они в том случае проиграют войну, если они убьют афинского царя Кодра. Тогда, дескать, ожидайте поражения.
14. Кодр, услышав эти слова, прямо задрожал в своей палатке. И, безмерно любя свою Грецию, решил пожертвовать своей особой. Во имя, так сказать, своей героической родины.
И вот ночью он переоделся в другое платье, перешел в лагерь дорян и там затеял с одним солдатом ссору, в результате чего этого нашего героя и убили.
Скорей всего с улыбкой на устах принял он эту кончину, — дескать, перехитрил вас, все-таки вы меня, доряне, убили. Теперь сдавайтесь согласно предписанию оракула.
Самое смешное в этой истории то, что доряне, убив Кодра, вдобавок еще одержали победу над его войсками и вскоре выиграли всю войну.
Так что лавры оракула сильно после того подмокли. И, главное, через него невинно пострадал наш доблестный царь Кодр, излишняя доверчивость которого и отчасти глупость завела его в такой тупик. В общем, подобная крупная неудача поистине бывает только раз в жизни.
Вот что значит доверять мошенникам и хиромантам.
Так дурак и помер. И даже, кажется, династия на нем прекратилась. Ну, что это такое! Вот психопат.
15. Интересный случай неудачи испытал на себе также знаменитый и прославленный римский папа Борджиа Александр VI (умер в 1503 году).
Не будем его здесь описывать. Всем известна его отрицательная личность. Отметим только, что подобные оригиналы и мошенники не раз бывали на папском престоле. Но этот был особенный. Он прямо как с цепи сорвался.
Главное, что всех нас в этом папе поражает, — это его любовь к убийствам. И он вообще ни перед чем не останавливался в достижении намеченных идеалов.
Это был, вообще говоря, довольно сильная личность. И он итальянскому народу очень много крови испортил своим бурным поведением.
У него вдобавок был еще сын Цезарь. Тот совсем был мошенник и вор. Так что они оба два — папа с Сыном — на пару, так сказать, лихо поработали там у себя в Риме.
Вот вообще даже не понять. Эпоха Возрождения. Рафаэль все-таки. Микеланджело. Леонардо да Винчи работал, между прочим, у этого папы. И наряду с этим — такой исключительный папа. Как-то это даже странно с нашей уши зрения. А тогда, наверно, этому не так уж удивились.
16. Да, так вот, в католической церкви происходили тогда некоторые волнения. Папа хотел объединить всю Италию под своей божественной властью. А другие стеснялись и не хотели этого. Вот Александр VI и горячился.
И он, главное, хотел устранить двух кардиналов, которые ему мешали. Он подсылал убийц, но из этого ничего пока не выходило. Тогда он пригласил их однажды к себе на именины. И тем отказать уже было неловко. Все-таки — папа.
И они, конечно, приехали.
А папа только этого момента и ждал. Он их решил отравить за ужином. И он в вино подсыпал какой-то сильный египетский яд.
И, чтобы у гостей не было сомнения, это вино в четырех одинаковых золотых бокалах принес на подносе кто-то там из лакеев. Какой-нибудь там мажордом. Торжественно, может быть, внес этот поднос в столовую.
И папа любезно сказал: «Вот, дескать, друзья, нас тут — раз, два, три, четыре — вы оба, и мы с сыном. Давайте же поздравим друг друга с именинами и выкушаем этот искрометный напиток. Ура!»
17. Или он чего-нибудь вроде этого сказал. И подмигнул лакею, — дескать, обноси, дурак, и станови перед каждым по их бокалу.
А надо сказать, что два бокала с отравой были чуть-чуть побольше в вышину. А которые два поменьше — те содержали в себе чистое вино.
А лакей, дурак, запарившись, перепутал и сунул кардиналам более маленькие кубки. А более возвышенные бокалы, конечно, схватили для себя папа с сыном.
Но папа-то еще понятно. Папа только отдал распоряжение и не знал, куда они всыпали отраву. Он на своих надеялся. Но насчет сына, Цезаря, это прямо изумительно. Он сам засыпал яд и вдруг в последнюю минуту позабыл приметы. И потащил к губам отравленный напиток.
И папа, глядя на него, тоже за ним потянулся. И кардиналы с ними чокнулись.
В общем, факт, что они все четверо выкушали это вино. И вдруг у папы с сыном моментально глаза на лоб полезли. Сын говорит: «Папа, знаешь, кажется, мы ошиблись».
18. Кардиналы им говорят: «Что, дескать, с вами, папа с сыном?» И папа, к черту, под стол сползает.
Драма, конечно, скандал. Крики. И сразу все разъяснилось. Кардиналы задрожали задним числом. Стали на потолок зыркать и креститься о чудесном спасении. После чего подбежали к папе, но тот уже тихо лежит кверху брюхом и дышать не может.
А его сын, этот бешеный Цезарь, даром что он тоже свое вино вылакал, все-таки благодаря, может быть, своей молодости и нахальству вскочил на ноги и пулей бросился куда-то там такое. Он моментально отыскал противоядие, принял его. Его хорошенько вырвало, прослабило, и он остался жив всем на удивление. После чего его хотели отдать под суд, но он сбежал за границу. И жил там исключительно хорошо, покуда вскоре не умер. Его там, кажется, наконец убили. Так что он достиг все-таки своей настоящей планеты.
А папа так и умер на месте. Вот это была неудача. Дурак какой.
19. Но это, конечно, скорей личная неперка, чем неудача. А то бывают неудачи крупного значения. Какие-нибудь язвы общества и так далее. Или там проявление угодливости, низкопоклонства и что-нибудь вроде этого. Конечно, это тоже неудачи. Но уже в области характеров. Это уже общественные неудачи. То есть это уже не пустяки вроде вышеуказанной ошибки бокалы перепутали.
Вот, например, представьте себе такую сцену из римской жизни.
Римский император Тиберий. Сначала он был ничего. То есть в своей молодости он был даже приятный человек. Во всяком случае, не был подлец. Но под конец он испортился. У него голова от власти закружилась. И он наделал чертовские дела по своей жестокости. Его в Риме очень не любили. Но он на это плевал. Он сказал такую историческую фразу: «Пусть ненавидят, лишь бы подчинялись».
Но тем не менее в своей молодости он был ничего себе человек. Он даже, как отмечает история, горел лучшими намерениями. Особенно когда он был еще консулом.
У него тогда были разные планы. И он любовно относился к людям. Как-то гуманно.
20. И, будучи, в хорошем, чувствительном, настроении, он однажды сказал за обедом:
— Вот, дескать, господа, мы пользуемся всем на свете и отличаемся хорошим здоровьем. А многие несчастные, может быть, тем временем хворают и умирают. Как это нехорошо. Я бы, говорит, хотел им посочувствовать. На днях, говорит, я непременно объеду все больницы и поговорю с больными кто в чем нуждается. Я, говорит, хочу прикоснуться к страданиям, чтобы хоть немножко облагородиться.
Тут окружающие, наверно, зааплодировали. Дескать, какое сердце, какие поступки, — человек ездит по больницам и наблюдает разные там язвы и лишаи, будучи консулом.
Тиберий говорит:
— Ну, что вы. Отчего же. Я даже завтра могу поехать.
И вот он, распаленный в своих лучших чувствах, действительно решил завтра же объехать все больницы.
Однако окружающее начальство, желая угодить Тиберию и желая доставить ему поменьше затруднений при подобном осмотре больниц, решило упростить это дело.
И был отдан приказ — собрать всех больных в городском саду и разложить их там по роду их болезней.
Что, по словам римского историка Светония, и было на другой день исполнено.
21. Можно представить, какое волнение поднялось в больницах, когда пришло подобное распоряжение.
Многие заведующие больниц бросились, конечно, куда-нибудь там в ихнее управление. Начали доказывать.
Горячиться. Дескать, что это не представляется возможным. И где же транспорт взять и так далее. И тем более многие больные у нас довольно плохо себя чувствуют — они хворают. А кое-кто плохо даже передвигается. Которые ослабшие или с тифом. Как же так, господа, взять их и всех, что ли, свалить в саду? Или что? Объясните распоряжение. Конечно, если вы настаиваете. Мы не возражаем. Тем более если это приказ, то мы понимаем, что его надо исполнить.
В общем, медицинские работники, вздыхая, и шипя, и перекидываясь обывательскими фразами, бросились назад по своим больницам и стали там готовить больных к передвижению.
И, значит, вскоре под барабанный бой двинули их к городскому саду. Где и стали всех располагать там по группам. Или, как Светоний говорит, — по роду заболеваний.
То есть, наверно, чахоточных посадили с чахоточными, подагриков к подагрикам. А ревматиков живописной группой расположили под деревом. А хворающим воспалением легких велели лечь около бассейна, чтобы они могли освежаться и утолять жажду. И так далее.
Засим все стали ожидать. Заиграла музыка. Подагрики и роженицы подтянулись и выглядели молодцами.
И наконец раздались голоса: «Несут». И Тиберий, окруженный друзьями, сияющий и молодой, предстал перед трепещущей медициной.
22. К чести его надо сказать, что эта живая картина в городском саду ему не понравилась.
То есть сначала он от изумления двух слов не мог произнести.
Один из начальников говорит:
— Собрали их всех в саду-с. Чтоб, так сказать, вам не трепаться по разным учреждениям.
Тиберий говорит:
— Да, но как же так, господа? Собрать их всех в одну кучу… Как-то странно.
— Отчего же странно? Собрали-с в одну кучу, чтоб, так сказать, вы могли бы сразу лицезреть что к чему.
Тиберий говорит:
— Да, но, может быть, они не хотят этого… Может быть, они больные. Вон как они у вас болезненно смотрят.
— Отчего же не хотят? Они очень хотят. Только они перед вами стесняются. Вот они и смотрят слегка болезненно. А так-то до вас они у меня тут диски кидали.
И хоть бы что.
23. Тиберий говорит:
— Да нет, я ничего не говорю, только почему они такие бледные? Что они, больные у вас, что ли?
— Хворают-с. Вот они и побелели. А так-то они ничего еще. Крепыши.
Тиберий говорит:
— А врачи-то что же говорят?
— А врачи прямо на седьмом небе от удовольствия. Они говорят: сколько лет ждали, чтобы это наконец было, и вот это случилось. Они выражают вам благодарность за это решение. Они говорят, что только после этого они почувствовали настоящее внимание к медицине. А то находились все равно как сироты. Тосковали. И вдруг теперь могут отыграться. А в крайнем случае можно, конечно, отдать распоряжение, чтобы они обратно возвращались. Если вы уж насмотрелись на картины человеческого страдания.
Тиберий говорит:
— Пойду, что ли, извинюсь перед больными.
И, подойдя к больным, стал перед ними извиняться за излишество и за бездушный, бюрократический перегиб, допущенный со стороны начальства.
И, по словам историка Светония, «он даже извинился перед людьми самыми маленькими и неизвестными».
В общем, снова загремела музыка. Больные подтянулись. И наш Тиберий, покачивая
