дальнейших слов, сказанных по радио.)
РАДИО. Вы прослушали трансляцию заграничной станции из Стокгольма. Через одну минуту слушайте продолжение трансляции. На одну…
ЧЕЛОВЕК (высовывает голову из-под подушки). Ах, черт возьми! Как это я, дурак, ошибся.
ЧЕЛОВЕК. Черт возьми, даже странно. Я думал – заграница, а это наши забавляются. Главное, меня смутил развлекательный мотив. Гм. Тоже. За ум схватились. Понимают, что на одних коровах далеко не уедешь. Заграницу копируют… Все-таки большой сдвиг наблюдается. Легкую музыку дают. Этакий веселенький, но пошленький мотивчик. Да, собственно, не так и веселенький. Тру-ру-ру да тру-ру-ру… О… о… опять начали… Скажите, пожалуйста… Тоже… Веселье разыгрывают. Главное, уменья на грош, а туда же. И фальшивят же… фальшивят-то как… А, черт, визг какой! Не могут эфир очистить. Это уж лучше бы про коров говорили. Не так раздражает. Тот еще мотивчик был ничего себе, а этот просто определенная дрянь. И вот спроси их – что можно под эту музыку делать, а? Разве что коров доить. (Делает неуклюжие па.) Нет, не умеют у нас… Не умеют. Азия… О, фальшивят как. Кто в лес, кто по дрова. Один – тру-ту-ту, другой – тю-тю-тю. А вместе – шиш и безобразие. Главное, музыкантов не видать, а вот чувствуешь, что сброд сидит. Так и чувствуешь – сидят этакие в толстовках, ноги растопырив. Морды небритые, рожи такие, лапы грязные. Бухают в свои инструменты – кто во что горазд… Капельдука, этакий брюхастый курицын сын, тыкает своей палочкой туда и сюда. И думает – артист. Композитор. Вагнер. Только, сволочь, сбивает музыкантов… Нет, вы поглядите, какую анафемскую музыку разводят. Рявкают – только народ раздражают. А, черт! Как нарочно, для расстройства нервов. Башка лопается. (Ложится на диван. В раздражении вертится.) Какое-то дикое завывание. О, черт! А, черт! (Кладет подушку на голову. Лежит неподвижно. Снова приподымает голову.) Играют еще. Тьфу, ей-богу. Какофония какая-то. Мазурики.
(Снова кладет подушку на голову. Покрывается толстым платком. Лежит в таком виде и не слышит слов по радио.)
РАДИО. Говорит Москва. Вы прослушали передачу из Данцига. На этом заканчиваем трансляцию заграничных станций – путешествие по эфиру. Переходим к очередной передаче. Слушайте урок эсперанто. Аудате, аудате… А ин аискуле пролетаре детревена…
ЧЕЛОВЕК (высовывая голову из-под подушки). Кончили, что ли?
РАДИО. Естас доцена пароле дефензива…
ЧЕЛОВЕК. Какая-то заграничная станция встревает.
РАДИО. Атента пароле латуда дабужа ен момента…
РАДИО. Парлерато де пертуте деорум…
ЧЕЛОВЕК. Швеция, кажется…
РАДИО. Пляна констуаре социоль де дженераля кризис…
ЧЕЛОВЕК. Вот не понимаешь шведского языка, а чувствуешь, что здорово. Чувствуешь, что говорят не про телят и коров, а про что-нибудь этакое хорошее, общечеловеческое…
РАДИО. Аудатес парлорум Профинтерна естас грациа Италиа деорум…
ЧЕЛОВЕК. Италия!
РАДИО. Уна момента левинтациа фините…
ЧЕЛОВЕК. Италия! (Стучит в стену.) Фекла Васильевна, Италию поймал на коротких волнах.
Радио медленно повторяет сначала все сказанное раньше.
Италия! Боже мой!! Синее небо. Солнце. Смуглые итальянцы ходят туда и сюда – потомки римлян. Чувствуется каменистый берег. Пляж… Этакая смуглая красоточка навстречу идет. Стреляет в тебя глазками и щебечет: парлеранта, парлеранта… А ты языка не понимаешь, но чувствуешь, какая парлеранта. Ах, Европа, Европа. Прими мой пламенный привет. Я иду по твоим стопам.
РАДИО. Теперь прослушайте перевод с эсперанто…
РАДИО. Слушайте, слушайте. Сообщаем политические новости на языке эсперанто…
ЧЕЛОВЕК. Ах, это эсперанто! Да, да. Ну да, конечно. Ну вот. Вот и наши передают, а мне понравилось. Вот ваша диалектика. У меня нет слепого пристрастия к чему-нибудь. Вот дрянь была наша музыка – я говорю – дрянь. Хороший, интересный язык – мне сразу понравился. Напоминает какую-то Грецию. Италию. Конечно, особенно долго слушать (выключает радио) мало интереса, но послушать можно. Отчего же? Я беспристрастно сужу. С общечеловеческой точки зрения. А ну их к черту! Разве попробовать на сон грядущий кусочек Европы отхватить? Так сказать, для успокоения нервов. Есть. Играют музыку Чайковского. Нет, опять, кажется, наши. Ну да. Так и есть. Опять со своим Чайковским. В ушах навязло. Нет, безнадежная страна. Не умеют создать человеку сносных условий.
РАДИО (по-немецки). Майне херн унд дамен, ауфвидерзейн…
ЧЕЛОВЕК. Стойте, стойте… Ах, это немцы передавали. Ах, ну да. Ну, для Германии это другое дело. Чайковский – отчего же. У нас это одно дело. А у них – почему же, правильно. Там это иначе звучит. (Нежно.) Ауфвидерзейн, мои дорогие.
Корни капитализма
Комедия в одном действии
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ОН и ОНА.
Прилично обставленная комната. Чистенько. Аккуратно. Стол. Диван. Картины. В комнату входит МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК. У него в руках букет роз, коробка конфет и бутылка шампанского. Вид молодого человека радостный и даже сияющий. Он кладет покупки на стол. Берет вазу, ставит в нее цветы. Несколько роз небрежно бросает на диван, на стол и на пол. Поэтический беспорядок еще более радует хозяина. Он, довольный и счастливый, потирает руки.
1
ОН. Вот теперь хорошо… (Поправляет розы на диване.) Вот так. Превосходно. Чудно… Теперь она может переступить порог моего дома… Юлия… (Вытаскивает из кармана ее фотографическую карточку, восхищенно смотрит, целует.) Юлия… Нет, все-таки, любовь – это что-то волшебное… Это черт знает что такое!.. Я не понимаю, как я раньше жил… тянулись дни, на душе пасмурно… И вдруг… Юлия… Хочется петь, читать стихи… Это черт знает что такое!.. Как сказал поэт: «О, ты…» Гм… как же это он сказал?.. Вот раньше и стихи-то не к чему было читать. А сейчас просто какая-то потребность. Хочется, чтоб все в рифму было… «О, ты… Вселенная… Земная ось…» О, черт! Хоть бы какие-нибудь захудалые стишки вспомнить… «Прибежали в избу дети…» Не могу вспомнить… «Тятя, тятя, наши сети…» Нет, не то… Ну, черт с ним! (Снова восхищенно смотрит на карточку.)
2
Юлия! Сейчас ты своими легкими стопами войдешь в мою скромную холостую хижину. Несколько роз упадет к твоим ногам. И взволнованный голос полюбившего тебя человека скажет: «Юлия, я безмерно счастлив, что ты будешь моей женой…» О, черт! Что же это я, как болван, в шляпе и в пальто… (Вешает шляпу и пальто на гвоздь. Подходит к зеркалу, прихорашивается.)
3
Так. В порядке… Как говорится – в полной форме и с превышением… Юлия, ты первая женщина, которую я, без тени сомнения, назову своей женой… Мы как бы созданы друг для друга. У меня хорошее служебное положение. И ты – на виду. У меня приличная зарплата и у тебя, ну, может быть, там, несколько хуже, но, как говорится, ты тоже при своих… Комната у меня, комната у нее. Стало быть, и в этом корыстный мотив отсутствует. А это в любви немало. Все-таки как-то приятно знать, что она полюбила меня просто так. Без тени расчетов, соображений. Просто по-лю-би-ла. Вот чего, вероятно, не знали наши отцы… Это у них – пошлые приданые, коммерческий расчет… брр… А тут полюбила за внешность, за светлый ум… Потому что мы с ней в равных условиях. Она сама великолепно зарабатывает. На что ей мои деньги… То есть, как на что? Деньги-то ей, конечно, нужны. То платьице, то что… (Задумчиво.) Вообще я дурак, что чуть не с первого дня брякнул ей, что зарабатываю две тысячи. Еще для форсу приврал на триста. Пыль в глаза пустил. В Крым предложил поехать. Дурак… Что дурак, так дурак. Уж скорее надо было убавить. Потому что если б полюбила – так и так бы полюбила… Конечно, она выше этого. Но все-таки такие вещи незаметно откладываются в женском сознании. Сказал бы – зарабатываю пятьсот. И поглядел бы, черт ее дери, как бы она меня полюбила! Нет, конечно, полюбила бы, но все-таки, как говорится, взял бы и проверил ее чувства. (Снова влюбленно смотрит на карточку.)
4
Юлия… (Задумчиво.) Вообще-то, конечно, не поздно и теперь сказать. Скажу – пошатнулось положение, увольняют со службы. И погляжу в ее глаза – что там у нее загорится. И если увижу хоть малейшую перемену… Нет, нет… А почему нет?.. А почему, черт возьми, нет? А сколько таких фактов, когда выходят замуж из-за служебного положения, женятся из-за комнаты… Ну, хорошо, у Юлии своя отличная комната. Ей не нужна моя жилплощадь. (Задумчиво.) Черт ее знает. Она говорила, что ее комната. Но, может, мамашина комната. То-то она юлила перед матерью: «мамочка, мамочка»… А мамочка, может, спит и видит, когда дочка к какому-нибудь дураку в комнату въедет. Здорово! То-то она все время мечтала на мою комнату взглянуть. Покажите да покажите. Ремонт, говорю… Еще не закончился. Нет – загорелось… А сказал бы – не моя комната. И поглядел бы в ее глаза и выяснил бы мотивы ее чувства… А-а, черт! Фанфарон. Пустил пыль в глаза. Две тысячи зарплаты… Крым… Шампанское… (Хватает со стола бутылку шампанского, прячет ее в шкаф.) Черта лысого я шампанского дам!.. Шампанское, цветы, шоколадные конфеты… Это – всякая полюбит. (Прячет конфеты в шкаф. Вместо них кладет на стол печенье.) А вот я погляжу, мадам, как вы меня с печеньем полюбите… И печенья не дам. (Прячет печенье.) Жрите хлеб… Полюбите нас, когда мы черненькие… (Выхватывает цветы из вазы. Швыряет их на пол. Подбрасывает их ногой под диван и под комод. Случайно в зеркале видит себя. Недоволен своим франтоватым видом.) Сапожки… Брючки… Расфуфырился… (Стаскивает с себя пиджак. Надевает рваную захудалую куртку.) А вот в таком виде не хотите ли нас полюбить? (Надевает на коверкотовые брюки вторые – рваные и страшные.) Вот в таком виде полюбите, – вот тогда спасибо скажу. А так-то всякая полюбит. (Переодевает сапоги.) Вот… Эвон, какой теперь… (Смотрится в зеркало.) Немножко, кажется, перехватил, но ничего… Жалею, что побрился. Ишь, гладкая морда. (Треплет свою прическу.) А такого не хотите – ободранного бедняка, сокращенного по службе, не имеющего своей жилплощади… Вот и поглядим, что от вашего чувства останется. (Прихрамывая, подходит к портрету на стене.) Нет, хромать-то не надо. Это уже слишком… А вот что ей сказал – папаша у меня пролетарского происхождения, – это ни к чему. Сказал бы, что барон. И поглядел бы, как вытянулась [бы] ее физиономия. (Снимает со стены портрет отца.) А генерала не хочешь?.. Нет, погоди, я тебе сейчас наверну родство. (Роется в папке, вытаскивает что-то вроде священнослужителя.) А такого папу не хочешь? Вот, скажу, отец. Извините, скажу, что приврал. На самом деле, мадам, будете теперь из духовного звания, ежели рискнете за меня замуж пойти.
6
ОНА (нежно). Мой дорогой…
ОН. Юлия!
ОНА (с изумлением). Что с вами? Что за маскарад?