Вы — король смеха! А что касается меня, то все Ваши произведения, какие попались в мои лапы, — я их знаю наизусть и еще опять-таки раз двадцать перечитаю их.
И вот, однажды, прочитавши Вашу книжку, под заглавием «Кризис», на обложке которой был помещен Ваш портрет, и, заглядевшись на него, я думала… Я смотрела на Ваши глаза, полные тонкой иронии и юмора, думала — где Вы, что Вы делаете и что Вы из себя представляете? И тут мне мелькнула мысль — написать Вам письмо и еще… Вы только не смейтесь, Вы, юморист… — это мне хочется переписываться с Вами. Вы, ради бога, не подумайте, что я хочу это делать из тщеславия — нет, и тысячу раз нет, — просто я хочу переписываться с остроумным человеком. И потом: Вы пишете книги, они расходятся по всем городам, по всем местам, — все читают их, а это я хочу, чтобы это была моя собственность.
Я буду ждать от Вас ответа, какой бы он ни был, и с нетерпением…
Мой адрес: г. Бежица…
Барышня не заимела остроумного кавалера — переписка не завязалась.
Не могу по барышням трепать свои мозги. Не имею на то охоты и вдохновения.
Из Тифлиса
5 сентября
Милый, многоуважаемый Михаил Петрович! (Сомневаюсь, что Вы Петрович.)
Может быть, Вы часто получали такого рода письма, но это легко объяснить Вашим успехом. Что касается меня, то я не в силах сдержать свой глупый телячий восторг перед Вами.
Вы, может быть, не поймете, что мне надо было написать что-нибудь, какую-нибудь ерунду, послать в Москву и успокоиться. Почему же Вы обязаны получать и прочитывать, а то, может быть, и просто рвать всякую чепуху, я не знаю, но думаю, потому что Вы «Зощенко».
Я не знаю, сколько Вам лет, но если вы молоды, то, конечно, Вы должны прочитать и даже ответить.
Если бы Вы ответили, это было бы большой радостью, а радости в моей жизни очень мало.
Я думаю, что Ваше творчество критиковалось солидными умами, и думаю, что они нашли недостатки, но не все ли равно. Клянусь Вам, что Вы попадаете в самую точку мировоззрения советских граждан.
Ваши рассказы любят все, потому что они заставляют смеяться чуть ли не до слез. И все рассказы насыщены советской прозой, жизнью, которой живут многие.
Еще раз прошу, черкните что-нибудь, этим Вы доставите большое удовольствие глупой девочке.
Я буду долго ждать.
Тифлис…
Послал открытку — несколько слов привета.
Ну, спасибо
Раненбург, 10 января 1927
Товарищ Зощенко!
С большим удовольствием читаю я Ваши юмористические рассказы и от души смеюсь над ними. Вы умеете так кратко, так живо и смешно описывать, что когда читаешь какой-нибудь один из Ваших рассказов, то невольно представляешь себе лицо героя и все происходящее с ним. Я всегда с восторгом разговариваю о Вас и рассказываю Ваши рассказы. Я давно хотела написать Вам это, но мне как-то не удавалось.
Жму крепко Вашу руку.
Уважающая Вас ученица второй ступени…
24 октября 1927
Дорогой и глубокоуважаемый Зощенко!
Пусть Вас не удивит настоящее письмо. Просто мне хочется выразить Вам восхищение Вашими прекраснейшими рассказами. Будучи перегружен работой, я в свободное время с величайшим удовольствием отдыхаю над Вашими книжечками, которые доставляют мне большое эстетическое наслаждение. Мне никогда не надоедает перечитывать их в сотый раз. Ваши «Уважаемые граждане» — это моя настольная книга.
Вот это заставило меня осмелиться написать Вам. Я был бы счастлив, получив Вашу фотографическую карточку. Приношу тысячу извинений за мою нескромную просьбу и надеюсь, что Вы не откажете мне в ней. Будьте здоровы и веселы.
С тов. приветом…
Сверхштатный ассистент клиники общей хирургии медицинского института.
Письма, не вошедшие во второе издание
Донат весенний
30 декабря 1928
Уважаемый тов. Зощенко.
Будучи незнакомым, посылаю мою пародию на Ваши юмористические рассказы. С 1925 года (с начала студийной работы) я рассказывал Ваши рассказы с эстрады. Как и у большинства остальных рассказчиков, они проходили с должным успехом. На последнем курсе нашего драматического отделения рассказывают Ваши рассказы половина мужского состава. Вас любят читать.
Я лично еще молод — мне 19 лет. Кроме студийной работы я отдаю время литературе — пишу стихи, новеллы. В Союзе писателей состою недавно; печатаюсь с пионерского возраста.
Я много думаю о том, почему Вы не поедете в гастроль: успех моральный и материальный обеспечен. Вас любят, даже больше — Ваши рассказы причина здорового смеха.
С товарищеским приветом Донат Весенний.
Я забыл — если понравится компиляция-пародия, то передайте для напечатания по своему усмотрению.
Отвечайте! Это представит мне исключительное удовольствие.
Донат Весенний.
Член Сибирского Союза Писателей. Билет №…
Я ответил юноше, что пародия его довольно любопытна, но что я советую ему в срочном порядке переменить весенний псевдоним на более посредственный.
В 19 лет это, может быть, звучит гордо, но в 35 лет будет чертовски неловко перед уважаемой публикой.
Пусть не обижается на меня тов. Донат Весенний! Я сердечно пожелал ему добра с высоты своих 33-х лет.
После этой книжки придется поторопиться с заменой.
Серьезная критика
Станция Купянск-Узловой Южных ж. д.
13 августа 1928
Здравствуйте, тов. Зощенко!
Все этак сижу я, да и взбредет же мысль написать что-нибудь. Да, явилась фантазия именно лично Вам написать что-нибудь. А случилось это очень просто. Прочитал Вашу книжку «Над кем смеетесь» — и взялся за перо чиркнуть Вам больше пары слов. Чиркнуть собираюсь по существу, т. е. хочется дать отзыв о Вашей книжечке.
Попробую, как сумею, надеюсь, тов. Зощенко не рассердится на меня. Итак, приступил.
Наверно начну, так и полагается, с самого начала. Сама книжечка не страшит читателя своим средним форматом (т. е. не толстенькая).
Бумага этой книжоночки, также можно сказать, терпимая и, вообще, ежели строго подходить к книжонке с внешней стороны, то, пожалуй, выдержит, хотя и не строгую, но все же критику.
А вот, ежели напустить на себя смелость критикнуть про ее внутреннюю сторону, то тоже сказать плохого не найдется.
Вот хотя бы прочитать первую часть этой книжонки.
Как-то невольно позавидуешь такому человеку, как Вы.
Думаешь это, и откуда у человека столько таланта взялось.
Ну, прямо прелесть, ведь это — настоящий современный Чехов. Прямо у Вас получается еще как-то почехее (от слова Чехов).
Да, как же, и рассказики довольно маленькие и довольно-таки веселящие душу читателя.
И сколько-то в этих рассказах чего-то родного, понятного. Читаешь — и не хочется проверять страницы, скоро ли дочитаешь, а хочется, чтобы без конца тянулись Ваши рассказы.
А вот не успел глянуть, как уже подходит второй отдел Вашей же книжечки. (Начинаются рассказы: «Игра природы», «Административный восторг» и т. д.)
Что же можно сказать про этот отдельчик?
Да, нужно признаться, я по секрету Вам признаюсь, что этот отдельчик как-то слабее от первого.
Оно-то правда, также хороши, но все же слабее, это, конечно, на мой взгляд.
Читаю третий отдел Вашей же книжечки. Читаю даже Ваше предупреждение к этому отделу.
И вот там говорится, что «некоторые Ваши недоброжелатели находят, что эти рассказы (т. е. третьего отдела) лучше многих последующих Ваших рассказов».
Да, я соглашаюсь, что это именно говорят недоброжелатели по отношению к Вам.
А я бы сказал, что эти рассказы (третий отдел) совсем слабенькие, ежели, конечно, сравнить их с первым отделом.
Не проглядывает там резкого юмора, как это в первом отделе.
А, в общем и целом, книжонка Ваша прямо-таки хорошо действует, да и при том на человеческий организм. Можно без пристрастия сказать, что действует оздоровляющим образом.
Вот, все хорошо, да только что Вам пришло в голову такое заглавие дать («Над кем смеетесь»)?
Видите, читаешь себе и от души посмеиваешься, правда, пока забудешься. А вот стоит вспомнить это заглавие, неотвязная мысль и пристанет, что смеешься, а только сам над собой. Надумаешься, затем еще и поразмыслишь, возьми да сам себе и внушаешь, не плакать же.
А, может быть, я в порядке самокритики смеюся, и снова продолжаешь смеяться.
Да все равно тов. Зощенко не увидит и не услышит. А вот ежели Вы нэпмана высмеиваете, так, пожалуй, тогда уже смело, без всякого на то размышления смеешься.
Да и в самом деле, что такое нэпман?
Да не меньше, как социально вредный элемент.
Вдоволь можно посмеяться. Думаю и Вы, т. Зощенко, не будете обижаться. Вот как будто бы и критика моя подошла к концу. А теперь, наверно, начну по личному вопросу. Вот видите ли, тов. Зощенко, в процессе моего писания отзыва у меня явилось этак скромное желаньице, чтобы Вы черкнули мне хотя бы пару слов.
А спросите у меня про что, так я и сам не могу сказать.
Да и о чем задумываться? Вам, наверно, видней, не учить же мне Вас о чем писать (наверное, Вам это не в первый раз приходится). А Вы знаете, как это будет лестно, да я Вам на бумаге не сумею передать.
Скажем, к примеру, такой случай: разговорились (так бывает в компании) примером о современной литературе, о современных писателях. Как это они, мол, теперь близко к массам этак стоят. Мне самому приходится частенько вмешиваться и рассказывать, да что, мол, вы говорите, ежели я, например, самого М. Горького видел, в двух аршинах от него стоял. Вот, милые, как на ладони, стоит да улыбается своей горькой усмешкой. (А видать-то я, правда, видел, это было дело в городе Харькове, может быть, Вы знаете, в профсоюзном саду. И видел-то всего не так давно, в этом году, 1928, если не ошибаюсь, в июне месяце.) А вот еще будет о чем рассказать.
Пройдут времена, а у меня Ваше письмо будет храниться и уж при случае, когда Вы достигнете значения в мировом масштабе, как советский писатель, то и тут придется о чем поговорить. Т-ща Зощенко, как же, я хорошо знаю, скажу, да я с ним, может, переписку имел, придется говорить в теплом кругу товарищей — любителей поговорить о современной литературе и о современных писателях.
Вы уж не откажите и сделайте такую милость — напишите. Я Вам и марочку почтовую пересылаю (а марочка стоимости 10 коп.). Вам только бумажечки да конверта на свой счет придется послать. С этим, наверно, как и подобает хорошему писателю, есть такое добро. Чернильца, думаю, также хватает, а в крайнем случае так и карандашиком не побрезгуйте. А вот мой и адресок (следовательно, кто просит, чтобы Вы написали)…
Я знавал одного товарища, так он мне такую историю рассказал и вдобавок божится, что сущая правда. Говорит: это я послал письмо (не рассказывал, правда, содержания того письма) одному современному писателю. — Дальше, — говорю я ему. — А что же дальше, а он да возьми, сотвори фельетончик. Спасибо, говорит, хоть фамилию заменил, а то прямо-таки стыдно по улице пройтись. Да и то, рассказывает, хотя фамилия как бы переменная, а все-таки так
