, тонкий стан, прекрасное лицо, ум, мужество, знатность и молодость давали герцогу преимущество перед своими соперниками, умнейшими, нежели он. Лишившись еще в молодых летах родителей своих, он наслаждался полною свободою, которая и могла извинить заблуждения неопытной юности; да и заблуж¬дения эти были никому неизвестны; и граф Сканзано, который сначала был недоволен, что он ищет руки Розальбы, лишь только приметил, что он предпочтен, предпочел его и сам всем прочим искателям. Он первый заговорил ей о герцоге; выхвалял его достоинства и последовал
22-5108
339
— ПРОЗА 1801 ГОДА —
в сем случае обыкновению, которого держался уже давно, чтоб совето¬вать всегда своей дочери только то, что, по его догадкам, нравилось ей более.
Брак был скоро совершен. Граф Сканзано праздновал его велико¬лепными пиршествами. Молодая герцогиня показалась во дворце вице-роя4 и сделалась лучшим его украшением. Все говорили о ее прелестях; все завидовали участи герцога. Счастливая Розальба проводила время в одних удовольствиях. Будучи молода, прекрасна, богата и обожаема, она надеялась наслаждаться долговременным благополучием. Супруг любил ее; все окружающие старались угодить ей; и отец ее, восхищен¬ный радостию, благодарил небо, обнимал зятя, смотрел на милую дочь свою и уже заранее веселился тем, что при жизни его ничто не нару¬шит его счастия.
Не прошло еще полгода, как уже и исчезло это счастие. Герцог, обольщенный ложными друзьями, развратителями его юности, пре¬дался опять непозволительным удовольствиям, от которых отказался только на короткое время. Он оставил свою супругу для недостой¬ных любовниц. Старался сначала скрывать свое поведение, но скоро, потеряв весь стыд, расточал свои сокровища недостойным предметам минутной своей страсти; он сам рассказывал о своем распутстве и, каза¬лось, гордился еще своим уничижением.
Не нужно было, чтоб несчастную Розальбу уведомили о поведении ее супруга те услужливые люди, которым приятно раздирать сердце несчастных, оставленных супруг. Она любила герцога и скоро при¬метила его перемену; проливала втайне слезы, скрывала печаль свою от всех людей и старалась обмануть глаза отца своего, боясь ввергнуть его в горесть, которая прекратила бы жизнь его. Притворяясь перед ним веселою, улыбаясь, когда слезы ее задушали, она извиняла частые отлучки герцога, на которые старый граф жаловался; она находила побудительные тому причины; выдумывала разные предлоги, для чего здоровье ее так приметно слабеет. Добрый отец не верил
