вновь покойно, горе позабыто,

Смолкнули желанья, так ликует в небе

Ночь, когда ей светит друг, желанный месяц».

II

Рано, лишь только что день занялся на востоке, царица —

Мать разбудила царя неожиданно-радостной вестью.

«Наль возвратился, — Биме сказала она. — Дамаянти

С мужем опять, и снова с ними согласие». Бима

Поднял брови, незапною вестью такой изумленный.

Тут царица открыла ему, какой Дамаянти

Хитростью Наля-царя заманила в Видарбу, какою

Выдумкой царь Ритуперн был обманут. И ей, улыбаясь,

Бима ответствовал кротко: «Я вашу женскую хитрость

Вам прощаю за то, что она удалась». Тут явился

Наль с Дамаянти и с ними их дети. Приблизился к тестю

Наль, Дамаянти приблизилась к матери. Зятя, как сына,

Ласково принял царь благодушный Бима и нежным

Взглядом поздравил дочь с возвратившимся счастьем.

Скоро потом пришли и братья и подали руку

Налю и братски с сестрой обнялися; потом отовсюду

Стали сходиться сродники, ближние; вот напоследок

Вся Видарба наполнилась шумом торжественным; домы

В пышные ткани оделись; на кровлях явились знамена;

Площади, улицы все закипели народом, и в храмах

Жертвы зажглися. И вот наконец до царя Ритуперна

Слух дошел, что Вагука, конюх его, обратился

В Наля, что мужа нашла Дамаянти, что нового делать

Выбора ей не нужно. И царь Ритуперн дружелюбно,

К Налю пришедши, сказал: «Поздравляю тебя, благородный

Царь нишадский, с благой переменой судьбы, с возвращеньем

Прежнего вида и боле всего с обретением милой,

Верной жены. И если я что неугодное сделал,

Наль знаменитый, тебе тогда, как не в образе царском

Жил ты слугой у меня, то в том виноват без вины я;

Тайны твоей я не знал и прошу у тебя извиненья». —

«Царь Ритуперн, — ответствовал Наль, — оскорбленья и тени

Я не видал от тебя; но когда б и обижен тобою

Был я, то Налю-царю обид, нанесенных Вагуке —

Конюху, брать на себя неприлично. Тебя же давно я,

Царь Ритуперн, и чту и люблю как царского брата.

Мне благосклонным ты был господином, когда под твоею

Кровлею жил я слугою Вагукой, теперь благосклонным

Другом будь мне, царю нишадскому Налю. Ты видишь

Сам, что Вагуке конюшим твоим уж не быть; без сомненья,

Также захочет в прежнюю службу вступить и Варшнея.

Но в убытке ты, царь Ритуперн, не останешься; дар мой

Править конями тебе отдаю я рукою и словом,

Так же как сам от тебя могущество счета с искусством

В кости играть получил, и ныне в Айоду ты столь же

Быстро приедешь один, сколь быстро приехал оттуда

Вместе с Вагукой в Видарбу. А я посмотрю, что удастся

Выиграть мне с искусством, тобою мне данным». Друг другу

Подали руку цари на любовь и союз; и в Айоду

Царь Ритуперн возвратился. Наль, горя нетерпеньем

Выиграть трон свой, также недолго остался в Видарбе.

III

Месяц проживши у тестя, с избранной дружиною храбрых

Наль пошел наконец на свое Нишадское царство;

Сам он сидел в колеснице блестящей; могучие кони

Бешено прыгали, твердой руке его покоряясь;

Следом за ним шестнадцать слонов боевых с крепостными

Башнями, полными ратников, шли; за слонами скакали

Конные, легкий отряд, пятьдесят копьеносцев; за ними

Пеших дружина, пятьсот отборных стрелков. Не сражаться

Вел их Наль, а украсить свое вступленье в Нишаду.

Так снарядившись, царь на прощанье сказал Дамаянти:

«Ты оставайся под кровлей отцовской, покуда не ввел я

Нового счастья в наш дом и его от врага не очистил,

Счастие прежнее в нем истребившего; с миром тогда ты

В нашу столицу с детьми возвратишься, как на небо светлый

День возвращается, темную ночь прогоняя; живи же

В радости здесь, ожидая блаженной минуты возврата

В дом семейный, на новое счастье, на новую славу».

Взором одним Дамаянти царю отвечала, но в этом

Взоре, полном небесной души, была уж победа.

Быстрою бурею Наль полетел, и скоро достиг он

В грозном величии царства, из коего некогда вышел

Бедным изгнанником. Брату Пушкаре, владевшему ныне

Бывшим престолом его, он сказал: «Я тебя вызываю

К новой игре; я поставлю на кости жену; ты поставишь

Все Нишадское царство — довольно ль с тебя? Но сначала

Сделать мне должно с тобой уговор: когда проиграешь

Ты — то все, чем владеешь, будет моим, и над самой

Жизнью твоею буду я властен; когда ж проиграю

Я — то все, чем владею, возьмешь ты, ежели можешь:

Знай наперед, что тогда мы с тобою мечом разочтемся.

Полно же медлить; тебе по законам игры мне на вызов

К новой игре отказать невозможно; и властен теперь ты

Выбрать из двух любую игру: в железо иль в кости.

Хочешь отведать меча — выходи; я рад поединку;

Царство, наследье отцов, должны сохранять мы, покуда

Наше оно, когда же его мы утратили — силой

Должны уметь нам его возвратить; так учили нас предки.

Час наступил: принимайся, Пушкара, за меч иль за кости;

Или тебе живому не быть, иль я Дамаянти

С жизнью тебе уступлю». На этот вызов Пушкара

Так отвечал, усмехнувшись: «Готов я еще раз с тобою

В кости счастья отведать; то будет игра роковая;

Горя с тобой в нищете Дамаянти довольно терпела;

Власть и богатство со мною разделит она и забудет

Прошлое скоро; а я и на троне нишадском всечасно

Думал об ней и ждал, что придешь ты; и вот напоследок

Ты пришел, и будет моей Дамаянти, и боле

Мне ничего на земле желать не останется». Этим

Дерзким ответом разгневанный, меч свой хулителю в сердце

Чуть не вонзил в запальчивости Наль, но, собой овладевши,

Он сказал, трепеща, и кипя, и сверкая: «Безумец,

Полно хвастать, играй: проиграешь — заплатишь!» И кости

Брошены — все решено: обратно Нишадское царство

С первым ударом выиграл Наль у Пушкары. Со смехом

Он, победитель, взглянул на него, побежденного. «Что ты

Скажешь теперь? Мое законное царство, которым

Думал владеть ты, по-прежнему стало моим и отныне

Будет в крепких руках; теперь меж царем и меж царством

Третий никто не дерзнет протесниться. Мою ж Дамаянти

Ты и во сне недостоин увидеть; ты раб мой отныне;

Так решила судьба. Но слушай: не властью твоею

Некогда был я низвержен с престола; Кали-искуситель,

Враг мой, тебе помогал; ты об этом не знал, безрассудный;

Знай же теперь, что отмщать на тебе преступленья чужого

Я не хочу. Живи, и будь милосердие неба

Вечно с тобой, и вражды да не будет меж нами, Пушкара,

Брат мой; живи, благоденствуя многие, многие годы».

Весь уничтоженный благостью брата, пред ним на колена

Бросился, плача, Пушкара: «О Наль Пуньялока, да будет

Милость богов и всякое благо земное с тобою!

В скромном уделе моем я, твой подданный, буду спокойней

Жить, чем на троне твоем, где покой мой основан

Был на ударе неверных костей; и своими отныне

Буду я столь же любим, сколь был ненавидим твоими.

Прежде, однако, очищу себя от вины омовеньем

В Гангесе грешного тела; в его благодатные волны

Брошу, прокляв их, враждебные кости, которыми злые

Властвуют духи. А ты, сюда возвратив Дамаянти

В блеске прекрасного солнца, скажи ей, чтоб гнева

В сердце ко мне не питала и, прежнее горе забывши,

Вдвое блаженна была очищенным в опыте счастьем».

Рустем и Зораб*

Персидская повесть, заимствованная из царственной книги Ирана (Шах-Наме́)

Книга первая

Рустем на охоте

I

Из книги царственной Ирана

Я повесть выпишу для вас

О подвигах Рустема и Зораба.

Заря едва на небе занялася,

Когда Рустем, Ирана богатырь,

Проснулся. Встав с постели, он сказал:

«Мы на царя Афразиаба

Опять идем войною;

Мои сабульские дружины

Готовы; завтра поведу

Их в Истахар, где силы все Ирана

Шах Кейкавус для грозного набега

Соединил. Но чем же я сегодня

Себя займу? Моя рука, мой меч,

Могучий конь мой Гром

Без дела; мне ж безделье нестерпимо».

И на охоту собрался

Рустем; себя стянул широким кушаком,

Колчан с стрелами калены́ми

Закинул за спину, взял лук огромный,

Кинжал засунул за кушак

И Грома, сильного коня,

Из стойла вывел. Конь, наскучив

Покоем, бешено от радости заржал;

Рустем сел на коня и, не простившись дома

Ни с кем, ни с матерью, ни с братом,

Поехал в путь, оборотив

Глаза, как лев, почуявший добычу,

В ту сторону, где за горами

Лежал Туран.

И, за́ горы перескакав, увидел

Он множество гуляющих онагрей;

От радости его зарделись щеки;

И начал он

Стрелами, дротиком, арканом

С зверями дикими войну;

И, повалив их боле десяти,

Сложил из хвороста костер,

Зажег его, потом, когда

Он в жаркий уголь превратился,

Переломил большую ель

И насадил

Огромнейшего из онагрей

На этот вертел,

Который был в его руке

Как легкая лоза, и над огнем

Стал поворачивать его тихонько,

Чтоб мясо жирное со всех сторон

Равно обжарилось. Когда же был

Онагрь изжарен, на траву

У светлого потока сел Рустем

И начал голод утолять,

Свою роскошную еду

Водой потока запивая.

Насытившись, он лег и скоро,

При говоре струистых вод,

Под ветвями густого

Широкотенного чинара

Глубоким сном заснул;

А конь его, могучий Гром,

Тем временем, гуляя

По бархатному полю,

Травой медвяною питался.

II

Но вот, покуда спал

Глубоким сном Рустем,

А Гром по бархатному полю

Гулял, травой медвяною питаясь, —

Увидя, что такой могучий конь

На пажити заповедной Турана

Без седока по воле бродит,

Толпой сбежались турки.

Замысля овладеть конем,

С арканами к нему они

Подкрались осторожно;

Но конь, аркан почуя,

Как лев озлился

И не заржал, а заревел;

И первому, кто руку на него

Осмелился поднять с арканом,

Зубами голову от шеи оторвал,

А двух других одним ударом

Копыта мертвых повалил.

Но наконец его

Отвсюду обступили;

И метко был аркан ему на шею

Издалека накинут, и его

Опутали, и был он пересилен.

Но хищники, страшась, что в их руках

Он не останется, немедленно вогнали

Его в табун туранских кобылиц,

И разом был припущен Гром

К двенадцати отборным кобылицам;

Но лишь одна из них

Плод от него желанный принесла.

III

Рустем, проснувшись, тотчас о своем

Коне подумал; смотрит, но коня

Нигде не видит. Никогда

Он от него не убегал

В такую даль. Он свистнул, но на свист

Могучий не примчался конь

И не заржал издалека́.

Рустем как бешеный вскочил;

Весь луг широкий, вдоль и поперек,

Весь темный лес, кругом и напролет,

Он обежал — напрасно: нет коня.

И в горе возопил Рустем:

«Мой верный конь, мой славный Гром,

Что без тебя начну я делать?

Скакать, летать привыкши на тебе,

Пойду ль пешком, тащась под грузом лат,

Как черепаха? Что же скажут турки,

Не на седле, а под седлом меня увидя?

Не может быть, чтоб ты, мой Гром, меня

Покинул волею; тебя украли.

Конечно, хищники здесь целым войском

Напали на тебя; никто один

С тобой не совладел бы. Но не время охать,

Рустем; иди пешком, когда умел проспать

Коня». И, конскую с досадой сбрую

С доспехами своими на плеча

Взваливши, он пошел и скоро

Напал на свежий след, и этот след

Его привел перед закатом солнца

Ко граду Семенгаму,

Который вдруг явился вдалеке

Среди равнины пышной,

Сияющий в лучах зари вечерней.

IV

Рустем подумал: «В этом Семенгаме

Владычествует царь, попеременно друг

Иль враг Ирана иль Турана;

Конечно, он бы и вдали

Рустема на коне узнал;

Но где мой конь? Я пеший

Теперь иду к его столице. Так и быть;

Они коня мне волей иль неволей

Отыщут и меня почтут

Роскошным угощеньем».

Так рассуждал с собой он, подходя

К стенам высоким Семенгама;

А между тем из глаз не выпускал

Следов замеченных; но скоро

Они, к реке приблизившись, пропали

В густом прибрежном камыше.

Тем временем молва достигла до царя,

Что в Семенгам великий богатырь

Рустем идет, что он в лесу царевом

Охотничал и что, утратив

На их земле коня, идет он пеший.

Услыша то, царь повелел,

Чтоб гость великий с почестью великой

Был принят. Все его вельможи,

И все вожди, и всякий, у кого

На голове был шлем, а сбоку меч,

Толпой из Семенгама вышли

Встречать Рустема.

И витязь, витязей светило,

Был ими окружен,

Как солнце пламенным венцом

Вечерних, им блестящих облаков;

С такою свитой в город он вступил

И к царским подошел палатам.

V

И царь сошел с крыльца принять Рустема.

Он поклонился