всего — избушка.
Ну да через пару лет, если начальство не встрянет в это дело, сей почтенный трест разрастется, разбогатеет и построит собственное здание по слову последней техники.
Это здание мы себе мыслим в таком виде. Гляди рисунок.
Надо полагать, что в 1931 году здание будет закончено.
Обмишурились
Оно, конечно, насчет пароходов сейчас не время говорить. Потому осень наступила, зима на носу и вообще скоро речки и каналы замерзнут.
Однако дозвольте под закрытие навигации сообщить самые последние южные известия с берегов Днепра.
Еще покойный писатель Гоголь что-то намекал насчет этой речки. «Чуден, говорит, Днепр при тихой погоде». Так оно и вышло. В дело замешано как раз Днепровское госпароходство.
При тихой погоде или при бурной — неизвестно, но только был построен на Днепре пароход. Газеты пишут:
Вновь выстроенный, роскошно отделанный пароход «III Интернационал» не проходит ни под один мост…
До чего обидно. Такой хороший пароход — и хоть бросай. Главное — такая досадная мелочь: под мост не подходит.
Около моста довольно свободно плавает и не тонет, а под мост не лезет.
Чего теперь делать с этим пароходом? Мосты, что ли, ликвидировать? Или в Атлантический океан пароход перебросить? Там, говорят, совершенно мостов нету.
А то, в крайнем случае, можно сделать из него пристань или плавучий санаторий для престарелых днепровских кораблестроителей.
Одним словом, — не бросать же.
Ломбардия
Очень ужасная волокита происходит у нас в ломбардах. Которые граждане хотят чего-нибудь срочно заложить, — то это, ах, оставьте! Это не сразу бывает. Надо ждать и ждать. И все бока намнут в очереди. И так далее.
Тут один наш знакомый парнишка задумал свое пальтецо заложить. Ему трешка до зарезу понадобилась. Экстра случилась. Взял он тогда пальтишко на руку и стал в очередь. Стоит, как миленький.
Стоял, стоял, после думает:
«Покуда, думает, я, братцы мои, стою, — может, осень произойдет. Это, думает, я напрасно осеннее пальто закладываю. Вернее зимнее заложить».
Побежал он до своего дома, принес зимнее и надел осеннее. И стоит, как миленький.
После думает:
«Получается не того. Покуда до меня очередь дойдет, — может, зима ударит. Дай, думает, лучше зимнее надену, а осеннее заложу».
Так, значит, и сделал. Надел зимнее, а в ручки взял осеннее и стоит, как миленький.
Так он и теперь еще стоит. То одно пальто наденет, то другое. А то оба скинет. Смотря по временам года. И не знает, которое ему заложить.
А мы советов не даем. Мы не можем, знаете, за пятачок и рисунки рисовать, и бесплатные советы давать.
Пора вставать
Протри свои очи, дорогой читатель, и обрати благосклонный взор на этот приличный рисунок.
Тут, как видишь, художник по мере сил и возможностей изобразил раннее утро в провинции. А именно: Минеральные Воды. Рабочий поселок Госстеклозавода.
Еще довольно темно, но уже пора вставать на работу. Пора идти на этот самый стеклозавод. Гудок еще не гудел. И не скоро загудит. По той простой причине, что гудка на заводе не имеется. А, как сообщают газеты:
…вместо гудка имеется целый штат кричалыциков, содержание которых обходится 2160 рублей в год.
Обязанность кричалыциков состоит в том, что они, стуча дубинкой в окно, будят рабочих на работу.
Нами как раз тут и зафиксирован славный и ответственный момент пробуждения. Вот кричалыцики ходят, постукивают своими дубинками. Вот замелькали огоньки в халупах. Пора, братишки, вставать! Пора! Утро начинается. Вспоминается классическое изречение, кажется, что Пушкина, или, в крайнем случае, баснописца Крылова: «Дети, в школу собирайтесь, петушок давно пропел». Кстати, насчет петухов. Дело происходит на Кавказе, и, может, там петухов не водится. Только, одним словом, петухи там не использованы для этой цели. А работает там штат кричалыциков, которые и огребают, как мы указали, 2160 рублей.
В век пара и электричества прилично было бы устроить на заводе гудок. Оно, конечно, обслуживать его стоило бы немного дороже (поломка, починка, утечка пара и т. д.), но зато — красота.
А кричалыциков можно бы поставить на более полезное дело — бутылки выдувать или, еще лучше, какие-нибудь более порядочные стеклянные вещи — блюдечки или рюмочки.
Так что надо бы гудок схлопотать. Извиняюсь.
Тяга к чтению
В библиотеках-то что делается! Это ужасти! Ежедневно масса книг гибнет. Пропадают ценные экземпляры. Разные дорогостоящие учебники — Малинин и Буренин. Разные уники — физика Краевича и так далее.
Кроме пропажи, читатели вырывают особо нужные страницы. Выдергивают рисунки. Пишут на полях разную муру.
Все это, может, срывает культурное начинание. Все это, может, разрушает транспорт. Или не то, что транспорт, а вообще не оправдывает своего назначения.
И, может быть, до того дошло, что читателя и писателя допущать до книг не приходится. Газета так и пишет, — дескать, сейчас очень много развелось книжных вредителей и жучков-читателей.
Чего делать на этом фронте — неизвестно. Или по рецептам книги выдавать? Или еще как.
Тут у нас мелькнула одна идея. Не знаем только, что Наркомпрос скажет. А идея вполне жизненная.
Это, как видите, читальное зало. И сидят читатели. И близко к книгам их не допущают. Книги сами по себе, а читатели и писатели тоже сами по себе. А дают им бинокли и подзорные трубки, и через это они со стороны глядят в книги. И, таким образом, происходит массовое чтение.
Специальная боковая барышня страницы перелистывает. Тут стоит охрана. Тут барьер. Чтоб народ не кидался.
Таким образом, за цельность книги можно поручиться.
Хотя является вопрос: как же бинокли? Не уперли бы эти дорогостоящие инструменты? Хотя, в крайнем случае, бинокли можно будет к столам привинчивать, а библиотеку оцеплять охраной.
Надо же на что-нибудь решиться. Жалко же.
Конечно, некоторые товарищи говорят, будто это спецеедство.
Но это не было спецеедство. Это была просто шутка. Просто пошутили наши ребята.
Тем более этот Борисов и не спец вовсе. Какой он спец? Он вроде как малограмотный. Хотя и ходит цельные дни с портфелем. Он у нас, этот Борисов, по хозяйственной части чего-то там делает.
Он — милый человек, ничего против не скажешь. Но, конечно, вообще, сукин сын. Хотя малограмотный, но такой ужасный бюрократ. Чего его ни попроси по хозяйственной части, он говорит: пиши заявление. И без волокиты ничего не дает. А сам, сукин сын, без портфеля никуда не ходит. И до ветру портфель с собой берет. А в карманах у него пять или шесть карандашей и ручек. Ну, допусти такого человека до среднего образования, — он не менее дюжины в карман воткнет, а то и весь гросс.
Одним словом, в день пролетарского праздника собрались все наши сотрудники в колонну. И стоим коло своего здания. Дожидаемся движения. Сейчас пойдем.
А тут ребята шутят.
«Не пришедши ли, спрашивают, Борисов со своим портфелем?»
«Нет, говорят, чегой-то его не видать. Наверно, на этот раз задвижку у своего портфеля чистит ради праздника».
Вдруг, знаете, сам Борисов идет. И портфель в руках. И свежие карандаши в кармане. Ах, сукин сын, отпетая личность!
Тут начали ребята с ним здороваться, смеяться. А, дескать, товарищ Борисов, как спалось и, например, чего в портфель на этот раз положено?
После говорят:
— Как вы есть хозяйственная часть, то вам прилично находиться на грузовике, а не ходить своими чисто пролетарскими ножками по слишком грязной мостовой, а то неровен час — свой выдающийся портфельчик забрызгаете.
Ну, Борисов, конечно, говорит:
— Ничего. Пройдусь пешечком.
— Да нет, говорят, сядьте.
И уломали человека.
Взошел он на пустую платформу.
А мы завсегда ее берем, думаем: на обратном пути уставшие пролетарии сядут.
Так взошел он на платформу. Немного, конечно, конфузится. Прижимает портфель к грудке. А народ ему руками махает, кричит.
А он в ответ ручкой симпатично помахивает.
Ну, конечно, в нашей колонне хохот гремит, смех.
Только едет Борисов и видит — не только наша колонна хохочет, но и другие проходящие ребята его приветствуют и чего-то ему орут и шапками машут.
Одним словом, доехал он так до самой Невы. А после головку свою запрокинул — хотел на аэроплан поглядеть и вдруг глядит — над ним лозунг полощется: «Долой бюрократизм!»
Ничего на это не сказал Борисов. Однако, немного покраснел с досады и на ходу сошел с платформы вместе со своим портфелем.
Тут хохот слегка прекратился. И ребята разбились на два лагеря. Одни говорят — это спецеедство. Другие — шутка.
Однако, все ребята попросили прощения у Борисова. Он определенно ничего не сказал, но в ответ чего-то процедил.
А назавтра Борисов пришел без портфеля.
И в кармане была всего одна ручка.
Черт возьми!
Баньки у нас не шикарные. Надо в этом сознаться. Скажем, в том же Донбассе. Специальная комиссия делала обследование. Оказалось, знаете, безобразно худо. Грязь. Тесно. Темно. Водицы мало… Так эта горемычная комиссия, не помывшись, и отбыла в центр.
А это досадно. Чистота — святое дело. Ежели человек чисто помытый, ежели у него вдобавок галстух на груди болтается, то и мыслишки у него не те. Он более солидно держится и в грязь на улице не ложится. Одним словом, чистота и банька — это три кита нашей культурной жизни.
А в Донбассе это невозможно худо. Единственно, там в одном месте расстарались. Это в Артемовском округе. Там построили «дворец-баню». Так и газеты пишут: «Дворец-баня».
Нас-то на открытие не пригласили, так что мы не можем поделиться впечатлениями от этой бани.
Но уж, наверное, шикарная баня, раз дворец. Вход, небось, очень чистый. Может, даже со швейцаром. И, наверное, шаек много. По шайке, небось, на человека. И банщики, небось, ходят не голые, а тряпочкой прикрыты. Не мелькают голым пузом.
Это достижение. Но есть и недостатки. Водица в эту баню-дворец поступает… Одним словом, пущай газета берет на себя такую смелость говорить такие слова:
…вода поступает прямо из канав, у которых расположены уборные.
Так что мыться в такой бане, сами понимаете, мало интереса. Брезгливая публика, небось, и не моется. Наш художник полагает, что публика прямо во дворе моется. За баней. Однако не знаем. Не беремся утверждать. Может быть.
Это плохо, черт возьми!
Крысы
Знаете, меня крысы очень одолели. Давеча ночью громадная такая, как лошадь, на грудь прыгнула. И как завизжит, дьявол, когда я ее погнал. Прямо, ей-богу, человеческим голосом. Или это я крикнул. Чтой-то не помню.
Но это, так сказать, не в этом дело. А дело в том, что от этих крыс житья не стало. Бегают. Грубо на грудь садятся. Продукты жрут без устали.
Под кроватью у меня было сложено разное барахло. Ну, разное железо, бутылки, склянки, селедки. Так эти вещи они все разрыли. И съедобное скушали.
Тогда я рассердился и пошел до одного нашего кустаря. Он блох и крыс истребляет. У него магазин на улице.
Я говорю:
— Делайте со мной, что хотите. Отрывайте мне руки и ноги, берите с меня рубля полтора или рубль, но, говорю, избавьте меня от этих насекомых. У меня,
