в механизме часов записочку на тончайшей бумаге. И в этой записочке излагался план бегства.
40. План был такой. В ближайшие дни во время двадцатиминутной тюремной прогулки за стеной крепости Кропоткин услышит игру на скрипке. И это будет знак, по которому он должен добежать до ворот крепости. А у ворот будет ждать лихач, который и отвезет его в назначенное место.
Так что все делов было — добежать до ворот. Но это было крайне нелегко. До ворот было шагов триста. А на прогулке за Кропоткиным по пятам следовал солдат с ружьем. А у ворот стоял часовой.
И вот однажды в июльский день по данному сигналу Кропоткин бросился к воротам.
Причем это было так неожиданно, что конвойный солдат в первую минуту растерялся. И благодаря этому Кропоткин выиграл несколько шагов.
С криком: «Держи!» — конвойный побежал за арестантом и несколько раз пытался ударить его штыком, бросая вперед руку с ружьем, но безуспешно. Причем не стрелял, вероятно уверенный, что арестанта поймают у ворот.
41. Но у ворот специальный человек (приятель Веймара) отвлек внимание часового. Он ему что-то рассказывал, и часовой слушал развесив уши.
Тогда Кропоткин, сбросив для легкости арестантский халат, побежал быстрей. Конвойный приготовился стрелять, но, к счастью, в ворота въехали крестьянские подводы с фуражом, и Кропоткин успел за ними скрыться.
И вот еще несколько усилий — и Кропоткин в воротах. И за воротами он видит лихача.
Но тут он с ужасом замечает, что в пролетке лихача сидит какой-то блестящий гвардейский офицер.
Была секунда, когда Кропоткин замер. И не знал, что ему делать.
Но офицер закричал:
— Скорей же, черт побери, прыгай!
Кропоткин одним духом прыгнул в экипаж. Офицер протянул ему складной цилиндр и плащ и сам, вскочив с сиденья и потрясая револьвером, закричал кучеру страшным голосом:
— Гони!.. Убью!..
И великолепный призовой рысак рванул что есть мочи.
42. Сзади раздались крики: «Держи!» И прогремело несколько выстрелов. Но было поздно.
Рысак уже был далеко. И гвардейский офицер (а это был переодетый друг Кропоткина — отважный доктор Веймар) спокойно откинулся на спинку сиденья. И теперь в экипаже ехали роскошные господа — офицер и барин в цилиндре и в крылатке. И проходящие жандармы отдавали честь, хотя где-то вдалеке продолжали кричать: «Держи!»
Беглецы выехали на Каменноостровский и вскоре были на квартире у своих друзей.
Однако тут находиться было небезопасно. И Кропоткин уехал за город. А через два дня был уже в Финляндии. И оттуда перебрался в Швецию.
Родных Кропоткина продержали два месяца в тюрьме, но, видя, что они ни при чем, отпустили. И это так радостно, что из семьи Кропоткина никто не пострадал.
И храбрый доктор Веймар тоже не пострадал. О нем, собственно, никто даже и не знал. И только потом все это выяснилось.
Вот какие бывают врачи и доктора. И это весьма приятно знать. И даже у таких врачей хочется лечиться.
43. В общем, поступки, подобные рассказанным в этих трех новеллах, нас тоже трогают своим величием и мужеством.
А что касается до работников науки и искусства, то многие из них в этом смысле были на должной высоте. И некоторые их поступки тоже нас поражают своим величием.
И тут мы для примера и доказательства приводим несколько заметок о доблестных и славных делах деятелей этого рода.
Итальянский ученый Лацциаро Спалланциапи (умер в 1799 году), изучая жизненные процессы человеческого организма, произвел множество опытов над самим собой. Он вводил в кровь различные микробы и для наблюдения над пищеварением проглатывал малосъедобные и вовсе несъедобные вещества. Умирая, он скачал: «У меня плохое сердце, и я прошу — тотчас после моей смерти исследуйте его получше, быть может, это даст новый факт для изучения сердечных болезней».
Микеланджело всю колоссальную мощь и страстность своей личности отдал живописи, в ущерб всей своей жизни. Работая в Ватикане над своими гениальными фресками, он нередко дни и ночи проводил на лесах, лежа в неудобной позе под самым потолком. Ночью он работал, прикрепив свечку к обручу, надетому на голову. Воск нередко залеплял ему глаза. Благодаря этому он в дальнейшем потерял зрение. И его, слепого старика, водили в музеи, где он с наслаждением ощупывал руками скульптурные работы.
Бетховен отказался от любви, предложенной одной из его поклонниц. Он сказал своим друзьям: «Если б я таким образом захотел тратить свои силы, что бы осталось для лучшего, для благородного».
Оп писал тогда свою знаменитую Шестую симфонию.
44. Однако, помимо всего перечисленного, бывает еще один сорт героизма и мужества. И это тоже нас может удивлять своей силой. Но полного восхищения это у нас не вызывает.
Мы говорим о храбрых поступках, которые, так сказать, лишены большой цели и значения.
Ну, например, был такой знаменитый протопоп и писатель Аввакум. И он проявил исключительное мужество. Его пытали, кидали в тюрьмы и в ссылки. Подкупали Упрашивали наконец отказаться от его идеи. Но он так и не сдался. И настаивал на своем. Пока его не убили.
А вся его идея заключалась, извините, в том, что он был против того, чтобы публика крестилась тремя перстами. Он говорил, что верующих это должно смущать. Что это им может напоминать кукиш в его первоначальной форме. И настаивал на двух пальцах. И так с этой славной идеей и помер. Его сожгли. И он даже с костра кричал: «Еретики, мерзавцы!»
Согласитесь сами, что подобный храбрый поступок может удивлять, но восхищения он не вызовет, поскольку идейка все-таки слабовата. Хотя как сказать — если поглядеть историю, то нередко именно через такие дела многие и заканчивали свою бурную жизнь. И много буйных голов слетело к черту за небольшое, в сущности, дело — двумя или тремя перстами креститься.
45. Или второй случай. Фельдмаршал Миних.
Его, как известно, при Елизавете Петровне в 1742 году судили. Он, собственно, засыпался по общественному делу. Он у прежней царицы состоял в фельдмаршалах. И та относилась к нему благосклонно. А эта новая прямо как с цепи сорвалась.
И только свергли с престола эту добродушную молоденькую дуру Анну Леопольдовну со своим детенышем, как Елизавета Петровна сразу вдруг велела отдать под суд нашего почтенного фельдмаршала.
И вдобавок председателем суда назначили одного из его подчиненных Трубецкого.
Трубецкой на суде говорит:
— Подсудимый Миних, признаете ли вы себя виновным?
Миних говорит:
— Я в одном только виноват, господин судья.
— В чем же именно?
— Именно в том, — сказал Миних, — что я тебя, собаку, не повесил, когда ты у меня в прошлом годе попался в плутовстве, будучи кригс-комиссаром.
46. От этого смелого ответа многие в суде фыркнули. А председатель побледнел и без сожаления приговорил Миниха к смертной казни.
Но Елизавета Петровна, отличаясь слабостью нервов, не захотела казни и велела сослать на вечное поселение.
И в этом ответе Миниха было, конечно, много храбрости и мужества. Другие бы стали ныть и подхалимничать. А этот сделал такой гордый ответ. Но тут, конечно, были личные счеты — сильная ненависть и желание обидеть.
И потому подобный поступок при всей его храбрости нас только может удивлять, но к человеку мы останемся холодны и равнодушны. Нам, как бы сказать, даже наплевать на него.
Вот что значит цель и устремление.
В общем, из двух последних новелл можно вывести заключение, что в любом поступке немаловажную роль играет цель и назначение.
И там, где цель ничтожна, там даже храбрейший поступок может вызвать нашу насмешку. А где цель высока, там героизм, как мы видели, достигает своего величия.
47. А правильная и великая цель совместно с героической борьбой и удивительным мужеством создала, например, социальную революцию.
И на этой революции завершилось прошлое, и наступило настоящее. И о прошлом, перелистывая историю, мы вам говорили. А что касается настоящего, то оно перед вашими глазами. И все вы видите, что это такое. Это то, что жизнь из рук владельцев заводов, банков и магазинов и из рук помещиков окончательно перешла в руки тех, кто работает. И это есть одно из самых удивительных событий и перемен, известных за все время.
И наблюдатели этих перемен должны учитывать, что настоящий момент в сравнении с тем, что будет, еще не совсем показателен для наблюдений. А некоторые трудности наших дней еще ничего не говорят. А то, что сделано почти из ничего, — уже чрезвычайно много. А то, что будет вскоре, — будет в высшей степени хорошо, поскольку все будет делаться для себя, — а никто сам себе не враг. Трудящиеся сами разберутся что к чему.
Но то, что есть, не пришло само по себе. А было проявлено для этого высшее мужество и сила духа, и были испытаны большие страдания и огромные потери.
А из удивительных событий, происшедших в эти годы, помимо указанного, можно назвать такие.
48. Первое удивительное событие — это гражданская война, закончившаяся полным поражением барской России.
Как сказал наш славный советский поэт:
За это бились под Орлом,
Под Жмеринкой дрались,
За эту драку, черт возьми, кривую как коса,
Нас всех, оставшихся в живых, берут на небеса.
Но нам, ребята, не к лицу благословенный край.
И действительно, в эту войну многими было проявлено такое мужество и такой героизм, что мало что с этим может равняться! И имена этих героев у всех на устах. И некоторые из них погибли, а некоторые живы, и их можно видеть. И имена тех и других будут записаны на мраморную доску золотыми буквами.
А второе удивительное событие было такое, что частные торговцы и купцы с их привычкой ежедневно торговать потерпели окончательное поражение и сошли со страниц новейшей истории со своими актуальными лозунгами: «Не обманешь — не продашь», «Кто прост, тому коровий хвост» и «Деньги не пахнут».
49. Что касается до третьего удивительного события, то оно — Большие Перемены.
Еще не так давно поэт писал такие стихотворные строчки, в которых ради сомнительной рифмы допущена поэтическая вольность:
Довольно гнить и ноять
И славить взлетом гнусь,
Уж смыла, стерла деготь
Воспрянувшая Русь.
Однако эти строчки уже ничего не говорят. И смывшая деготь Русь из соломенной и деревянной стала железной. И нищая деревенская страна, перестроенная на новом, коллективном основании, создала новое прекрасное хозяйство и новый, еще не записанный быт. И это тоже абсолютно удивительное явление, которое само за себя говорит без всякой записи.
А четвертое удивительное событие уже видно всем.
И мы не будем затруднять читателя объяснением, как и чего, и не будем затрагивать вопросов политической экономики. Только скажем, что материальное улучшение, которое растет, все время будет возрастать.
И мы в этом уверены и на это вполне надеемся. И оно, наверно, так и будет.
И когда это целиком подтвердится, то это удивительное событие оценят все без исключения, и все запишут его в своем сердце.
50. А что
