оценки свой первый юмористический рассказ. Если годен, то поместите куда-либо, а на нет и спросу нет. Сообщите, если можете, стоит ли мне работать над этим.
Чудак ухаживает
Юмористический рассказ
Славный парень был этот Чудак… Днем это в лавке околачивался, а вечером тротуары утаптывал.
Хотя работал-то он в бакалейной лавочке, но наружность имел вполне галантерейную…
Хорошую наружность… Его только чуточку портило то, что природа, вместо лица, наградила его рожей. Ну да разве стоит обращать внимание на такие пустяки… И он не обращал.
Тонкое обращение изучил до тонкости. Пардон, мусью, и всякую такую штуку понимал. В старое время успех бы имел несомненный. Ну, а нынче разве понимают тонкое-то обращение? Можно сказать, он из-за этого и в тюрьму-то попал. Вы не верите?.. Так слушайте, я вам сейчас докажу.
Ухаживал за Лелей три недели. Пахло взаимностью. Как-то шли по улице, а на улице лужи. Вздумалось Чудаку деликатность свою показать. Выбрал лужу побольше, вперед забежал и, извиваясь всем телом, руку предложил. Обрадовавшись ейному согласию, взволновался. Схватил только два пальца да дернул. В результате и пальцы ей вывихнул, и в лужу усадил. Ухаживал за Галей. Успех был гарантирован. Как-то сидели в фойе. Видит Чудак, что мнется она… Деликатно так ей намекнул:
— Что, дескать, с вами, дражайшая?
— Платочек забыла, а насморк, — потупясь ответила Галя.
Сжалился над нею Чудак и свой предложил. Получив ейное согласие, вытащил. Он оказался грязным и пахнул клопами. Соседи фыркнули. Окинув Чудака презрительным взглядом, Галя ушла.
Ухаживал за Дусей. Дело клеилось. Руки целовал уже выше локтя. Стихи погубили. Вздумал он эти стихи написать, да и сравни в них Дусю-то с холмогорской коровой. Обиделась. Объяснял ей потом, что холмогорская корова — корова не простая, а породистая.
— Не поняла…
И сквозь слезы ответила:
— Я, грит, белую косточку вообще презираю и поэтов также. — Катитесь, грит, от меня подальше.
Смущенный рядом неудач, Чудак купил книгу «Искусство нравиться женщинам» и, вычитав в ней, что надо порочить соперников, быстро применил этот совет.
Встретив Зою с седым кавалером, он с пеной у рта стал доказывать ей порочность старческого возраста, призывая ее плюнуть в рожу этого сластолюбца, а так как она не шевелилась, то сделал это за нее сам.
Не дав сказать слова, обвинял, обвинял и обвинял. Собралась толпа.
Почуяв недоброе, Чудак благородно ретировался, то есть пустился наутек.
Седой мужчина оказался… ее папашей.
Нарсудья третьего участка в амурных делах оказался круглым невеждой, книгу «Искусство нравиться женщинам» не читал, счел все за хулиганство и припаял шесть месяцев.
Так печально кончились амурные похождения галантерейного кавалера из бакалейной лавочки.
Письмо и стихи
Это письмо получено летом 1928 года.
Мне понравилось это скромное и вежливое письмо. И я очень внимательно отнесся к автору. Я прочел его стихи. Указал на все недочеты. И посоветовал ему, как работать в дальнейшем.
Здравствуйте, дорогой Михаил Михайлович!
Уже пятый раз начинаю письмо и все рву. Это происходит от волнения, мысль одна нагоняет другую, сбивает с пути, и получается чушь, нелепость. Явление вполне понятное, я ни разу не писал письма лицам образованным, кроме того к людям, награжденным талантом. Вам с первого взгляда бросится моя малограмотность — это объясняется тем, что я сын крестьянина, приехавший в город учиться и работать, а окончил лишь сельскую школу.
Впрочем, биография моя весьма интересная, но она Вас утомит, и что за интерес Вам слушать то, что будет говорить каждый (это мнение мое), поэтому прошу извинения, и прошу, если есть возможность, дать Ваше мнение об этих стишках. Не знаю, какая непостижимая сила влечет меня к искусству, а может быть, я ничтожный ремесленник, уродующий его. Вам, я думаю, этот вопрос разрешить легче. Прошу не отказать моей просьбе. Остаюсь верный Вам ученик…
Печатаю несколько его стихотворений:
От зари до темна
У станка я стою,
И из груды хлопка
Вату произвожу.
День мучителен мой,
Пыль столбом там стоит…
А идешь на покой,
Сердце ноет-болит.
Верно счастье мое
Что в цвету младых лет
Умереть суждено.
* * *
Заиграет.
В очи карие
Погляжу твои —
Из нутра душа к груди просится.
И легко тогда
С тобой, милая —
Обвить шею мне
Твою хочется.
Как прижму тебя
К сердцу, душенька,
Потечет во мне
Страсть лазурная.
И я все б отдал
За те белы груди-лебеди.
Глаза
И в глаза гляжу,
В глаза карие,
Словно солнце они
Сияют.
И смеются всегда,
Чуть прищуряся,
И зорки — далеки
Те глаза.
То глаза Ильича,
Вождя милого,
Не простые глаза,
А партийные.
Видит он далеко
И любимы они
Словно солнышко;
Лишь буржуи одни
Ненавидят их…
Посмотрю в глаза
На прищуренный взгляд,
И так радостно мне…
И тяжело душе.
Почему тяжело?
…Потому, что их нет,
И лишь сотни таких
Заменили одни
Ильичевы глаза…
У меня есть небольшой рассказ-фельетон — «Встреча с Лениным» («Исторический рассказ»). Этим рассказом я пародирую некоторые неудачные воспоминания о В. И. Ленине.
Между прочим, в конце рассказа имеется шуточная фраза: «А некоторые хотят подробности узнать — пущай прямо ко мне обращаются».
Нашелся человек, который обратился прямо ко мне.
Письмо написано на «казенной» бумаге.
Служебная записка
17 июня м-ца 1926 г.
Уважаемый товарищ Мих. Зощенко!
Прочтя Ваш прекрасный рассказик «Исторический рассказ», я получил большое удовольствие.
Рассказано все прекрасно. В конце рассказа Вы говорите, кто хочет узнать подробности, тот пусть прямо к Вам обращается, и вот я, как человек любопытный, попросил бы Вас затрудниться и ответить мне все подробно.
С коммунистическим приветом…
О чем пел соловей
Уважаемый тов. Зощенко!
Не откажите разрешить спор, возникший по поводу выпущенной Вами книги под заглавием «О чем пел соловей».
В предисловии к этой книге Вы упоминаете, что Вы только воспользовались трудами пожелавшего остаться в тени гр-на (фамилии не припомню). Как несколько знакомый с В/манерой писать, я утверждаю, что этот гражданин — личность вымышленная и фактически несуществующая, а вся книга вместе с предисловием написана Вами единолично.
На этой почве и произошел спор, который может быть разрешен только Вами, почему и обращаюсь к Вам с просьбой, в которой прошу не отказать.
Ответить прошу по следующему адресу: г. Кокчетав…
С товарищеским приветом
В.Ш.
К сожалению, на это письмо мне не пришлось ответить. Письмо было адресовано в Москву, там долго валялось, потом было послано в Ленинград. В Ленинграде письмо чуть не полгода пролежало на старой моей квартире.
И мне просто было неловко отвечать через такой большой промежуток.
Во всяком случае сообщаю: автор письма прав. Книга написана мною «единолично».
3 марта 1929
Глубокоуважаемый Михаил Михайлович, передо мной лежит томик Ваших произведений, который я снимаю с полки всегда, когда мне бесконечно грустно, это мое лекарство.
В кратких описаниях чудесно восстают четкие фигуры в их повседневной жизни, великой, таинственной и важной в мелких людских побуждениях, как и в больших человеческих деяниях.
В дышащем рельефе лиц Ваших рассказов я чувствую всю глубину проникновения автора и вижу, кроме острой и занимательной сатиры, трогательную жалость и доброту к изображаемым людям.
Ночь, я одна, часы бьют двенадцать, и этот звук, разрезывающий тишину, заставляет почему-то меня затрепетать.
Сегодня мне грустно… Вновь воцарившаяся тишина кажется еще более глубокой, и меня окружают виденья прошлого, восставшего сейчас передо мной и превратившего мелкие движения и факты моей повседневной жизни в преступления против ближнего, и мне хочется поделиться размышлениями о том, как незаметные, казалось бы, ничтожные и неважные решения приводят часто к огромным, иногда фатальным и даже трагическим последствиям, и как надо суметь бережно относиться к чужим переживаниям и к словам тех, кто обращается к нам, часто скрывая сочащиеся раны под обыденной манерой речи.
Со страницы томика Ваших произведений смотрит прекрасное лицо с задумчивыми глазами, и я решаюсь набросать Вам сейчас несколько страниц о, в сущности, обыденных происшествиях моей жизни, которые в эту ночь особенно тревожат меня.
Я пишу Вам, кому дано лучше нас расшифровывать движения человеческой души; сама же я силюсь понять и не могу дать себе отчета, от меня ли зависело изменить данные события или же все до мелких деталей фатально предназначено в нашей жизни ее Великим Режиссером…
Далее на 34 страницах развертываются события из жизни автора этого письма.
Автор письма описывает все смерти, которые лежат на ее совести.
Несмотря на большие литературные достоинства этого письма, я не нашел возможным печатать его полностью, так как почти все эпизоды взяты из прошлой, старинной жизни и по этой причине не представляют большого интереса для современного читателя.
Кроме того, письмо проникнуто верой в судьбу, в рок. А я не слишком-то верю в «фатальное предназначение». Жизнь, на мой ничтожный взгляд, устроена проще, обидней и не для интеллигентов.
Однако, повторяю: письмо очень любопытное, и, если б не длинноты и мистика, я бы его напечатал до конца.
Во всяком случае, я признателен автору за столь приличные слова обо мне.
Стихи из ночлежного дома
Осенью двадцать восьмого года я получил через редакцию газеты тетрадку стихов. На тетрадке указаны фамилия автора и адрес — ночлежный дом.
Стихи были слабоваты и неграмотны, но несколько стихотворений были не так уж плохи. Хотя, конечно, печатать их было нельзя.
Об этом я написал автору и просил его зайти ко мне взять тетрадку. Однако за тетрадкой автор не пришел.
Через два-три месяца, разбирая свои бумаги, я снова натолкнулся на эту тетрадь. И снова послал автору заказное письмо с просьбой зайти ко мне, если ему нужна какая-нибудь помощь.
Однако, письмо вернулось нераспечатанным. На конверте было написано: «Выбыл, не дав сведений».
Вот два стихотворения из этой тетради:
К молодым стихотворцам и писателям «гопа»
Пусть первые стихи и слабоваты
И, может быть, нет рифмы, красоты,
Не падайте же духом вы, ребята,
И снова напишите-ка стихи.
Ведь для того, чтобы вышли вы в поэты,
Тернистый путь борьбы нужно пройти.
Тогда только внимания за это
Среди читателей вы можете найти.
Наш пионер, писатель Максим Горький,
Он так же жил, как мы сейчас живем,
Ночевал он много и на гопе,
И долго о нем память не умрет.
Пусть первые стихи и некрасивы,
Возможно, и в журнал не поместят.
Не будь горяч! Не будь очень спесивый,
А что полегче начинай писать.
Я сбился с дороги
(На мотив — «За что он полюбил меня»)
И жизнью мог быть доволен,
Я в жизни счастия искал
И очутился в Ленинграде.
Расплатный час теперь настал,
Ночлежный дом вместо награды.
В ночлежном доме я живу,
Душой и сердцем изнываю
И жизнь печальную влачу,
Порой кусают меня вши,
Где ж вы, презренные гроши?
Найду ли в жизни путь свободный?
Ночлежный дом, ты школа жизни,
Ты отираешь нам бока,
He попадайте в него извне,
А то сочтут за чудака.
Настанет утро, с ним заботы,
Как трудно мне на свете жить,
Давно уже я без работы,
И тут же мысли возникают:
В конце концов в тюрьму сажают
И срок пришлося отбывать.
Как тяжело все вспоминать.
Своих родителей оставил,
И
