— одно из наиболее крупных в русской поэзии. «Учеником» его, по собственному признанию великого поэта, был Пушкин — и уже этого было бы достаточно для того, чтобы занять в истории литературы почетное место. «Без Жуковского мы не имели бы Пушкина», — писал Белинский.[40]

Вспоминая о первой встрече с Жуковским, Гоголь писал, что «едва ли не со времени этого первого свидания нашего искусство стало главным и первым в моей жизни, а все прочее вторым» (письмо Гоголя Жуковскому от 22 декабря 1847 года).

Поэзия Жуковского оказала огромное воздействие на Фета и Тютчева. Ее влияние испытали молодой Лермонтов, Полонский, молодой Некрасов. Элементы романтической символики, субъективного восприятия мира и в особенности принцип единой лирической тональности и исключительной значимости звуковой стороны стиха оказали решающее влияние на А. Блока. «Первым вдохновителем моим был Жуковский»,[41] — утверждает Блок.

Но поэзия Жуковского имеет для нас не только историческое значение. Жуковский принадлежит к тем поэтам прошлого, интерес к которым у нашего читателя не ослабевает. В его творчестве современный читатель находит поэтическое вдохновение, изящество и простоту, своеобразное мелодическое очарование и, главное, человечность, серьезность и глубину подхода к жизни.

И. М. Семенко.

Стихотворения 1797–1851

Майское утро*

Бело-румяна

Всходит заря

И разгоняет

Блеском своим

Мрачную тьму

Черныя нощи.

Феб златозарный,

Лик свой явивши,

Все оживил.

Вся уж природа

Светом оделась

И процвела.

Сон встрепенулся

И отлетает

В царство свое.

Грезы, мечтанья,

Рой как пчелиный,

Мчатся за ним.

Смертны, вспряните!

С благоговеньем,

С чистой душой,

Пад пред всевышним,

Пламень сердечный

Мы излием.

Радужны крылья

Распростирая,

Бабочка пестра

Вьется, кружится

И лобызает

Нежно цветки.

Трудолюбива

Пчелка златая

Мчится, жужжит.

Все, что бесплодно,

То оставляет —

К розе спешит.

Горлица нежна

Лес наполняет

Стоном своим.

Ах! знать, любезна,

Сердцу драгова,

С ней уже нет!

Верна подружка!

Для чего тщетно

В грусти, тоске

Время проводишь?

Рвешь и терзаешь

Сердце свое?

Можно ль о благе

Плакать другого?..

Он ведь заснул

И не страшится

Лука и злобы

Хитра стрелка.

Жизнь, друг мой, бездна

Слез и страданий…

Счастлив стократ

Тот, кто, достигнув

Мирного брега,

Вечным спит сном.

1798

Добродетель («Под звездным кровом тихой нощи…»)*

Под звездным кровом тихой нощи,

При свете бледныя луны,

В тени ветвистых кипарисов,

Брожу меж множества гробов.

Повсюду зрю сооруженны

Богаты памятники там,

Порфиром, златом обложенны;

Там мраморны столпы стоят.

Обитель смерти там — покоя;

Усопших прахи там лежат;

Ничто их сна не прерывает;

Ничто не грезится во сне…

Но все ль так мирно почивают,

И все ли так покойно спят?..

Не монументы отличают

И не блестяща пышность нас!

Порфир надгробный не являет

Душевных истинных красот;

Гробницы, урны, пирамиды —

Не знаки ль суетности то?

Они блаженства не доставят

Ни здесь, ни в новом бытии,

И царь сравняется с убогим,

Герой там станет, где пастух.

С косою острой, кровожадной,

С часами быстрыми в руках,

С седой всклокоченной брадою,

Кидая всюду страшный взор,

Сатурн несытый и свирепый

Парит через вселенну всю;

Парит — и груды оставляет

Развалин следом за собой.

Валятся дубы вековые,

Трясутся гор пред ним сердца,

Трещат забрала и твердыни,

И медны рушатся врата.

Падут и троны и начальства,

Истлеет посох, как и скиптр;

Венцы лавровые поблекнут,

Трофеи гордые сгниют.

Стоял где памятник герою,

Увы! что видим мы теперь? —

Одни развалины ужасны,

Шипят меж коими змеи,

Остались вместо обелиска,

Что гордо высился за век,

За век пред сим — и нет его…

И слава тщетная молчит.

И что ж покажет, что мы жили,

Когда все время рушит так? —

Не камень гибнущий величья

В потомстве поздном нам придаст;

И не порфирны обелиски

Прославят нас, превознесут.

Увы! несчастен, кто оставил

Лишь их — и боле ничего!

Исчезнут тщетны украшенья,

Когда застонет вся земля,

Как заревут ужасны громы,

Падет, разрушится сей мир.

И тени их тогда не будет,

И самый прах не пропадет.

Все, все развеется, погибнет.

Как пыль, как дым, как тень, как сон!

Тогда останутся нетленны

Одни лишь добрые дела.

Ничто не может их разрушить,

Ничто не может их затмить.

Пред богом нас они прославят,

В одежду правды облекут;

Тогда мы с радостью яви́мся

Пред трон всемощного творца.

О сколь священна, Добродетель,

Должна ты быть для смертных всех!

Рабы, как и владыки мира,

Должны тебя боготворить…

На что мне памятники горды?

И скиптр и посох — все равно:

Равно под мрамором в могиле,

Равно под дерном прах лежит.

Добродетель («От света светов луч излился…»)*

От света светов луч излился,

И добродетель родилась!

В тьме мир дремавший пробудился,

Земля весельем облеклась;

В священном торжестве природа

Объемлет дар для смертных рода;

От горних, светлых стран небес

Златой, блаженный век спустился,

Восторг божественный вселился

Во глубине святых сердец.

На землю дщерь творца предстала,

Творений хор ей гимн воспел;

Пустыня светлым раем стала;

Как крин, повсюду мир процвел;

Любовь, невинность, кротость нравов:

Без строгости и без уставов,

Правдивость, честность всем эгид;

Повсюду дружба водворилась,

Повсюду истина явилась,

Преда́нность, верность, совесть, стыд.

Дохнула злоба — и родился*

Кровавый, яростный раздор;*

Вздохнул он — вздох сей повторился

Среди сердец кремнистых гор;

Ужасный яд — его дыханье,

Убийство, смерть — его желанье,

И мрак — блистание очей.

Взглянул — и брани воспылали,

Несчастны жертвы застонали,

Кровь быстрой полилась струей.

Одеян бурей век железный,

Потрясши круг земли, предстал;

Померк натуры вид любезный,

И смертный счастлив быть престал.

С цепей своих Борей сорвался,

В полях небесных гром раздался,

Завыл и лес и сонм морей!

С лугов зефиры улетели,

По рощам птицы онемели,

И светлый не журчит ручей.

Дщерь ада, злоба есть содетель

Бесчисленных лютейших бед;

Но не исчезла добродетель!

Она еще, еще живет;

Еще ей созидают храмы,

Еще куря́т ей фимиамы;

Но, ах! златой уж век исчез,

В пучине вечности сокрылся,

Один лишь луч к нам отделился

И добрым мир с собой принес.

Иной гордыни чтит законы,

Идет неправды по стезям;

Иной коварству зиждет троны

И дышит лестию к царям;

Иной за славою стремится;

Тот злата алчностью томится,

Тот ратует с врагом своим,

И всяк путь ложный избирает,

В ночи как будто бы блуждает;

Его дела — ничтожный дым.

И муж, премудростью почтенный,

Во испытаньях поседев,

Муж праведный и просвещенный

Вздохнет, на все сие воззрев;

В мечтаньях сих он тленность видит,

Порок и зло он ненавидит,

И добродетели кумир

В своей душе он обожает,

Свою всю жизнь ей посвящает,

Его чертог — пространный мир.

Кто правды, честности уставы

В теченье дней своих блюдет,

Тот к счастью обретет путь правый,

Корабль свой в пристань приведет;

Среди он бедствий не погибнет,

В гоненье рока он возникнет,

Его перун не устрашит.

Когда и смерть к нему явится,

То дух его возвеселится,

К блаженству спешно полетит.

О вы, подобье юных кринов!

В вас пламень бодрости горит,

В вас зрю я доблесть славянинов —

Учитесь добродетель чтить;

В душе ей храм соорудите,

Ей мысли, чувства посвятите,

Стремитесь мудрых по стезям.

Круг жизни вашей совершится,

Но солнце ваших дней затмится,

Зарю оставя по следам.

Его превосходительству… Михаилу Матвеевичу Хераскову*

Его превосходительству, господину тайному советнику, Императорского Московского университета куратору и кавалеру Михаилу Матвеевичу Хераскову* на случай получения им ордена св. Анны 1-й степени, от воспитанников университетского

Благородного пансиона

Еще, Херасков, друг Минервы,

Еще венец ты получил!

Сердца в восторге пламенеют

Приверженных к тебе детей,

Которых нежною рукою

Ведешь ты в храм святой наук, —

В тот храм, где муза озарила

Тебя бессмертия лучом.

Дела благие — вечно живы;

Плоды их зреют в небесах;

И здесь и там их ждет награда:

Здесь царь венчает их, там — бог!

Могущество, слава и благоденствие России*

На троне светлом, лучезарном,

Что полвселенной на столпах

Взнесен, незыблемо поставлен,

Россия в славе восседит —

Златой шелом, огнепернатый

Блистает на главе ее;

Венец лавровый осеняет

Ее высокое чело;

Лежит на шуйце щит алмазный;

Расширивши крыла свои,

У ног ее орел полночный

Почиет — гром его молчит.

Окрест блестящего престола,

В бесчисленный собравшись сонм,

Стоят полночные народы,

С почтеньем долу преклонясь:

Славя́нин в шлеме златовидном,

Татар с свинцовой булавой,

Черкес в булатных, тяжких латах,

Бобром одетый камчадал,

С сетями финн, живущий в норде,

С секирой острой алеут,

Киргизец с луком напряженным,

С стальною саблею сармат.

Она сидит — и светлым оком

Зрит на владычество свое;

Прелестный юноша пред нею,

Склоняющ слух к ее словам.

«Мой сын! — гласит ему Россия. —

Простри свой взор окрест себя;

Простри и виждь страны цветущи,

Подвластны скиптру моему:

Ты в недре их рожден, воспитан,

В их недре счастье — жребий твой;

В их недре ты свое теченье

Со славой должен совершать!

Воззри, и в радостном восторге

Клянись и сердцем и душой

Быть сыном мне нежнейшим, верным,

Мне жизнь и чувства посвятить;

Воззри на мощь мою, на славу,

Мои сокровища исчисль;

Смотри: там Бельт пространный воет;

Там пенится шумящий Понт;

Там Льдистый океан волнится,

В себя приемлющ сонмы рек;

Там бурный океан Восточный

Камчатский опеняет брег.

Здесь Волга белыми струями

Кати́тся по полям, лугам,

Благословенье изливает

И радость на хребте несет;

Там Дон клубится, Днепр бунтует;

Уральских исполинов ряд

Дели́т там Азию с Европой

И подпирает небеса;

Сибирь, хранилище сокровищ,

Здесь возвышает свой хребет;

Херсон гордится там плодами,

Прельщающими взоры, вкус.

Цветет обилие повсюду!

На тучных пажитях, лугах

Стада бесчисленны пасутся;

Покрыты класами, поля

Струятся, как моря златые;

Весельем дышащ, земледел

При полных житницах ликует.

Там села мирные мои;

Там грады крепкие, цветущи;

Москва, Петрополь и Казань,

На бреге быстрых рек, пенистых

Главы подъемлют к облакам.

Повсюду в ратном украшенье

Блистают воинства ряды;

На шлемах перья развевают,

На копьях солнца луч горит;

Мечи гремят в десницах мощных;

Кони́, гордяся, гриву вверх

Вздымают, ржут, биют ногами,

Крутя́т песок, вьют прах столбом;

Огонь летит багряным вихрем

Из медных челюстей, гремя;

Долины грохот повторяют

И эхо предают горам.

На влаге бурных океанов,

Расширив белые крыла,

Летают в грозных строях флоты,

Нося во мрачных недрах смерть;

Пенят и Бельт и Понт в стремленье;

Пред ними ужас, гром летит…

От всех вселенныя пределов

Плывут с богатством корабли

И, пристаней моих достигнув,

Тягчат сокровищами брег:

Богатый Альбион приносит

Своих избытков лучшу часть;

Волнисту шерсть и шелк тончайший

Несет с востока оттоман;

Араб коней приводит быстрых,

В своих степях их укротив;

Китай фарфор и муск приносит;

Моголец шлет алмаз, рубин;

Иемен дарит свой кофе вкусный;

Как горы, по полям идут

Верблюды с перскими коврами, —

От всех земли пределов, стран

Народы мне приносят дани,

Цари сокровища мне шлют…

Там в храмах, музам посвященных,

Текут для юношей струи

Премудрости, нравоученья;

Там в кроткой мирной тишине,

Исполнясь духом Аполлона,

Поэт восторг небесный свой

Чертами пламенными пишет;

Там Праксителев ученик

Влагает жизнь во хладный мрамор,

Велит молчанью говорить;

Там медь являет зрак героя —

В нем пламень мужества горит;

Там холст под кистью Апеллеса

Рождает тысячи красот;

Там нового Орфея лира

Струнами сладкими звучит…

Везде блестит луч просвещенья!

И благотворный свет его,

С лучом религии сливаясь,

Все кроткой теплотой живит

И трон мой блеском одевает…

Мой сын! кто в свете равен мне?

Какое царство в поднебесной

Блаженней царства моего?»

Се образ радостный России!

Но некогда густая тьма,

Как ночь, поверх ее носилась;

Язычество свой фимиам

На жертвенниках воскуряло,

И кровь под жреческим ножом

Дымилась в честь немых кумиров…

С престола Святославов сын

Простер свой скиптр державный, мощный —

И кроткий христианства луч

Блеснул во всех концах России:

К творцу моленья вознеслись.

Стенала некогда в оковах

Россия, под пятой врагов

Неистовых, кичливых, злобных…

Ее сармат и скандинав

Тягчили скипетром железным;

Москва, с поникшею главой,

Под игом рабства унывала,

Затмилась красота ее, —

И росс слезящими очами

Взирал на бедства вкруг себя,

На грады, в пепел обращенны,

На кровь, кипящу по полям.

Явился Петр — и иго бедствий

Престало россов отягчать;

Как холм, одетый тенью ночи,

Являющийся с юным днем:

Так все весельем озарилось;

Главу Россия подняла,

Престол ее, вознесшись к небу,

Рассыпал на вселенну тень;

Ее алкиды загремели;

Кичливый враг упал, исчез, —

И се, во славу облеченна,

Она блаженствует, цветет!

Се Павел с трона славы, правды,

Простерши милосердья длань,

Блаженство миллионов зиждет,

Струями радость, счастье льет

И царства падшие подъемлет![42]

Се новый росский Геркулес,

Возникшу гидру поражая,

Тягчит пятой стоглавый Альп,

Щитом вселенну осеняет!

Се знамя росское шумит

Средь тронов, в прахе низложенных!

И се грядет к нам новый век!

Падите, россы, на колена!

Молите с пламенной душой:

«Да управляяй царств судьбами

Хранит любовию своей

От бед Россию в век грядущий

И новым светом облечет!

Да снидет мир к нам благодатный

И миру радость принесет!

Да луч премудрости рассеет

Невежества последний мрак

И да всеобщее блаженство

Вселенну в рай преобразит!!!»

Стихи на новый, 1800 год*

Из недра вечности рожденный,

Парит к нам юный сын веков;

Сотканна из зарей порфира

Струится на плечах его;

Лучи главу его венчают,

Простерт о чреслах Зодиак,

В его деснице зрится чаша,

Где скрыты жребии судьбы,

Из коей вечными струями

Блаженство и беды́ текут.

Летит — пред