сыны, о край утех, блуждают?

Увы! отчуждены от родины своей!

Далеко странствуют! Их путь среди степей!

Их бедственный удел — скитаться без покрова!..

Погибель той стране конечная готова,

Где злато множится и вянет цвет людей!

Презренно счастие вельможей и князей!

Их миг один творит и миг уничтожает!

Но счастье поселян с веками возрастает;

Разрушившись, оно разрушится навек!..

Где дни, о Альбион, как сельский человек,

Под сенью твоего могущества почтенный,

Владелец нив своих, в трудах не угнетенный,

Природы гордый сын, взлелеян простотой,

Богатый здравием и чистою душой,

Убожества не знал, не льстился благ стяжаньем

И был стократ блажен сокровищей незнаньем?

Дни счастия! Их нет! Корыстною рукой

Оратай отчужден от хижины родной!

Где прежде нив моря, блистая, волновались,

Где рощи и холмы стадами оглашались,

Там ныне хищников владычество одно!

Там все под грудами богатств погребено!

Там муками сует безумие страдает!

Там роскошь посреди сокровищ издыхает!

А вы, часы отрад, невинность, тихий сон!

Желанья скромные! надежды без препон!

Златое здравие, трудов благословенье!

Беспечность! мир души! в заботах наслажденье! —

Где вы, прелестные? Где ваш цветущий след?

В какой далекий край направлен ваш полет?

Ах! с вами сельских благ и доблестей не стало!..

О родина моя, где счастье процветало!

Прошли, навек прошли твои златые дни!

Смотрю — лишь пустыри заглохшие одни,

Лишь дичь безмолвную, лишь тундры обретаю!

Лишь ветру, в о́соке свистящему, внимаю!

Скитаюсь по полям — все пусто, все молчит!

К минувшим ли часам душа моя летит?

Ищу ли хижины рыбачьей под рекою

Иль дуба на холме с дерновою скамьею —

Напрасно! Скрылось все! Пустыня предо мной!

И вспоминание сменяется тоской!..

Я в свете странник был, певец уединенный! —

Влача участок бед, творцом мне уделенный,

Я сладкою себя надеждой обольщал

Там кончить мирно век, где жизни дар принял!

В стране моих отцов, под сенью древ знакомых,

Исторгшись из толпы заботами гнетомых,

Свой тусклый пламенник от траты сохранить

И дни отшествия покоем озлатить!

О гордость!.. Я мечтал, в сих хижинах забвенных,

Слыть чудом посреди оратаев смиренных;

За чарой, у огня, в кругу их толковать

О том, что в долгий век мог слышать и видать!

Так заяц, по полям станицей псов гонимый,

Измученный бежит опять в лесок родимый!

Так мнил я, переждав изгнанничества срок,

Прийти, с остатком дней, в свой отчий уголок!

О, дни преклонные в тени уединенья!

Блажен, кто юных лет заботы и волненья

Венчает в старости беспечной тишиной!..

Послание Элоизы к Абеляру*

В сих мрачных келиях обители святой,

Где вечно царствует задумчивый покой,

Где, умиленная, над хладными гробами,

Душа беседует, забывшись, с небесами,

Где вера в тишине святые слезы льет

И меланхолия печальная живет, —

Что сердце мирныя весталки возмутило?

Что в нем потухший огнь опять воспламенило?

Какой волшебный глас, какой прелестный вид

Увядшую в тоске опять животворит?

Увы! еще люблю!.. Исчезни, заблужденье!

Сей трепет внутренний, сие души волненье

При виде милых строк знакомыя руки,

Сие смешение восторга и тоски —

Не суть ли признаки любви непобежденной?

Супруг мой, Абеляр! О имя незабвенно!

Дерзну ль священный храм тобою огласить?

Дерзну ли с Творческим тебя совокупить,

Простертая в пыли, молясь пред алтарями?

О страшные черты! да смою их слезами!

Преступница! к кому, что смеешь ты писать?

Кого в обителях святыни призывать?

Небесный твой супруг во гневе пред тобою!

Творец, творец! смягчись! вотще борюсь с собою!

Где власть против любви? Чем сердце укротить?

Каким могуществом сей пламень потушить?

О стены мрачные! о скорбных заточенье!

Пустыней страшный вид! лесов уединенье!

О дикие скалы́, изрытые мольбой!

О храм, где близ мощей, с лампадой гробовой,

И юность и краса угаснуть осужденны!

О лики хладные, слезами орошенны!

Могу ль, подобно вам, в душе окаменеть?

Могу ль, огнем любви сгорая, охладеть?

Ах, нет! не божество душой моей владеет!

Она тобой, тобой, супруг мой, пламенеет!

К тебе, мой Абеляр, с молитвами летит!

Тебя в жару, в тоске зовет, боготворит!..

Ах, тщетно рвать себя, вотще томить слезами!

Когда руки твоей столь милыми чертами

Мой взор был поражен — вся сладость прежних дней,

Все незабвенные часы любви твоей

Воскресли предо мной! О чувств очарованье!

О невозвратного блаженства вспоминанье!

О дни волшебные, которых больше нет!

Вотще, мой Абеляр, твой глас меня зовет —

Простись — навек, навек! — с погибшей Элоизой!

Во мгле монастыря, под иноческой ризой,

В кипенье пылких лет, с толь пламенной душой,

Томиться, увядать, угаснуть — жребий мой!

Здесь вера грозная все чувства умерщвляет!

Здесь славы и любви светильник не пылает!

Но нет!.. пиши ко мне! пиши! Соединим

Мучение мое с мучением твоим!

О мысль отрадная! о сладкое мечтанье!

С тобою духом жить! с тобой делить страданье!

Делить? Почто ж делить? Пусть буду я одна,

Мой друг, мой Абеляр, страдать осуждена!

Пиши ко мне! Писать — небес изобретенье!

Любовница в тоске, любовник в заточенье, —

Быть может, некогда нашли блаженство в нем!

Как сладко, разлучась, беседовать с пером!

Черты волшебные, черты одушевленны!

Черты, святым огнем любви воспламененны!

Им страстная душа вверяет жребий свой!

В них дева робкая с сердечной простотой

Все тайны пылких чувств, весь жар свой изливает!

В них все протекшее для сердца оживает!

Почто ж протекших дней ничто не возвратит?

Когда любовь твоя, принявши дружбы вид,

В небесной красоте очам моим явилась —

С какой невинностью душа моя пленялась!

Ты мне представился несмертным существом!

Каким твой взор сиял пленительным лучом!

Сколь был красноречив, любовью озаренный!

Земля казалась мне со мною обновленной!

Я в сладкой неге чувств, с открытою душой,

Без страха, все забыв, стояла пред тобой;

Ты с силой божества, с небесным убежденьем,

Любовь изображал всех благ соединеньем!

Твой глас доверенность во грудь мою вливал!

Ах! как легко меня сей глас очаровал!

В объятиях твоих, в сладчайшем исступленье,

В непостигаемом блаженства упоенье,

Могла ль я небесам не предпочесть тебя!

Могла ли не забыть людей, творца, себя!

Песня («Когда я был любим…»)*

Когда я был любим, в восторгах, в наслажденье,

Как сон пленительный, вся жизнь моя текла.

Но я тобой забыт, — где счастья привиденье?

Ах! счастием моим любовь твоя была!

Когда я был любим, тобою вдохновенный,

Я пел, моя душа хвалой твоей жила.

Но я тобой забыт, погиб мой дар мгновенный:

Ах! гением моим любовь твоя была!

Когда я был любим, дары благодеянья

В обитель нищеты рука моя несла.

Но я тобой забыт, нет в сердце состраданья!

Ах! благостью моей любовь твоя была!

Сафина ода*

Блажен, кто близ тебя одним тобой пылает,

Кто прелестью твоих речей обворожен,

Кого твой ищет взор, улыбка восхищает, —

С богами он сравнен!

Когда ты предо мной, в душе моей волненье,

В крови палящий огнь! в очах померкнул свет!

В трепещущей груди и скорбь и наслажденье!

Ни слов, ни чувства нет!

Лежу у милых ног, горю огнем желанья!

Блаженством страстныя тоски утомлена!

В слезах, вся трепещу без силы, без дыханья!

И жизни лишена!

Идиллия*

Когда она была пастушкою простой,

Цвела невинностью, невинностью блистала,

Когда слыла в селе девичьей красотой

И кудри светлые цветами убирала —

Тогда ей нравились и пенистый ручей,

И луг, и сень лесов, и мир моей долины,

Где я пленял ее свирелию моей,

Где я так счастлив был присутствием Алины.

Теперь… теперь прости, души моей покой!

Алина гордая — столицы украшенье;

Увы! окружена ласкателей толпой,

За лесть их отдала любви боготворенье,

За пышный злата блеск — душистые цветы;

Свирели тихий звук Алину не прельщает;

Алина предпочла блаженству суеты;

Собою занята, меня в лицо не знает.

Вечер*

(элегия)

Ручей, виющийся по светлому песку,

Как тихая твоя гармония приятна!

С каким сверканием кати́шься ты в реку!

Приди, о муза благодатна,

В венке из юных роз, с цевницею златой;

Склонись задумчиво на пенистые воды

И, звуки оживив, туманный вечер пой

На лоне дремлющей природы.

Как солнца за горой пленителен закат, —

Когда поля в тени, а рощи отдаленны

И в зеркале воды колеблющийся град

Багряным блеском озаренны;

Когда с холмов златых стада бегут к реке

И рева гул гремит звучнее над водами;

И, сети склав, рыбак на легком челноке

Плывет у брега меж кустами;

Когда пловцы шумят, скликаясь по стругам,

И веслами струи согласно рассекают;

И, плуги обратив, по глыбистым браздам

С полей оратаи съезжают…

Уж вечер… облаков померкнули края,

Последний луч зари на башнях умирает;

Последняя в реке блестящая струя

С потухшим небом угасает.

Все тихо: рощи спят; в окрестности покой;

Простершись на траве под ивой наклоненной,

Внимаю, как журчит, сливаяся с рекой,

Поток, кустами осененный.

Как слит с прохладою растений фимиам!

Как сладко в тишине у брега струй плесканье!

Как тихо веянье зефира по водам

И гибкой ивы трепетанье!

Чуть слышно над ручьем колышется тростник;

Глас петела вдали уснувши будит селы;

В траве коростеля я слышу дикий крик,

В лесу стенанье филомелы…

Но что?.. Какой вдали мелькнул волшебный луч?

Восточных облаков хребты воспламенились;

Осыпан искрами во тьме журчащий ключ;

В реке дубравы отразились.

Луны ущербный лик встает из-за холмов…

О тихое небес задумчивых светило,

Как зыблется твой блеск на сумраке лесов!

Как бледно брег ты озлатило!

Сижу задумавшись; в душе моей мечты;

К протекшим временам лечу воспоминаньем…

О дней моих весна, как быстро скрылась ты

С твоим блаженством и страданьем!

Где вы, мои друзья, вы, спутники мои?

Ужели никогда не зреть соединенья?

Ужель иссякнули всех радостей струи?

О вы, погибши наслажденья!

О братья! о друзья! где наш священный круг?

Где песни пламенны и музам и свободе?

Где Вакховы пиры при шуме зимних вьюг?

Где клятвы, данные природе,

Хранить с огнем души нетленность братских уз?

И где же вы, друзья?.. Иль всяк своей тропою,

Лишенный спутников, влача сомнений груз,

Разочарованный душою,

Тащиться осужден до бездны гробовой?..

Один — минутный цвет — почил, и непробудно,*

И гроб безвременный любовь кропит слезой.

Другой… о небо правосудно!..*

А мы… ужель дерзнем друг другу чужды быть?

Ужель красавиц взор, иль почестей исканье,

Иль суетная честь приятным в свете слыть

Загладят в сердце вспоминанье.

О радостях души, о счастье юных дней,

И дружбе, и любви, и музам посвященных?

Нет, нет! пусть всяк идет вослед судьбе своей,

Но в сердце любит незабвенных…

Мне рок судил: брести неведомой стезей,

Быть другом мирных сел, любить красы природы,

Дышать под сумраком дубравной тишиной

И, взор склонив на пенны воды,

Творца, друзей, любовь и счастье воспевать.

О песни, чистый плод невинности сердечной!

Блажен, кому дано цевницей оживлять

Часы сей жизни скоротечной!

Кто, в тихий утра час, когда туманный дым

Ложится по полям и хо́лмы облачает

И солнце, восходя, по рощам голубым

Спокойно блеск свой разливает,

Спешит, восторженный, оставя сельский кров,

В дубраве упредить пернатых пробужденье

И, лиру соглася с свирелью пастухов,

Поет светила возрожденье!

Так, петь есть мой удел… но долго ль?.. Как узнать?..

Ах! скоро, может быть, с Минваною унылой

Придет сюда Альпин в час вечера мечтать

Над тихой юноши могилой!

Песнь барда над гробом славян-победителей*

«Ударь во звонкий щит! стекитесь, ополченны!

Умолкла брань — враги утихли расточенны!

Лишь пар над пеплом сел густой;

Лишь волк, сокрытый нощи мглой,

Очами блещущий, бежит на лов обильный;

Зажжем костер дубов; изройте ров могильный;

Сложите на щиты поверженных во прах:

Да холм вещает здесь векам о бранных днях,

Да камень здесь хранит могущих след священной!»

Гремит… раздался гул в дубраве пробужденной!

Стеклись; вождей и ратных сонм;

Глухой полнощи тьма кругом;

Пред ними вещий бард, венчанный сединою,

И падших страшный ряд, простертых на щитах.

Объяты думою, с поникнутой главою;

На грозных лицах кровь и прах;

На копья оперлись; средь них костер пылает,

И с свистом горный ветр их кудри воздымает.

И се! воздвигся холм, и камень водружен;

И дуб, краса полей, воспитанный веками,

Склонил главу на дерн, потоком орошен;

И се! могущими перстами

Певец ударил по струнам —

Одушевленны забряцали!

Воспел — дубравы застенали,

И гул помчался по горам:

«О сладких песней мать, певица битв священна,

О бардов лира вдохновенна!

Проснись — да оживет хвала в твоих струнах!

Да тени бранные низринутых во прах,

Скитаясь при луне по тучам златорунным,

Сойдут на мрачный дол, где мир над пеплом их,

Обвороженные бряцаньем тихострунным.

Как пали сильные? Как