с такой обратился молитвой

К Зевсу: «О Зевс, наш отец и владыка, не буду богами

Боле честим я, когда мной ругаться начнут феакийцы,

Смертные люди, хотя и божественной нашей породы;

Ведал всегда я, что в дом свой, немало тревог испытавши,

Должен вступить Одиссей; я не мог у него возвращенья

Вовсе похитить: ты прежде уж суд произнес свой.

Ныне ж его феакийцы в своем корабле до Итаки

Спящего, мне вопреки, довезли, наперед одаривши

Золотом, медью и множеством риз, драгоценно-сотканных,

Так изобильно, что даже из Трои подобной добычи

Он не привез бы, когда б беспрепятственно в дом возвратился».

Гневному богу ответствовал туч собиратель Кронион:

«Странное слово сказал ты, могучий земли колебатель;

Ты ль не в чести у богов, и возможно ль, чтоб лучший,

Старший и силою первый не чтим был от младших и низших?

Если же кто из людей земнородных, с тобою не равных

Силой и властью, тебя не почтит, накажи беспощадно.

Действуй теперь, как желаешь ты сам, как приятнее сердцу».

Бог Посейдон, колебатель земли, отвечал Громовержцу:

«Смело б я действовать стал, о Зевес чернооблачный, если б

Силы великой твоей и тебя раздражить не страшился;

Ныне же мной феакийский прекрасный корабль, Одиссея

В землю его проводивший и морем обратно плывущий,

Будет разбит, чтоб вперед уж они по водам не дерзали

Всех провожать; и горою великой задвину их город».

Гневному богу ответствовал так Громовержец Кронион:

«Друг Посейдон, полагаю, что самое лучшее будет,

Если (когда подходящий корабль издалека увидят

Жители града) его перед ними в утес обратишь ты,

Образ плывущего судна ему сохранивши, чтоб чудо

Всех изумило; потом ты горою задвинешь их город».

Слово такое услышав, могучий земли колебатель

В Схерию, где обитал феакийский народ, устремился

Ждать корабля. И корабль, обтекатель морей, приближался

Быстро. К нему подошед, колебатель земли во мгновенье

В камень его обратил и ударом ладони к морскому

Дну основанием крепко притиснул; потом удалился.

Шумно словами крылатыми спрашивать стали друг друга

Веслолюбивые, смелые гости морей феакийцы,

Глядя один на другого и так меж собой рассуждая:

«Горе! Кто вдруг на водах оковал наш корабль быстроходный,

К берегу шедший? Его уж вдали различали мы ясно».

Так говорили они, не постигнув того, что случилось.

К ним обратился тогда Алкиной и сказал: «Феакийцы,

Горе! Я вижу, что ныне сбылося все то, что отец мой

Мне предсказал, говоря, как на нас Посейдон негодует

Сильно за то, что развозим мы всех по морям безопасно.

Некогда, он утверждал, феакийский корабль, проводивший

Странника в землю его, возвращаяся морем туманным,

Будет разбит Посейдоном, который высокой горою

Град наш задвинет. Так мне говорил он, и все совершилось.

Вы ж, феакийские люди, исполните то, что скажу вам:

С этой поры мы не станем уже по морям, как бывало,

Странников, наш посещающих град, провожать; Посейдону ж

В жертву немедля двенадцать быков принесем, чтоб на милость

Он преклонился и града горой не задвинул великой».

Так он сказал, и быков приготовил на жертву объятый

Страхом народ; и, усердно молясь Посейдону-владыке,

Все феакийские старцы, вожди и вельможи стояли

Вкруг алтаря. Той порок Одиссей, привезенный в отчизну

Сонный, проснулся, и милой отчизны своей не узнал он —

Так был отсутствен давно; да и сторону всю ту покрыла

Мглою туманною дочь Громовержца Афина, чтоб не был

Прежде, покуда всего от нее не услышит, кем встречен

Царь Одиссей, чтоб его ни жена, ни домашний, ни житель

Града какой не узнали, пока женихам не отмстит он;

Вот почему и явилось очам Одиссея столь чуждым

Все, и излучины длинных дорог, и залив меж стенами

Гладких утесов, и темные сени дерев черноглавых.

Вставши, с великим волненьем он начал кругом озираться;

Скорбь овладела душою его, по бедрам он могучим

Крепко ударив руками, в печали великой воскликнул:

«Горе! К какому народу зашел я! Здесь, может быть, область

Диких, не знающих правды, людей, иль, быть может, я встречу

Смертных приветливых, богобоязненных, гостеприимных.

Где же я скрою ботатства мои и куда обратиться

Мне самому? Для чего меж людьми феакийскими доле

Я не остался! К другому из сильных владык в их народе

Я бы прибегнул, и он бы помог мне достигнуть отчизны;

Ныне ж не знаю, что делать с своим мне добром; без храненья

Здесь не оставлю его, от прохожих расхищено будет.

Горе! Я вижу теперь, что не вовсе умны и правдивы

Были в поступках со мною и царь и вожди феакийцев:

Ими я брошен в краю, мне чужом; отвезти обещались

В милую прямо Итаку меня, и нарушили слово;

Их да накажет Зевес, покровитель лишенных покрова,

Зрящий на наши дела и карающий наши злодейства.

Должно, однако, богатства мои перечесть, чтоб увидеть,

Цело ли все, не украли ль чего в корабле быстроходном».

Он сосчитал все котлы, все треножники, все золотые

Утвари, все драгоценно-сотканные ризы, и целым

Все оказалось; но горько он плакал о милой отчизне,

Глядя на шумное море, бродя по песчаному брегу

В тяжкой печали. К нему подошла тут богиня Афина,

Образ приняв пастуха, за овечьим ходящего стадом,

Юного, нежной красою подобного царскому сыну;

Ей покрывала двойная широкая мантия плечи,

Ноги сияли в сандалиях, легким копьем подпиралась.

Радуясь встрече такой, Одиссей подошел к светлоокой

Деве и, голос возвысив, ей бросил крылатое слово:

«Друг, ты в земле незнакомой мне, страннику, встретился первый;

Радуйся; сердце ж на милость свое преклони; сбереги мне

Это добро и меня самого защити; я как бога,

Друг, умоляю тебя и колена твои обнимаю:

Мне отвечай откровенно, чтоб мог я всю истину ведать,

Где я? В какой стороне? И какой здесь народ обитает?

Остров ли это гористый иль в море входящий, высокий

Берег земли матерой, покровенной крутыми горами?»

Дочь светлоокая Зевса Афина ему отвечала:

«Видно, что ты издалека пришелец иль вовсе бессмыслен,

Если об этом не ведаешь крае? Но он не бесславен

Между краями земными, народам земным он известен

Всем, как живущим к востоку, где Эос и Гелиос всходят,

Так и живущим на запад, где область туманныя ночи;

Правда, горист и суров он, коням неприволен, но вовсе ж

Он и не дик, не бесплоден, хотя не широк и полями

Беден; он жатву сторицей дает, и на нем винограда

Много родится от частых дождей и от рос плодотворных;

Пажитей много на нем для быков и для коз, и богат он

Лесом и множеством вод, безущербно год целый текущих.

Странник, конечно, молва об Итаке дошла и к пределам

Трои, лежащей, как слышно, далеко от края ахеян».

Кончила. В грудь Одиссея веселье от слов сих проникло;

Рад был услышать он имя отчизны из уст светлоокой

Дочери Зевса-эгидодержавца Паллады Афины;

Голос возвысив, он бросил крылатое слово богине

(Правду, однако, он скрыл от нее хитроумною речью,

В сердце своем осторожно о пользе своей помышляя):

«Имя Итаки впервые услышал я в Крите обширном,

За морем; ныне ж и сам я пределов Итаки достигнул,

Много сокровищ с собою привезши и столько же дома

Детям оставив; бежал я оттуда, убив Орсилоха,

Идоменеева милого сына, который в обширном

Крите мужей предприимчивых всех побеждал быстротою

Ног; он хотел у меня всю добычу троянскую (столько

Злых мне тревог приключившую в те времена, как во многих

Бранях я был и среди бедоносного странствовал моря)

Силой отнять, поелику его я отцу отказался

В Трое служить и своими людьми предводил; но его я,

Шедшего с поля, с товарищем подле дороги укрывшись,

Метко направленным медным копьем умертвил из засады:

Темная ночь небеса покрывала тогда, никакой нас

Видеть не мог человек; и не сведал никто, что убийца

Я; но, копьем медноострым его умертвив, не замедлил

Я, к кораблю финикийских людей благородных пришедши,

Их убедить предложеньем даров, чтоб, меня на корабль свой

Взявши и в Пилос привезши, там на берег дали мне выйти

Или в Элиду, священную область эпеян, меня проводили;

Но берегов их достигнуть нам не дал враждующий ветер,

К горю самих мореходцев, меня обмануть не хотевших;

Сбившись с дороги, сюда мы приплыли ночною порою;

В пристань на веслах ввели мы корабль, и никто не помыслил,

Сколь ни стремило к тому нас желанье, об ужине; все мы,

Вместе сошед с корабля, улеглися на бреге песчаном;

В это мгновенье в глубокий я сон погрузился; они же,

Взявши пожитки мои с корабля, их сложили на землю

Там, где заснувший лежал на песке я; потом, возвратяся

Все на корабль, к берегам многолюдной Сидонии путь свой

Быстро направили. Я же остался один, сокрушенный».

Кончил. С улыбкой Афина ему светлоокая щеки

Нежной рукой потрепала, явившись прекрасною, с станом

Стройно-высоким, во всех рукодельях искусною девой.

Голос возвысив, богиня крылатое бросила слово:

«Должен быть скрытен и хитр несказанно, кто спорить с тобою

В вымыслах разных захочет; то было бы трудно и богу.

Ты, кознодей, на коварные выдумки дерзкий, не можешь,

Даже и в землю свою возвратясь, оторваться от темной

Лжи и от слов двоесмысленных, смолоду к ним приучившись;

Но об этом теперь говорить бесполезно; мы оба

Любим хитрить. На земле ты меж смертными разумом первый,

Также и сладкою речью; я первая между бессмертных

Мудрым умом и искусством на хитрые вымыслы. Как же

Мог не узнать ты Паллады Афины, тебя неизменно

В тяжких трудах подкреплявшей, хранившей в напастях и ныне

Всем феакиянам сердце к тебе на любовь преклонившей?

Знай же теперь: я пришла, чтоб, с тобой все разумно обдумав,

К месту прибрать здесь все то, что от щедрых людей феакийских

Ты получил при отъезде моим благосклонным внушеньем;

Также, чтоб знал ты, какие судьба в многославном жилище

Царском беды для тебя приготовила. Ты же мужайся;

Но берегись, чтоб никто там, ни муж, ни жена, не проникли

Тайны, что бедный скиталец — ты сам, возвратившийся; молча

Все оскорбленья сноси, наглецам уступая без гнева».

Светлой Афине ответствовал так Одиссей богоравный:

«Смертный, и самый разумный, с тобою случайно, богиня,

Встретясь, тебя не узнает: во всех ты являешься видах.

Помню, однако, я, сколь ты бывала ко мне благосклонна

В те времена, как в троянской земле мы сражались, ахейцы.

Но когда, ниспровергнувши город Приамов великий,

Мы к кораблям возвратились, разгневанный бог разлучил нас.

С тех пор с тобой не встречался я, Диева дочь; не приметил

Также, чтоб ты, на корабль мой вступивши, меня от какого

Зла защитила. С разорванным сердцем, без всякой защиты,

Странствовал я: наконец от напастей избавили боги.

Только в стране плодоносной мужей феакийских меня ты

Словом своим ободрила и в город мне путь указала.

Ныне ж, колена объемля твои, умоляю Зевесом

(Я сомневаюсь, чтоб был я в Итаке; я в землю иную

Прибыл; ты, так говоря, без сомненья испытывать шуткой

Хочешь мне сердце; ты хочешь мой разум ввести в заблужденье),

Правду скажи мне, я подлинно ль милой отчизны достигнул?»

Дочь светлоокая Зевса Афина ему отвечала:

«В сердце моем благосклонность к тебе сохранилася та же;

Мне невозможно в несчастье покинуть тебя: ты приемлешь

Ласково каждый совет, ты понятлив, ты смел в исполненье;

Всякий, на чуже скитавшийся долго, достигнув отчизны,

Дом свой, жену и детей пламенеет желаньем увидеть;

Ты ж, Одиссей, не спеши узнавать, воздержись от расспросов;

Прежде ты должен жену испытать; неизменная сердцем,

Дома она ожидает тебя с нетерпением, тратя

Долгие дни и бессонные ночи в слезах и печали.

Я же сомнения в том никогда не имела — напротив.

Знала, что, спутников всех потеряв, ты домой возвратишься;

Но неприлично мне было вражду заводить с Посейдоном,

Братом родителя Зевса, тобой оскорбленным: ты сильно

Душу разгневал его умерщвлением милого сына.

Но, чтоб ты мог мне поверить, тебе я открою Итаку.

Здесь посвященная старцу морскому