ним часы, минуты

Лиются быстрою струей;

Сопутницы, его подруги,

Несут вселенной благодать:

Зима в своей короне льдя́ной,

В сотка́нной ризе из снегов,

Весна с цветочными коврами,

С плодами Осень для древес,

С снопами Лето золотыми

И благотворной теплотой.

Летит — во сретенье вселенна

Ему благословенья шлет;

Желанья, робкие надежды

Несутся сонмами к нему;

К нему стремится глас хвалебный,

К нему летит слеза и вздох;

Монарх с блестящего престола

И нищий с бедного одра

К нему возводят взор молящий,

Благодеяний ждут его…

Лети, сын вечности желанный,

Лети и по следам своим

Цветы блаженства вожделенны

И кротку радость насаждай…

Пускай полет твой благодатный,

Как зе́фир, землю освежит;

Любовь, согласие священно

Во всей вселенной утвердит.

К Тибуллу на прошедший век*

Он совершил свое теченье

И в бездне вечности исчез…

Могилы пепел, разрушенье,

Пучина бедствий, крови, слез —

Вот путь его и обелиски!

Тибулл! все под луною тленно!

Давно ль на хо́лме сем стоял

Столетний дуб, густой, надменный,

И дол ветвями осенял?

Ударил гром — и дуб повержен!

Давно ли и любимец славы

Народов жребием играл,

Вселенной подавал уставы

И небо к распре вызывал?

Дохнула смерть — что он? — горсть пыли.

Тибулл! нам в мире жить не вечно:

Вся наша жизнь — лишь только миг.

Как молнья, время скоротечно! —

На быстрых крылиях своих

Оно летит, и все с ним гибнет.

Едва на дневный свет мы взглянем,

Едва себя мы ощутим

И жизнью радоваться станем:

Уже в сырой земле лежим,

Уж мы добыча разрушенья!

Тибулл! нельзя, чтобы природа

Лишь для червей нас создала;

Чтоб мы, проживши два, три года,

Прешед сквозь мрачны дебри зла,

С лица земли, как тени, скрылись!

На что винить богов напрасно?

Себя мы можем пережить:

Любя добро и мудрость страстно,

Стремясь друзьями миру быть, —

Мы живы в самом гробе будем!..

Мир*

Проснись, пифийского поэта* древня лира,

Вещательница дел геройских, брани, мира!

Проснись — и новый звук от струн твоих издай

И сладкою своей игрою нас пленяй —

Исполни дух святым восторгом!

Как лира дивная небесного Орфея,

Гремишь ли битвы ты — наперсники Арея

Берутся за мечи и взорами грозят;

Их бурные кони́ ярятся и кипят,

Крутя свои волнисты гривы.

Поешь ли тишину — гром Зевса потухает;

Орел, у ног его сидящий, засыпает,

Вздымая медленно пернатый свой хребет;

Ужасный Марс свой меч убийственный кладет

И кротость в сердце ощущает.

Проснись! и мир воспой блаженный, благодатный;

Пусть он слетит с небес, как некий бог крылатый,

Вечнозеленою оливою махнет,

Брань страшную с лица вселенной изженет

И примирит земные роды!

Где он — там вечное веселье обитает,

Там человечество свободно процветает,

Питаясь щедростью природы и богов;

Там звук не слышится невольничьих оков

И слезы горести не льются.

Там нивы жатвою покрыты золотою;

Там в селах царствует довольство с тишиною;

Спокойно грады там в поля бросают тень;

Там счастье навсегда свою воздвигло сень:

Оно лишь с миром сопряженно.

Там мирно старец дней закатом веселится,

Могилы на краю — неволи не страшится;

Ступя ногою в гроб — он смотрит со слезой,

Унылой, горестной, на путь скончанный свой

И жить еще — еще желает!

Там воин, лишь в полях сражаться приученный,

Смягчается — и меч, к убийству изощренный,

В отеческом дому под миртами кладет;

Блаженство тишины и дружбы познает,

Союз с природой обновляет.

Там музы чистые, увенчанны оливой,

Веселым пением возносят дни счастливы;

Их лиры стройные согласнее звучат;

Они спокойствие, не страшну брань гласят,

Святую добродетель славят!

Слети, блаженный мир! — вселенная взывает —

Туда, где бранные знамена развевают;

Где мертв природы глас и где ее сыны

На персях матери сражаются, как львы;

Где братья братьев поражают.

О страх!.. Как яростно друг на́ друга стремятся!

Кони́ в пыли, в поту свирепствуют, ярятся

И топчут всадников, поверженных во прах;

Оружия гремят, кровь льется на мечах,

И стоны к небесам восходят.

Тот сердца не имел, от камня тот родился,

Кто первый с бешенством на брата устремился…

Скажите, кто перун безумцу в руки дал

И жизни моея владыкою назвал,

Над коей я и сам не властен?

А слава?.. Нет! Ее злодей лишь в брани ищет;

Лишь он в стенаниях победны гимны слышит.

В кровавых грудах тел трофеи чести зрит;

Потомство извергу проклятие гласит,

И лавр его, поблекши, тлеет.

А твой всегда цветет, о росс великосердый,

В пример земным родам судьбой превознесенный!

Но время удержать орлиный твой полет;

Колосс незыблем твой, он вечно не падет;

Чего ж еще желать осталось?

Ты славы путь протек Алкидовой стопою,

Полсвета покорил могучею рукою;

Тебе возможно все, ни в чем препоны нет:

Но стой, росс! опочий — се новый век грядет!

Он мирт, не лавр тебе приносит.

Возьми сей мирт, возьми и снова будь героем, —

Героем в тишине, не в кроволитном бое.

Будь мира гражданин, венец лавровый свой

Омой сердечною, чувствительной слезой,

Тобою падшим посвященной!

Брось палицу свою и щит необоримый,

Преобрази во плуг свой меч несокрушимый;

Пусть роет он поля отчизны твоея;

Прямая слава в ней, лишь в ней ищи ея;

Лишь в ней ее обресть ты можешь.

На персях тишины, в спокойствии блаженном,

Цвети, с народами земными примиренный!

Цвети, великий росс! — лишь злобу поражай,

Лишь страсти буйные, строптивы побеждай

И будь во брани только с ними.

Герой*

I

На лоне облаков румяных

Явилась скромная заря;

Пред нею резвые зефиры,

А позади блестящий Феб,

Одетый в пышну багряницу,

Летит по синеве небес —

Природу снова оживляет

И щедро теплоту лиет.

II

Явилось зрелище прекрасно

Моим блуждающим очам:

Среди красот неизъяснимых

Мой взор не зрит себе границ,

Мою все душу восхищает,

В нее восторга чувства льет,

Вдыхает ей благоговенье —

И я блажу светил творца.

III

Но тамо — что пред взор явилось?

Какие солнца там горят?

То славы храм чело вздымает —

Вокруг его венец лучей.

Утес, висящий над валами

Морских бесчисленных пучин,

Веков теченьем поседевший,

Его подъемлет на хребте.

IV

Дерзну ль рукой покров священный,

Молвы богиня, твой поднять?

Дерзну ль святилище проникнуть,

Где лавр с оливою цветет? —

К тебе все смертные стремятся

Путями крови и добра;

Но редко, редко достигают

Под сень престола твоего!

V

Завеса вскрылась — созерцаю:

Се, вижу, сердцу милый Тит,

Се Антонины, Адрианы;

Но Александров — нет нигде.

Главы их лавр не осеняет,

В кровавой пене он погряз,

Он бременем веков подавлен —

Но цвел ли в мире он когда?

VI

О Александр, тщеславный, буйный,

Стремился иго наложить

И тяжки узы ты вселенной!

Твой меч был грозен, как перун;

Твой шаг был шагом исполина;

Твоя мысль — молний скорых бег;

Пределов гордость не имела;

Но цель была лишь только дым!

VII

К чему мечтою ты прельщался?

Какой ты славе вслед бежал?

Где замысл твой имел пределы?

Где пункт конца желаньям был?

Алкал ты славы — и в безумстве

Себя ты богом чтить дерзал;

Хотел ты бранями быть громок —

Но звук оставил лишь пустой.

VIII

Героя званием священным

Хотел себя украсить ты;

Ах, что герой, когда лишь кровью

Его написаны дела?

Когда лишь звуками сражений

Он в краткий век свой знатен был?

Когда лишь мужеством и силой

Он путь свой к славе отверзал?

IX

Но что герой? Неужто бранью

Единой будет славен он?

Неужто, кровию омытый,

Его венец пребудет свеж?

Ах, нет! засохнет и поблекнет,

И обелиск его падет;

Он порастет мхом и травою,

И с ним вся память пропадет.

X

Герои света, вы дерзали

Себе сей титул присвоять;

Но кто, какое сердце скажет,

Что вы достойны были впрямь

Сего названия почтенна?

Никто — ползуща токмо лесть,

Виясь у ног, вас прославляет!

Но что неискрення хвала?..

XI

Героем тот лишь назовется,

Кто добродетель красну чтит,

Кто лишь из должности биется,

Не жаждет кровь реками лить;

Кто побеждает — победивши,

Врага лобзает своего

И руку дружбы простирает

К нему, во знак союза с ним.

XII

Кто сирым нежный покровитель;

Кто слез поток спешит отерть

Благодеяния струями;

Кто ближних любит, как себя;

Кто благ в деяньях, непорочен,

Кого и враг во злобе чтит —

Единым словом: кто душою

Так чист и светл, как божество.

XIII

Венцов оливных тот достоин,

И лавр его всегда цветет;

Тот храма славы лишь достигнет,

В потомстве вечно будет жить, —

И человечество воздвигнет

Ему сердечный мавзолей,

И слезы жаркие польются

К нему на милый сердцу прах…

XIV

Я в куще тихой, безмятежной

Героем также быть могу:

Мое тут поле брани будет

Несчастных сонм, гоним судьбой;

И меч мой острый, меч огнистый

Благодеянья будет луч;

Он потечет — и побеждает

Сердца и души всех людей.

XV

Мой обелиск тогда нетленный

Косою время не сразит;

Мой славы храм не сокрушится:

Он будет иссечен в сердцах;

Меня мечтанья не коснутся,

Я теням вслед не побегу,

И солнце дней моих затмится,

Зарю оставя по себе.

Человек*

A Worm, a God! Yong.[43]

«Ничтожный человек! что жизнь твоя? — Мгновенье.

Взглянул на дне́вный луч — и нет тебя, пропал!

Из тьмы небытия злой рок тебя призвал

На то лишь, чтоб предать в добычу разрушенья;

Как быстра тень, мелькаешь ты!

Игралище судьбы, волнуемый страстями,

Как ярым вихрем лист, — ужасный жребий твой

Бороться с горестью, болезньми и собой!

Несчастный, поглощен могучими волнами,

Ты страшну смерть находишь в них.

В бессилии своем, пристанища лишенный,

Гоним со всех сторон, ты странник на земли!

Что твой парящий ум? что замыслы твои?

Дыханье ветерка, — и где ты, прах надменный?

Где жизни твоея следы?

Ты дерзкой мыслию за небеса стремишься! —

Сей низложенный кедр соперник был громам;

Но он разбит, в пыли, добыча он червям.

Где мощь корней его?.. Престань, безумец, льститься;

Тебе ли гордым, сильным быть?

Ты ныне, обольщен надеждой, зиждешь стены, —

Заутра же они, рассыпавшись, падут;

И персти твоея под ними не найдут…

Сын разрушения! мечта протекшей тени!

И настоящий миг не твой.

Ты веселишь себя надеждой наслаждений:

Их нет! их нет! Сей мир вертеп страданий, слез;

Ты с жизнию в него блаженства не принес;

Терзайся, рвись и будь игрою заблуждений,

Влачи до гроба цепи зол!

Так — в гробе лишь твое спокойство и отрада;

Могила — тихий сон; а жизнь — с беда́ми брань;[44]

Судьба — невидимый, бесчувственный тиран,

Необоримая ко счастию преграда!

Ничтожность страшный твой удел!

Чего ж искать тебе в сей пропасти мучений?

Скорей, скорей в ничто! Ты небом позабыт,

Один перун его лишь над тобой гремит;

Его проклятием навеки отягченный,

Твое убежище лишь смерть!»

Так в гордости своей, слепой, неправосудной,

Безумец восстает на небо и на рок.

Всемощный! гнев твой спит!.. Сотри кичливый рог,

Воздвигнись, облечен во славе неприступной,

Грянь, грянь! — и дерзкий станет пыль.

Или не знаешь ты, мечтатель напыщенный!

Что неприметный червь, сокрывшийся во прах,

И дерзостный орел, парящий в небесах,

Превыше черных туч и молний вознесенный,

Пред взором Вечного ничто?..[45]

Тебе ли обвинять премудрость провиденья?

Иль таинства его открыты пред тобой?

Или в делах его ты избран судией?

Иль знаешь ты вещей конец, определенье

И взором будущность проник?

В страданиях своих ты небо укоряешь —

Творец твой не тиран: ты страждешь от себя;

Он благ: для счастия он в мир призвал тебя;

Из чаши радостей ты горесть выпиваешь:

Ужели рок виновен в том?

Безумец, пробудись! воззри на мир пространный!

Все дышит счастием, все славит жребий свой;

Всему начертан круг Предвечного рукой, —

Ужели ты один, природы царь избранный,

Краса всего, судьбой забвен?

Познай себя, познай! Коль в дерзком ослепленье

Захочешь ты себя за край миров вознесть,

Сравниться со Творцом — ты неприметна персть!

Но ты велик собой; сей мир твое владенье,

Ты духом тварей властелин!

Тебе послушно все — ты смелою рукою

На бурный океан оковы наложил,

Пронзил утесов грудь, перуны потушил;

Подоблачны скалы валятся пред тобою;

Твое веление — закон!

Все бедствия твои — мечты воображенья;

Оружия на них судьбой тебе даны!

Воздвигнись в крепости — и все побеждены!

Великим, мудрым быть — твое определенье;

А ты ничтожны слезы льешь!

Сей дерзостный утес, гранитными плечами

Подперши небеса, и вихрям и громам

Смеется, и один противится векам,

У ног его клубит ревущими волнами

Угрюмый, грозный океан.

Орел, ужаленный змеею раздраженной,

Терзает, рвет ее в своих крутых когтях

И, члены разметав, со пламенем в очах,

Расширивши крыла, весь кровью обагренный,

Парит с победой к небесам![46]

Мужайся! — и попрешь противников стопою;

Твой рай и ад в тебе!.. Брань, брань твоим страстям! —

Перед тобой отверст бессмертья вечный храм;

Ты смерти сломишь серп могучею рукою, —

Могила — к