спросил, что ему нужно.
— Скажите, где живет староста? — спросил Николай. — Один дальний родственник к нему приехал, хочет его повидать.
Женщина объяснила, где живет староста, и Николай направился к нему. Через огород вошел во двор. Отчаянно залаяла собака. С бешеной злобой она прыгала на длинной цепи, стараясь схватить пришедшего.
Николай прижался к стене дома, у самого крыльца.
Открылась дверь, и на крыльце появился пожилой крестьянин. Он был в нижнем белье и в валенках. В темноте он не разглядел, что Николай был в трех шагах от него.
Всматриваясь в темноту, крестьянин потоптался на крыльце. Из-за туч вышла луна и осветила двор.
Николай навел револьвер на старосту и тихо сказал ему:
— Только не кричи, папа. Тебе ничего не будет.
Староста шатнулся в сторону и взялся за дверь, чтобы уйти в дом. Николай сказал:
— Постой, не уходи. Только не позволяй себе кричать. Спокойней отнесись к делу. Мне надо с тобой поговорить.
Дрожа всем телом, староста остановился в дверях. Николай сказал ему:
— Спустись с крыльца. Уйми собаку.
Староста цыкнул на собаку и глухим голосом сказал Николаю:
— Пошто пришел? Что тебе надобно?
Николай сказал:
— Мне немного от тебя надо. Давай тихонько поговорим.
Староста сказал:
— Только разреши мне накинуть на себя пиджак. Гляди, как меня колотит от холода.
Спрятав револьвер в карман, Николай сказал:
— Тебя колотит не от холода. Тебя морально трясет, потому что ты понял, с кем ты беседуешь. Ты не ошибся. Я партизан. И пришел к тебе за малым — за едой. Нужен и гардероб — обносились, но пока и без этого обойдемся. Пока требуется с тебя полмешка муки и одного барашка.
Староста глухо сказал:
— Не имею столько. Попроси меньше. Кругом голодуют люди. Крайне трудно живут.
Николай сказал:
— Другие трудно живут, согласен. А тебе фашисты немало подкинули от своих щедрот.
— Много ли они подкинули? — сказал староста. — Самую малость. Люди брешут, говоря об этом.
Николай сказал:
— Будешь торговаться — еще курочку потребую. А не будешь, то как условились — полмешка муки и зарежь одного барашка. Рожки и ножки возьми себе, а барашка нам отнеси.
Староста простонал:
— Уже ночь, товарищ дорогой, — когда же резать барашка? И куда его нести? Или вы тут обождете и сами муку и барашка с собой возьмете?
Николай сказал:
— Мне ждать на холоду неполезно для здоровья. Да и ваши полицаи заинтересуются небось — зачем твой барашек крик ночью поднял. Так что ты, папа, будь настолько добрый, сам уже отнеси то, что с тебя полагается.
Снова застонав, староста спросил:
— А куда нести? Только бы не в лес…
Николай сказал:
— В лес не в лес, но к лесу. Мысленно проведи прямую черту от своего крыльца до лесу и там на самой опушке оставь продукты. К утру и сделай все это. А нет, так сам понимаешь, что произойдет, — придем за гардеробом и за твоей гнилой душой.
Продолжая дрожать всем телом, староста сказал:
— Боюсь нести к лесу. Полицаи могут усмотреть мою ношу.
— А ты соверши все это до рассвета, — сказал Николай. — Вот оно и сойдет легко. Да только не вздумай засаду нам устроить. Тогда получишь вдвойне за свои подлости. Ну, привет, старик. Не строй обиды на нас.
Николай вернулся в лес и рассказал товарищам, что случилось.
Перед рассветом партизаны залегли в кустах, чтобы своевременно увидеть — не устроил ли староста засаду. Но староста не пришел. А когда совсем стало светло, партизаны увидели рогожный мешок, прислоненный к одному дереву. Из мешка торчали обрубленные ножки барашка.
Староста поторопился и исполнил приказ еще ночью.
Два дня пировали партизаны. А на третий день в прекрасном состоянии двинулись дальше в поход.
Отряд товарища Григория Шилова стоял в лесу, как в крепости. Слева — река. Позади и справа — непроходимые леса. А впереди — лютое болото, топь, трясина.
По этому ужасному болоту были пути, но надо было знать все повороты и подходы, чтобы не застрять тут и не погибнуть среди этих печальных мест.
Партизаны хорошо знали эти пути и ходили тут, как по своей комнате.
Гитлеровцы дважды пытались прижать партизанский отряд к реке, но оба раза увязали в болоте. Причем в первый раз они шли в наступление вдребезги пьяные. Одного автоматчика, затонувшего в болоте, партизаны взяли в плен. И спросили его, когда он проспался:
— Зачем же вы, олухи царя небесного, напились, идя в такое наступление? Ведь тут и трезвому-то не пройти.
На это автоматчик ответил:
— Немецкий солдат имеет высокий интеллект. Такой интеллект нередко задумывается о смерти. Такой интеллект надо глушить вином, чтобы в голове было пусто. Вот почему мы пили коньяк, прежде чем идти в это наступление, которое мы считали неразумным, но ослушаться приказа не могли.
Во второй раз фашисты шли в наступление не напившись. Однако и на этот раз все кончилось неудачно. Гитлеровцы потоптались в болоте и глубже не пошли. В бессильной злобе они стали стрелять тяжелой артиллерией по лесу. И, сокрушив десятка два деревьев, умолкли.
И на этом они не успокоились. Во что бы то ни стало они хотели уничтожить партизанский отряд, сильно их беспокоивший своими непрерывными набегами.
И вот однажды на заставу к партизанам прибежал из деревни мальчишка лет восьми — сын одной женщины, которая нередко сообщала партизанам различные сведения.
Прибежал этот мальчонка и сказал:
— Мамка велела передать — в деревню приехали штрафники. Собираются идти на вас.
Стали расспрашивать мальчишку, что за штрафники, сколько их. Но мальчишка ничего не знал. Только твердил, что штрафники приехали на велосипедах. А мамка, дескать, больна, не встает с постели, не может сама прийти.
Нужно было послать разведку в деревню, чтобы узнать, какие это штрафники и что они хотят предпринять.
Стали обсуждать, кому пойти в деревню. Вызвался пойти Андрей Туляков — опытный, смелый разведчик, питерский рабочий.
Командир отряда по своей московской привычке обнял Тулякова, поцеловал на прощанье, сказал ему:
— Верно, сходи, Андрей. Погляди, что за гости к нам пожаловали.
Туляков ушел и не вернулся.
С черным лицом ходил командир отряда, расставляя заставы и проверяя линию обороны. Молчал, ничего не говорил.
Вечером в штабной землянке стали обсуждать, как покрепче встретить незваных гостей.
Один из партизан, смущаясь, сказал командиру:
— А ведь теперь, Григорий Панфилыч, придется все учесть. Нужно учесть, что врагу теперь известны наши секретные пути.
Командир резко спросил:
— Это почему?
Замявшись, партизан сказал:
— Ну мало ли… Мог ведь проговориться человек, если его… так сказать…
Командир тихо ответил:
— Зачем ты мне такое сомнение зароняешь? В Тулякове я уверен более чем в себе…
Больше на эту тему не стали говорить.
Рано утром партизаны заметили далекое движение впереди. Двумя колоннами шли гитлеровцы. И шли не таясь, открыто.
Дойдя до заболоченного места, фашисты остановились. Некоторое время постояли там. Потом, к изумлению партизан, построившись в узкую колонну, двинулись дальше через болото, именно тем путем, о котором знали только партизаны.
Наблюдатели доложили об этом командиру. Тот тяжело воспринял это известие. Он низко опустил свою голову, тихо сказал как бы про себя:
— Неужели дрогнул Андрей… Неужели он мог сказать под вражеским огнем?.. Ведь питерский рабочий, член партии с восемнадцатого года… Ну можно ли верить человеку?
Между тем враги уверенно продвигались болотом.
Партизаны решили подпустить их возможно ближе, для того чтобы пулеметным огнем с флангов отрезать им путь к отступлению.
И вот гитлеровцы миновали болото и шли теперь пустырем. Шли не быстро, скорей даже медленным шагом.
Это было странное шествие, не похожее на то, что партизаны видели раньше. Солдаты были в расстегнутых мундирах, с сигаретками в зубах. Многие же и вовсе были без мундиров. Голые по пояс, они шли, горланя и свистя.
Это были штрафники и уголовники, выпущенные из тюрем. Им посулили многие милости и снятие наказаний за ликвидацию партизанского отряда.
Впереди штрафников шел огромного роста рыжий офицер. Его мундир также был не застегнут, расстегнута была и рубашка — виднелась голая грудь, поросшая рыжей растительностью. Этот офицер вел на коротком поводке собаку — немецкую овчарку.
Партизаны притаились в кустах, вовсе не там, где их ожидали немцы.
На расстоянии восьмидесяти метров партизаны открыли пулеметный и ружейный огонь. Фашисты залегли и стали отвечать огнем. Но их правый фланг, продвигаясь вперед, вступил на заминированный участок. И тотчас человек двадцать взлетели на воздух.
Воспользовавшись смятением, партизаны ударили с фланга и смяли штрафников. Враги поспешно стали оттягивать свои силы к болоту. Однако у болота застряли. Они не могли сразу отыскать обратных путей. Они заметались, как в ловушке. И многие из них полегли, увязнув в трясине.
Из отряда в триста шестьдесят человек не более семидесяти штрафников пробрались через болото и пустились наутек.
Командир партизанского отряда Григорий Шилов энергично руководил всей операцией. Но когда операция закончилась, командир тяжело опустился на землю, прислонился спиной к дереву и долгое время сидел так, вовсе не двигаясь.
Взор его был равнодушный, а лицо его выражало такую угрюмость, что никто из партизан не посмел подойти к командиру, чтобы узнать, что с ним.
Но вот подбежал к командиру один из партизан. В своей руке он держал черную бархатную знакомую кепку, ту кепку, которую всегда носил Туляков. В этой кепке он и пошел в свою последнюю, несчастную разведку.
Потрясая этой кепкой, партизан скороговоркой сказал:
— Григорий Панфилович, кепка-то ведь Андрея Тулякова… Торчала она из кармана того офицера, который на поводке вел собаку… Значит, что же выходит? Выходит, что собака по этой кепке нашла следы Тулякова и повела фашистов болотом…
Командир поднялся с земли. Встал во весь рост. Лицо его странно сияло. Он сказал:
— Я же вам говорил… Не мог Андрюша… Ни при каких обстоятельствах…
Почти весь отряд двинулся к деревне, чтобы дожать врага, чтобы отрезать ему путь к отступлению. Шли почти бегом по укороченному пути. Однако в деревне узнали, что прибежавшие сюда гитлеровцы сели на велосипеды и укатили дальше.
На одном дворе партизаны нашли изуродованный труп Андрея Тулякова. Ноги его были отпилены. Рядом валялась окровавленная пила.
Командир склонился над убитым. Заплакал. Поцеловал его в лоб. Потом выбежал со двора. Велел построиться всему отряду. Сказал:
— Не можем спокойно отнестись к тому, чтобы они ушли. Догоним их…
Отряд поспешно двинулся дальше. Многие из партизан сели на велосипеды фашистов. А сам командир с группой партизан на восьми крестьянских подводах выехал вперед.
Галопом погнали лошадей, чтобы догнать штрафников, пожелавших на крови партизан улучшить свою судьбу. Но этих штрафников не обнаружили на дорогах.
Тридцать километров прошел отряд, сметая на своем пути полицейские отряды и те гарнизоны врагов, которые стояли по деревням.
Потом отряд вернулся на свою стоянку и стал готовиться к более крепкой встрече с неприятелем.
18. Средь полей широких
Партизанский отряд Василия
