жемчуг, и пироги

Подовые, потопленные в масле;

А для питья шипучий квас в хрустальных

Кувшинах, мартовское пиво, мед

Душистый и вино из всех земель:

Шампанское, венгерское, мадера,

И ренское, и всякие наливки —

Короче молвить, скатерть-самобранка

Так отличилася, что было чудо.

Но и дубинка не лежала праздно:

Вся гвардия была за царский стол

Приглашена, вся даже городская

Полиция — дубинка молодецки

За всех одна служила: во дворце

Держала караул; она ж ходила

По улицам, чтоб наблюдать везде

Порядок: кто ей пьяный нападался,

Того она толкала в спину прямо

На съезжую; кого ж в пустом где доме

За кражею она ловила, тот

Был так отшлепан, что от воровства

Навеки отрекался и вступал

В путь добродетели — дубинка, словом,

Неимоверные во время пира

Царю, гостям и городу всему

Услуги оказала. Между тем

Все во дворце кипело, гости ели

И пили так, что с их румяных лиц

Катился пот; тут гусли-самогуды

Явили все усердие свое:

При них не нужен был оркестр, и гости

Уж музыки наслышались такой,

Какая никогда им и во сне

Не грезилась. Но вот, когда, наполнив

Вином заздравный кубок, царь Демьян

Данилович хотел провозгласить

Сам многолетье новобрачным, громко

На площади раздался трубный звук;

Все изумились, все оторопели;

Царь с молодыми сам идет к окну,

И что же их является очам?

Карета в восемь лошадей (трубач

С трубою впереди) к крыльцу дворца

Сквозь улицу толпы народной скачет;

И та карета золотая; козлы

С подушкою и бархатным покрыты

Наметом; назади шесть гейдуков;

Шесть скороходов по бокам; ливреи

На них из серого сукна, по швам

Басоны; на каретных дверцах герб:

В червленом поле волчий хвост под графской

Короною. В карету заглянув,

Иван-царевич закричал: «Да это

Мой благодетель Серый Волк!» Его

Встречать бегом он побежал. И точно,

Сидел в карете Серый Волк; Иван —

Царевич, подскочив к карете, дверцы

Сам отворил, подножку сам откинул

И гостя высадил; потом он, с ним

Поцеловавшись, взял его за лапу,

Ввел во дворец и сам его царю

Представил. Серый Волк, отдав поклон

Царю, осанисто на задних лапах

Всех обошел гостей, мужчин и дам,

И всем, как следует, по комплименту

Приятному сказал; он был одет

Отлично: красная на голове

Ермолка с кисточкой, под морду лентой

Подвязанная; шелковый платок

На шее; куртка с золотым шитьем;

Перчатки лайковые с бахромою;

Перепоясанные тонкой шалью

Из алого атласа шаровары;

Сафьянные на задних лапах туфли,

И на хвосте серебряная сетка

С жемчужной кистью — так был Серый Волк

Одет. И всех своим он обхожденьем

Очаровал; не только что простые

Дворяне маленьких чинов и средних,

Но и чины придворные, статс-дамы

И фрейлины все были от него

Как без ума. И, гостя за столом

С собою рядом посадив, Демьян

Данилович с ним кубком в кубок стукнул

И возгласил здоровье новобрачным,

И пушечный заздравный грянул залп.

Пир царский и народный продолжался

До темной ночи; а когда настала

Ночная тьма, жар-птицу на балконе

В ее богатой клетке золотой

Поставили, и весь дворец, и площадь,

И улицы, кипевшие народом,

Яснее дня жар-птица осветила.

И до утра столица пировала.

Был ночевать оставлен Серый Волк;

Когда же на другое утро он,

Собравшись в путь, прощаться стал с Иваном —

Царевичем, его Иван-царевич

Стал уговаривать, чтоб он у них

Остался на житье, и уверял,

Что всякую получит почесть он,

Что во дворце дадут ему квартиру,

Что будет он по чину в первом классе,

Что разом все получит ордена,

И прочее. Подумав, Серый Волк

В знак своего согласия Ивану —

Царевичу дал лапу, и Иван —

Царевич так был тронут тем, что лапу

Поцеловал. И во дворце стал жить

Да поживать по-царски Серый Волк.

Вот наконец, по долгом, мирном, славном

Владычестве, премудрый царь Демьян

Данилович скончался, на престол

Взошел Иван Демьянович; с своей

Царицей он до самых поздних лет

Достигнул, и господь благословил

Их многими детьми; а Серый Волк

Душою в душу жил с царем Иваном

Демьяновичем, нянчился с его

Детьми, сам, как дитя, резвился с ними,

Меньшим рассказывал нередко сказки,

А старших выучил читать, писать

И арифметике, и им давал

Полезные для сердца наставленья.

Вот напоследок, царствовав премудро,

И царь Иван Демьянович скончался;

За ним последовал и Серый Волк

В могилу. Но в его нашлись бумагах

Подробные записки обо всем,

Что на своем веку в лесу и свете

Заметил он, и мы из тех записок

Составили правдивый наш рассказ.

Эпические произведения

Слово о полку Игореве*

Не прилично ли будет нам, братия,

Начать древним складом

Печальную повесть о битвах Игоря,

Игоря Святославича!

Начаться же сей песни

По былинам сего времени,

А не по вымыслам Бояновым.

Вещий Боян,

Если песнь кому сотворить хотел,

Растекался мыслию по древу,

Серым волком по земле,

Сизым орлом под облаками.

Вам памятно, как пели о бранях первых времен:

Тогда пускались десять соколов на стадо лебедей;

Чей сокол долетал, того и песнь прежде пелась:

Старому ли Ярославу, храброму ли Мстиславу,

Сразившему Редедю перед полками касожскими,

Красному ли Роману Святославичу.

Боян же, братия, не десять соколов на стадо лебедей пускал,

Он вещие персты свои на живые струны вскладывал,

И сами они славу князьям рокотали.

Начнем же, братия, повесть сию

От старого Владимира до нынешнего Игоря.

Натянул он ум свой крепостью,

Изострил он мужеством сердце,

Ратным духом исполнился

И навел храбрые полки свои

На землю Половецкую за землю Русскую.

Тогда Игорь воззрел на светлое солнце,

Увидел он воинов своих, тьмой от него прикрытых,

И рек Игорь дружине своей:

«Братия и дружина!

Лучше нам быть порубленным, чем даться в полон.

Сядем же, други, на борзых коней

Да посмотрим синего Дона!»

Вспала князю на ум охота,

А знаменье заступило ему желание

Отведать Дона великого.

«Хочу, — он рек, — преломить копье

На конце поля половецкого с вами, люди русские!

Хочу положить свою голову

Или выпить шеломом из Дона».

О Боян, соловей старого времени!

Как бы воспел ты битвы сии,

Скача соловьем по мысленну древу,

Взлетая умом под облаки,

Свивая все славы сего времени,

Рыща тропою Трояновой через поля на горы!

Тебе бы песнь гласить Игорю, оного Олега внуку:

Не буря соколов занесла чрез поля широкие —

Галки стадами бегут к Дону великому!

Тебе бы петь, вещий Боян, внук Велесов!

Ржут кони за Сулою,

Звенит слава в Киеве,

Трубы трубят в Новеграде,

Стоят знамена в Путивле,

Игорь ждет милого брата Всеволода.

И рек ему буй-тур Всеволод:

«Один мне брат, один свет светлый ты, Игорь!

Оба мы Святославичи!

Седлай же, брат, борзых коней своих,

А мои тебе готовы,

Оседланы пред Курском.

Метки в стрельбе мои куряне,

Под трубами повиты,

Под шеломами взлелеяны,

Концом копья вскормлены,

Пути им все ведомы,

Овраги им знаемы,

Луки у них натянуты,

Тулы отворены,

Сабли отпущены,

Сами скачут, как серые волки в поле,

Ища себе чести, а князю славы».

Тогда вступил князь Игорь в златое стремя

И поехал по чистому полю.

Солнце дорогу ему тьмой заступило;

Ночь, грозою шумя на него, птиц пробудила;

Рев в стадах звериных;

Див кличет на верху древа:

Велит прислушать земле незнаемой,

Волге, Поморию, и Посулию,

И Сурожу, и Корсуню,

И тебе, истукан тьмутараканский!

И половцы неготовыми дорогами побежали к Дону великому.

Кричат в полночь телеги, словно распущенны лебеди.

Игорь ратных к Дону ведет!

Уже беда его птиц скликает,

И волки угрозою воют по оврагам,

Клектом орлы на кости зверей зовут,

Лисицы брешут на червленые щиты…

О Русская земля! Уж ты за горами

Далеко!

Ночь меркнет,

Свет-заря запала,

Мгла поля покрыла,

Щекот соловьиный заснул,

Галичий говор затих.

Русские поле великое червлеными щитами прегородили,

Ища себе чести, а князю славы.

В пятницу на заре потоптали они нечестивые полки половецкие

И, рассеясь стрелами по полю, помчали красных дев половецких,

А с ними и злато, и паволоки, и драгие оксамиты,

Ортмами, епанчицами, и кожухами, и разными узорочьями половецкими

По болотам и грязным местам начали мосты мостить.

А стяг червленый с белою хоругвию,

А челка червленая с древком серебряным

Храброму Святославичу!

Дремлет в поле Олегово храброе гнездо —

Далеко залетело!

Не родилось оно на обиду

Ни соколу, ни кречету,

Ни тебе, черный ворон, неверный половчанин!

Гзак бежит серым волком,

А Кончак ему след прокладывает к Дону великому.

И рано на другой день кровавые зори свет поведают;

Черные тучи с моря идут,

Хотят прикрыть четыре солнца,

И в них трепещут синие молнии.

Быть грому великому!

Идти дождю стрелами с Дону великого!

Тут-то копьям поломаться,

Тут-то саблям притупиться

О шеломы половецкие,

На реке на Каяле, у Дона великого!

О Русская земля, далеко уж ты за горами!

И ветры, Стрибоговы внуки,

Веют с моря стрелами

На храбрые полки Игоревы.

Земля гремит,

Реки текут мутно,

Прахи поля покрывают,

Стяги глаголют!

Половцы идут от Дона, и от моря, и от всех сторон.

Русские полки отступили.

Бесовы дети кликом поля прегородили,

А храбрые русские щитами червлеными.

Ярый тур Всеволод!

Стоишь на обороне,

Прыщешь на ратных стрелами,

Гремишь по шеломам мечом харалужным;

Где ты, тур, ни проскачешь, шеломом златым посвечивая,

Там лежат нечестивые головы половецкие,

Порубленные калеными саблями шлемы аварские

От тебя, ярый тур Всеволод!

Какою раною подорожит он, братие,

Он, позабывший о жизни и почестях,

О граде Чернигове, златом престоле родительском,

О свычае и обычае милой супруги своей Глебовны красныя.

Были веки Трояновы,

Миновались лета Ярославовы;

Были битвы Олега,

Олега Святославича.

Тот Олег мечом крамолу ковал,

И стрелы он по земле сеял.

Ступал он в златое стремя в граде Тьмутаракане!

Молву об нем слышал давний великий Ярослав, сын Всеволодов,

А князь Владимир всякое утро уши затыкал в Чернигове.

Бориса же Вячеславича слава на суд привела,

И на конскую зеленую попону положили его

За обиду Олега, храброго юного князя.

С той же Каялы Святополк после сечи увел отца своего

Между угорскою конницею ко святой Софии в Киев.

Тогда при Ольге Гориславиче сеялось и вырастало междоусобием.

Погибала жизнь Даждьбожиих внуков,

Во крамолах княжеских век человеческий сокращался.

Тогда по Русской земле редко оратаи распевали,

Но часто граяли враны,

Трупы деля меж собою;

А галки речь свою говорили:

Хотим полететь на добычу.

То было в тех сечах, в тех битвах,

Но битвы такой и не слыхано!

От утра до вечера,

От вечера до́ света

Летают стрелы каленые,

Гремят мечи о шеломы,

Трещат харалужные копья

В поле незнаемом

Среди земли Половецкия.

Черна земля под копытами

Костьми была посеяна,

Полита была кровию,

И по Русской земле взошло бедой!..

Что мне шумит,

Что мне звенит

Так задолго рано перед зарею?

Игорь полки заворачивает:

Жаль ему милого брата Всеволода.

Билися день,

Бились другой,

На третий день к полдню

Пали знамена Игоревы!

Тут разлучилися братья на бреге быстрой Каялы;

Тут кровавого вина недостало;

Тут пир докончили бесстрашные русские:

Сватов попоили,

А сами легли за Русскую землю!

Поникает трава от жалости.

А древо печалию

К земле преклонилось.

Уже невеселое, братья, время настало;

Уже пустыня силу прикрыла!

И встала обида в силах Даждьбожиих внуков,

Девой вступя на Троянову землю,

Крыльями всплеснула лебедиными,

На синем море у Дона плескаяся.

Прошли времена, благоденствием обильные,

Миновалися брани князей на неверных.

Брат сказал брату: то мое, а это мое же!

И стали князья говорить про малое, как про великое,

И сами на себя крамолу ковать,

А неверные со всех сторон приходили с победами на Русскую землю!..

О! далеко залетел ты, сокол, сбивая птиц к морю!

А храброму полку Игореву уже не воскреснуть!

Вслед за ним крикнули Карна и Жля и по Русской земле поскакали,

Мча разорение в пламенном роге!

Жены русские всплакали, приговаривая:

«Уж нам своих милых лад

Ни мыслию смыслить,

Ни думою сдумать,

Ни очами сглядеть,

А злата-серебра много утрачено!»

И застонал, друзья, Киев печалию,

Чернигов напастию,

Тоска разлилась по Русской земле,

Обильна печаль потекла среди земли Русския.

Князи сами на себя крамолу ковали,

А неверные сами с победами набегали на Русскую землю,

Дань собирая по белке с двора.

Так-то сии два храбрые Святославича,

Игорь и Всеволод, раздор пробудили,

Едва усыпил его мощный отец их,

Святослав грозный, великий князь киевский.

Гроза был Святослав!

Притрепетал он врагов своими сильными битвами

И мечами булатными;

Наступил он на землю Половецкую,

Притоптал холмы и овраги,

Возмутил озера и реки,

Иссушил потоки, болота;

А Кобяка неверного из луки моря,

От железных великих полков половецких

Вырвал, как вихорь!

И Кобяк очутился в городе Киеве,

В гриднице Святославовой.

Немцы и венеды,

Греки и моравы

Славу поют Святославу,

Кают Игоря-князя,

Погрузившего силу на дне Каялы, реки половецкия,

Насыпая ее золотом русским.

Там Игорь-князь из златого седла пересел на седло отрока;

Уныли в градах забралы,

И веселие поникло.

И Святославу