к своим экзаменам, которые когда-нибудь да состоятся, поскольку война не будет вечно продолжаться.
Лиза осталась. И хотя теперь занятия не шли на ум, но девушка заставила себя сидеть над книгами.
Между тем нацисты неожиданно заняли деревню. Поблизости не было боев, и никто не предполагал, что так может случиться. Но это случилось, и тогда девушка сказала своей матери:
— Что же мне теперь делать?
Мать сказала:
— Бежать теперь поздно. И тебе остается только одно — сиди тихонько в избе, учись, занимайся. Когда-нибудь война кончится, и тогда ты первая из всех сдашь на «отлично» свои экзамены, имея такую длительную подготовку.
Как в тумане проходили дни при фашистах. Лиза помогала матери по хозяйству. Несколько раз ходила вместе с жителями деревни на работы. А в свободное время по-прежнему склонялась над книгами. Читала, составляла конспекты. Но все это делала она как-то машинально, без чувства и должного внимания, хотя где-то в душе и теплилась неясная надежда, что все это ей в дальнейшем пригодится.
И вот однажды Лиза сидит у открытого окна. Читает. И что-то записывает на листочке.
Неожиданно книга ее захлопнулась. Лиза подняла глаза. Перед окном на улице стоял гитлеровский офицер — молодой, франтоватый, с хлыстиком в руках. Этим своим хлыстиком он и захлопнул книгу.
Несколько раз перед тем Лиза видела этого офицера. Он всегда с улыбкой посматривал на нее. И даже как-то раз заговорил с ней. Что-то спросил ее по-немецки. А Лиза прилично знала язык. Все понимала и немного разговаривала. Она ответила ему по-немецки, но разговора не стала поддерживать — ей было неприятно беседовать с врагом.
И вот теперь этот офицер стоял перед окном и с улыбкой смотрел на девушку. Спросил ее:
— Что вы изволили читать? Роман?
Лиза ответила:
— Нет, это учебник политэкономии. Я готовлюсь к экзаменам.
Офицер весело рассмеялся. Сказал:
— Птичка моя, это напрасный труд. Это вам больше никогда не пригодится.
— Почему? — спросила Лиза с удивлением. Офицер сказал:
— Нам не понадобятся образованные люди в России.
Лиза воскликнула:
— Вам не понадобятся, но нашей стране они будут нужны.
Офицер снова рассмеялся. Сказал:
— Ваша страна, мадмуазель, изменит свое лицо до полной неузнаваемости. Она не будет в том прежнем виде, в каком вы ее привыкли видеть и понимать. Нет сомнения, здесь будут проживать русские люди, нужные нам. Но это будут мастеровые, ремесленники, работники сельского труда. Но интеллигенции среди них абсолютно не будет.
С недоумением Лиза спросила:
— Где же, по-вашему, будет интеллигенция? Куда же она денется?
Похлопывая хлыстиком по своей ноге, офицер сказал:
— Ну, не знаю, душечка. За Урал уедут. Во всяком случае, здесь ваши интеллигенты проживать не будут. Иначе они помешают нашим планам, с которыми они, очевидно, не пожелают согласиться.
С волнением Лиза спросила гитлеровца:
— Поэтому вы и расстреляли нескольких человек из нашей сельской интеллигенции?
Гитлеровский офицер сказал:
— Я не знаю, почему они были расстреляны. Возможно, что именно поэтому они и пришли к своему печальному концу.
Все это гитлеровец говорил легким, веселым тоном, как будто речь шла о самых простых, повседневных делах.
Ужасное волнение охватило Лизу. Она побледнела, и руки у нее стали дрожать.
Мать, увидев ее в таком состоянии, замахала на немца руками и сказала ему, воспользовавшись тем, что он не понимает по-русски:
— Хватит, понимаешь! Довольно! Прекрати к черту беседу с ней. Иди к своим.
Фашист по-русски действительно не понимал, но на этот раз он понял, что его просят удалиться. Кисло улыбнувшись, он попрощался с Лизочкой. И отвесил полупоклон мамаше, на которую он заметно обиделся за то, что та энергично махала руками перед его лицом.
Когда нацист ушел, Лиза бросилась на кровать. Волнение ее душило. Никогда она раньше не задумывалась, кто она — русская или кто такая. Почему-то раньше она не придавала этому значения. А сейчас она вдруг поняла, что происходит что-то ужасное и такое, которое может уничтожить ее родную страну, может уничтожить русских или превратит их в бессловесных немецких рабов.
Мать села рядом с Лизой, стала утешать ее и гладить. И тогда девушка расплакалась, разрыдалась.
Мать сказала ей:
— Что тебе думать об этих делах? Есть люди, которые и без тебя об этом заботятся. Чем ты можешь помочь? Лучше снова сядь за свои книги. Это вернет тебе душевное спокойствие.
На другой день Лиза снова села заниматься. Но на этот раз Лиза села не у окна, а на кухне. И машинально стала читать, не вникая в дело.
Мать пришла с улицы и сказала ей:
— Там опять этот брандахлыст прошел мимо нашего дома и заглянул в окно. Неприятно будет, если эта личность повадится к нам.
Вдруг дверь отворилась, и на кухню вошел этот офицер. Вошел, как в пивную, — развязно, весело и даже не постучался.
На мамашу он не обратил внимания, и та, увидев фашиста, ушла из кухни. А с Лизой он весело поздоровался и сказал ей:
— Мне показалось, радость моя, что вчерашний наш разговор вас немного расстроил. И вот я специально пришел вас утешить, сказать вам, что перемена в вашей стране не всех коснется, и уж во всяком случае вас это не коснется. Хорошенькие женщины менее всего будут подвержены переменам судьбы. Глядите спокойней на свое будущее.
Сдерживая свою ненависть к этому холеному офицеру — наглому и самоуверенному, Лиза сказала:
— Зачем вы так говорите? Речь не обо мне. Но я русская, и ваши слова о моей стране, не скрою от вас, ужасно меня смутили.
Улыбаясь, офицер сказал:
— О, я вижу, вы горячая патриотка. Не знал, что русские, в силу их мягкой славянской натуры, способны на сильные чувства, да еще к такому отвлеченному предмету — к отчизне. Зачем вам, крошка моя, страдать об отчизне? Наше отечество там, где нас любят. Вам будет у нас хорошо. Вы увидите такой европейский комфорт, который вам и вашим оборванным подругам в глаза не снился.
Лиза вдруг почувствовала непреодолимое желание ударить этого гитлеровского офицера. Едва сдержавшись от нахлынувших чувств, она сказала ему тем грубым тоном, который заставил фашиста насторожиться:
— Я не хочу об этом говорить. Оставьте меня одну.
Мать в этот момент вошла на кухню и тоже сказала офицеру:
— Давай, давай уходи к лешему. Нечего тебе болтаться на кухне.
Пожав плечами, немец ушел. Мать сказала дочери:
— Придется дверь закрывать на задвижку.
Лиза сказала:
— Теперь это неважно. Я ухожу в партизанский отряд.
Мать воскликнула:
— Никуда не пущу. И не думай об этом.
Девушка сказала:
— Нет, я твердо решила это сделать. Я приблизительно знаю, где стоит этот отряд, который был сформирован при райкоме. Не удерживай меня.
Мать стала бормотать сквозь слезы:
— А как же твоя подготовка к экзаменам… Ты же так мечтала поступить в институт…
Девушка ответила:
— Вот для этого, мамочка, я и пойду в партизанский отряд. Это и будет моей подготовкой к экзаменам. Никакие экзамены не состоятся, пока не прогонят гитлеровцев. И все погибнет, если они тут останутся.
Продолжая плакать, мать сказала:
— Иди, доченька, если находишь нужным. А фашистам я скажу, что ты, допустим, ушла к своей старшей сестре в Славковичи.
На другой день Лиза Повелихина взяла в комендатуре пропуск на станцию Славковичи. Но туда она не пошла.
Попрощавшись с матерью, она ушла в лес. И после нескольких дней блужданья примкнула к партизанскому отряду, который в дальнейшем вошел в Третью партизанскую бригаду.
6. Топчите свой рай
Таня[15] работала на огороде. Вскапывала гряды. Перепачканная и перемазанная, она присела отдохнуть. Вдруг подходит к ней незнакомый молодой человек. Лет ему 18, не более. Одет простенько. Черная курточка на нем. Ушанка на голове.
Подходит он ближе, присаживается недалеко от Танечки. Улыбается ей. И та в ответ ему улыбается и снова берется за лопату.
— Ну, как у вас в деревне живется?
Таня отвечает:
— Сам знаешь как — немцы же тут.
Паренек говорит:
— Слушай, говорит, я к тебе питаю большое доверие. Помоги нам в одном деле.
Танечка говорит:
— А ты кто такой? Откуда прилетел на крыльях?
Тот отвечает:
— Я разведчик с партизанского отряда.
Тане еще не приходилось видеть партизан, и она немного взволновалась тем, что он сказал. Спросила его, что ему требуется.
Тот говорит:
— Видишь ли, я принес листовочки, и надо будет раскидать их по твоей деревне. Ты здешняя, и тебе это не составит особого труда.
— А какие листовочки? — спрашивает Таня.
Тот отвечает:
— В листовках напечатано обращение партизан к крестьянам — что им делать и как поступать против фашистов.
Таню зажгло это предложение, и она сказала:
— Хорошо, я согласна разбросать листовки по деревне. Давай их сюда.
Молодой партизан засмеялся, сказал Тане:
— Или ты думаешь, что я такой тюфяк и листовки держу у себя в шапке? Листовки оставлены в роще. Я положил их в дупло одного дерева. И пусть теперь это дупло будет нашим почтовым ящиком.
И тут он объяснил Тане, как найти это дерево. И дал совет, как принести эти листовки и как их разбросать, чтобы не попасться гитлеровцам.
Потом он попрощался с Таней и ушел, поблагодарив ее за содействие.
Тане не терпелось ждать. Работа не спорилась. И она пошла в рощу, чтобы отыскать почтовый ящик.
Без труда она отыскала нужное дерево. И там в дупле нашла пачку листовок. Их было пятьдесят штук.
Таня стала читать. В листовках было сказано: «Крестьяне! Кто вы — собственники своей земли или батраки у гитлеровцев? Морите их голодом, не давайте им продуктов. Создайте им тяжелую, непереносимую жизнь. Иначе они закабалят вас и сделают рабами фашистских помещиков».
Таня принесла эти листовки домой и дома ничего своим родным не сказала, чтобы не тревожить их. И в этот же день к вечеру она раскидала эти листовки по дворам. Одну же листовку ей удалось наклеить на забор на самом видном месте.
На другой день Таня вышла со двора, чтобы посмотреть, висит ли на заборе ее листовка. И вдруг на улице она увидела странное шествие. Идет староста и с ним вместе немецкий унтер-офицер. А позади верхом едут два казака в немецкой форме. Такие казаки у нацистов были набраны из военнопленных. Они были у них вроде полиции.
Таня поняла, что дело обстоит нехорошо. Бросилась домой. Схватила оставшиеся листовки. Схватила еще патроны, которые она однажды подняла на дороге. И эти листовки и патроны забросила в крапиву на дворе.
И только успела она это сделать — во двор входит староста и с ним унтер-офицер. А за ними во двор въезжают казаки.
Староста говорит Тане:
— Такая у нас была тихая деревня, и вот теперь по твоей милости будем терпеть неприятности.
Таня решила ни в чем не признаваться и поэтому сказала:
— Почему по моей милости? Это надо доказать.
Староста говорит ей:
— Вчера видел, как ты моталась
