Скачать:TXTPDF
Собрание сочинений в семи томах. Том 3. Сентиментальные повести

последний абзац предисловия.

Эта история имела продолжение. Сохранилось любопытное свидетельство современника: «Спустя некоторое время после выпуска М. Зощенко «Воспоминаний о Синягине» в Союз писателей явился неизвестный солидный человек и протестовал против опубликования в книге его ранних фотографий (оказался в действительности жив и здоров). Смеялись. Успокоили.

Известно, что Зощенко вклеил в эту книгу старые неизвестные фотографии, приобретенные им случайно у какого-то фотографа, и превратил их в портреты своих героев!» (Басалаев И. Записки для себя // Минувшее. Исторический альманах. Т. 19. М.; СПб, 1996. С. 461).

В ИП в текст было внесено более 60 изменений в обычных для Зощенко 1930-х гг. направлениях: психологическая детализация и упрощение, «выпрямление» сказа: «колбасилась» заменено на «носилась», «арапская женщина» — на «крайне энергичная женщина», «опутали как сукинова сына» — на «опутали как болвана», «спер» — на «стянул» и т. д.

Вариант ИП см.: СС 3. Т. 2. С. 175–216. Однако «Ленинград» по всему тексту здесь заменен на «Петроград», что отвечает исторической правде, но нарушает принцип сказовой манеры Зощенко.

См. публикацию чернового автографа повести: Повесть «М. П. Синягин». К творческой истории произведения / Публ. В. Ю. Вьюгина // Мат 2. С. 11–70.

В моем окне качалась лилия… — Стихотворение, как и последующие, пародийно и имеет в виду прежде всего творчество А. Блока. Стихотворение «Гроза» просто позаимствовано у Блока («Гроза прошла…»; 20 мая 1899; первая публикация — 1919), с превращением блоковского четверостишия в восьмистишие и мелкими изменениями.

Ма шер (франц.) — моя дорогая.

Мужичонка-середняк — на политическом жаргоне 1920-х гг. обозначение зажиточных крестьян, противопоставлявшихся беднякам и богачам-кулакам.

Интеллигентская прослойка — на политическом жаргоне 1920-х гг. обозначение интеллигентов, людей умственного труда, находящихся между классами (слоями) пролетариата и крестьянства.

Фет Афанасий Афанасьевич (1820–1892), Блок Александр Александрович (1880–1921), Надсон Семен Яковлевич (1862–1887), Есенин Сергей Александрович (1895–1925) — русские поэты, прозаиками никогда не считавшиеся. Включение Надсона в ряд «прекрасных и отличных» имеет явно иронический характер и характеризует вкус Мишеля Синягина.

Николай Николаевич (1856–1929) — великий князь, покровитель балета, в эмиграции считался претендентом на русский престол.

Палантин — меховая или отделанная мехом дамская накидка разной формы — от воротника до большого шарфа.

Кони Анатолий Федорович (1844–1927) — русский юрист, мемуарист.

Переверзев Валериан Федорович (1882–1968) — русский литературовед социологического толка.

Список плохо сочетающихся между собой «знаменитых людей» имеет столь же пародийный характер, как и приведенный ранее перечень «отличных» поэтов.

Сап — конская болезнь, заразная и неизлечимая; насморк, который приводит к смерти.

Дворец Труда — построенный в 1853–1861 гг. по проекту А. И. Штакеншнейдера дворец, в котором с конца XIX в. размещался Ксениинский институт благородных девиц; после революции был назван Дворцом Труда и передан профсоюзным организациям.

Шансонетка — игривая, веселая песенка, а также актриса, ее исполняющая.

Госцветмет — государственный комитет по цветным металлам.

Ватерпруф — непромокаемый плащ.

Желтый дом на Пряжке — психиатрическая лечебница на реке Пряжке, левом рукаве Мойки, название которой в Петербурге стало нарицательным.

Чарльстонамериканский быстрый танец (по названию города), популярный в 1920-е гг.

Кант Иммануил (1724–1804) — немецкий философ.

Бабель Исаак Эммануилович (1894–1940) — советский писатель-новеллист. В 1920-е гг. воспринимался как последователь и соперник Зощенко. «Ходила такая эпиграмма: «Под пушек гром, под звоны сабель от Зощенко родился Бабель»» (Катаев В. Алмазный мой венец. М., 1981. С. 211).

Апраксин рынокбольшой рынок в центре Петербурга, занимающий квартал между Садовой улицей и рекой Фонтанкой.

Топа — воровской притон.

Кирочная улицаулица в центре Петербурга, отходящая от Литейного проспекта, в 1932 г. была переименована в улицу Салтыкова-Щедрина.

Люстриновый пиджакпиджак из блестящей жесткой шерстяной ткани. «В 1920-30-е гг. мужской «люстриновый пиджак» превратился в своеобразный социальный знак — по нему узнавали мелких служащих с мещанскими претензиями на светскость, своеобразная униформа целого общественного слоя, описанного М. М. Зощенко» (Кирсанова Р. М. Костюм в русской художественной культуре XVIII — первой половины XX вв. Опыт энциклопедии. М., 1995. С. 160–161).

Письма к писателю

Зощенко Мих. Письма к писателю. Л., 1929. Второе измененное издание: СС 6. Т. 6. С. 1–179.

Печ. по: УГ. С. 345–431.

Замысел книги, вероятно, стал формироваться у Зощенко со второй половины 1920-х гг.

23 августа 1927 г. К. Чуковский записывает большой монолог писателя: «У меня психостения, и я заставляю себя не обращать внимания на шум в редакции, где галдеж со всех сторон. Скоро я начну даже на письма отвечать. Боже, какие дурацкие получаю я письма. Один, например, из провинции предлагает мне себя в сотрудники: «Я буду писать, а вы сбывайте, деньги пополам». И подпись: «с коммунистическим приветом». А другой (я забыл что). Хорошо бы напечатать собрание подлинных писем ко мне — с маленьким комментарием, очень забавная вышла бы книга» (Чуковский К. Дневник. 1901–1929. М., 1991. С. 409–410).

30 октября того же года Чуковский воспроизводит рассказ Зощенко, который позднее станет основой главки «Драма на Волге»: «Ах, я только что был на Волге, и там вышла со мной смешная история! По Волге проехал какой-то субъект, выдававший себя за Зощенко. И в него, поддельного Зощенко, влюбилась какая-то девица. Все сидела у него в каюте. И теперь пишет письма мне, спрашивает, зачем я не пишу ей, жалуется на бедность — ужасно! И, как на грех, это письмо вскрыла моя жена. Теперь я послал этой девице свой портрет, чтобы она убедилась, что я тут ни при чем» (Там же. С. 422).

31 января 1929 г. В. В. Зощенко записывает в дневнике: «Михаил сообщил мне, что собирается издавать книгу «Письма читателей». Половину гонорара думает пожертвовать на бедных родственников» (Мат 1. С. 78).

13 февраля 1929 г. о замысле было рассказано Н. Б. Дейнеке, письма которой будут использованы в книге (см. ниже).

26 марта 1929 г. Чуковский говорит об уже законченной работе, приводя ее точное заглавие: «Зощенко весь захвачен теперь своей книгой «Письма к писателю», прочитал мне всю ее вслух. В ней нет для меня того обаяния, которое есть в других книгах Зощенко, но хотя вся она состоит из чужого материала, она вся — его, вся носит отпечаток его личности» (Там же. С. 468).

Предисловие к первому изданию датировано: апрель, 1929.

Степень авторского вмешательства в опубликованные письма, вероятно, была различной и нуждается в специальном исследовании. Во всяком случае, по ставшим доступными мемуарам одной из эпистолярных героинь становится ясно, что Зощенко не просто использовал «человеческие документы», а редактировал или даже организовывал их.

Весной 1928 г. шестнадцатилетняя Н. Б. Дейнека отправила Зощенко письмо со стихами. После ответа писателя завязалась переписка (см: Письма М. М. Зощенко Н. Б. Дейнеке / Публикация Н. Князевой // Искусство Ленинграда, 1990. № 3. С. 70–78; публикуется 17 писем).

Через какое-то время писатель назначает девушке встречу и делает «литературное предложение»: разрешить использовать уже полученные письма и стихи в книге и написать еще одно письмо в «сходном стиле». Просьба была выполнена и оплачена.

Дальше между автором и одной из героинь будущей книги завязывается сложная психологическая борьба. Девушка пугается собственной откровенности и просит отменить или, по крайней мере, отредактировать публикацию, чтобы остаться неузнанной близкими. Зощенко решительно отказывается от изменений.

«Михаил Михайлович встретил меня с некоторым раздражением. С первых же слов он дал понять, что предлагает мне столь выгодные условия и возможность увидеть свои писания в печати — другая с радостью согласилась бы, а я еще капризничаю.

Дрожащим голосом я доказывала, что это не каприз и умоляла убрать хоть одну единственную фразу, в которой я в отвратительно-точных выражениях, присущих литературному обиходу 20-х годов, сообщала о своем романе. (Вероятно, речь идет о следующем фрагменте письма: «У меня очень скверная, грязная жизнь. Чтобы объяснить всю ее грязь, достаточно того факта, что, когда мне было 14 лет, меня взял как женщину один женатый мужчина и я до сих пор с ним, потому что я его люблю» — И.С).

Нет, он не уберет эту фразу, он не может, не имеет права ее убратьтогда теряет смысл и значение весь мой образ. Вся мягкость и томность исчезла из голоса Зощенко, теперь в нем звенел металл. Он говорил теперь со мной как писатель-профессионал, несокрушимый во всем, что касалось литературы, литературного образа, литературного факта. И я для него была уже не я — девушка Ниночка, к которой он так участливо отнесся, я была литературным образом, за который он боролся.

Но тяжко превращаться из человека в литературный образ.

После долгих пререканий он согласился изменить даты писем, прибавить мне год возраста (17, а не 16 лет), переделать «Ленинград» на «Москву», «морского инженера» на «молодого врача», «драматическую артистку» на «киноартистку». И приписать от себя концовку, в которой я выхожу замуж «за молодого врача». <…>

В конце лета вышла книжка «Письма к писателю». Я в ней существовала в двух ипостасях. И первая, ради которой все было и затеяно, — мои письма — была напечатана под понимающе-ироническим, как бы подводящим безнадежный итог заголовком «Все в порядке»»

(Дейнека Нина. Чужая и маленькая. Мои встречи с М. М. Зощенко // Искусство Ленинграда, 1990. № 3. С. 62, 64).

Сопроводительное письмо для второй посвященной Дейнеке главки «Плохая молодость», в которой были опубликованы ее стихи, в конце концов, как вспоминает мемуаристка, сочинил от ее лица сам Зощенко (Там же. С. 63).

Во второе издание книги в СС 6 Зощенко включил семь новых главок, исключив, однако, пять других. Эти исключенные тексты, а также статья «Из переписки с читателями» (Литературный современник, 1940, № 3), вслед за М. Долинским, воспроизводятся в приложении.

См. также архивные публикации, обозначающие контекст этой книги Зощенко, своеобразно дополняющие и продолжающие ее: Письма к писателю / Публ. Ю. В. Томашевского // Звезда, 1994, № 8. С. 64–72; «Здесь. Писателю Зощенко». Из писем читателей 1930-х гг. Публ. В. А. Прокофьева // Мат 1. С. 193–221; «Письмо написано. Отправлено. И вот — нашло свое применение» / Публ. Е. И. Колесниковой // Мат 2. С. 344–347; «Дорогой товарищ Зощенко!». Из читательских писем 40-50-х годов / Публ. В. А. Прокофьева // Там же. С. 350–354.

Первое письмо (с. 332)

Зимой мне надо было оппонировать по докладу «Серапионовы братья, как общество». — Литературная группа «Серапионовы братья» (В.А. Каверин, Л.Н. Лунц, М.Л. Слонимский, Н.С. Тихонов, К.А. Федин и др.), членом которой был Зощенко, возникла в феврале 1921 г. и фактически прекратила существование в 1927 г., хотя дружеские связи между серапионами сохранялись еще много лет.

Барышня из Кронштадта (с. 333)

Передайте от меня привет Мазовскому, я им тоже очень увлекаюсь, т. е. не им, а его сочинениями. — О каком сочинителе идет речь, неясно. Возможно, имелся в

Скачать:TXTPDF

последний абзац предисловия. Эта история имела продолжение. Сохранилось любопытное свидетельство современника: «Спустя некоторое время после выпуска М. Зощенко "Воспоминаний о Синягине" в Союз писателей явился неизвестный солидный человек и протестовал