Скачать:PDFTXT
Сероглазый король

глаза подымать не смей,

Жизнь мою храня.

Первых фиалок они светлей,

А смертельные для меня.

Вот поняла, что не надо слов,

Оснеженные ветки легки…

Сети уже разостлал птицелов

На берегу реки.

1915

* * *

Под крышей промерзшей пустого жилья

Я мертвенных дней не считаю,

Читаю посланья апостолов я,

Слова псалмопевца читаю.

Но звезды синеют, но иней пушист,

И каждая встреча чудесней, —

А в Библии красный кленовый лист

Заложен на Песни Песней.

1915

* * *

Н.В.Н.

Целый год ты со мной неразлучен,

А как прежде, и весел и юн!

Неужели же ты не измучен

Смутной песней затравленных струн, —

Тех, что прежде, тугие, звенели,

А теперь только стонут слегка,

И моя их терзает без цели

Восковая, сухая рука

Верно, мало для счастия надо

Тем, кто нежен и любит светло,

Что ни ревность, ни гнев, ни досада

Молодое не тронут чело.

Тихий, тихий, и ласки не просит,

Только долго глядит на меня

И с улыбкой блаженной выносит

Страшный бред моего забытья.

1914

* * *

Черная вилась дорога,

Дождик моросил,

Проводить меня немного

Кто-то попросил.

Согласилась, да забыла

На него взглянуть,

А потом так странно было

Вспомнить этот путь.

Плыл туман, как фимиамы

Тысячи кадил.

Спутник песенкой упрямо

Сердце бередил.

Помню древние ворота

И конец пути —

Там со мною шедший кто-то

Мне сказал: «Прости…»

Медный крестик дал мне в руки,

Словно брат родной

И я всюду слышу звуки

Песенки степной.

Ах, я дома как не дома

Плачу и грущу.

Отзовись, мой незнакомый,

Я тебя ищу!

1913

* * *

Как люблю, как любила глядеть я

На закованные берега,

На балконы, куда столетья

Не ступала ничья нога.

И воистину ты – столица

Для безумных и светлых нас;

Но когда над Невою длится

Тот особенный, чистый час

И проносится ветер майский

Мимо всех надводных колонн,

Ты – как грешник, видящий райский

Перед смертью сладчайший сон…

1916

* * *

И мнится – голос человека

Здесь никогда не прозвучит,

Лишь ветер каменного века

В ворота черные стучит.

И мнится мне, что уцелела

Под этим небом я одна, —

За то, что первая хотела

Испить смертельного вина.

1917

РАЗЛУКА

Вечерний и наклонный

Передо мною путь.

Вчера еще, влюбленный,

Молил: «Не позабудь».

А нынче только ветры

Да крики пастухов,

Взволнованные кедры

У чистых родников.

1914

* * *

Чернеет дорога приморского сада,

Желты и свежи фонари.

Я очень спокойная. Только не надо

Со мною о нем говорить.

Ты милый и верный, мы будем

друзьями…

Гулять, целоваться, стареть

И легкие месяцы будут над нами,

Как снежные звезды, лететь.

1914

* * *

Не в лесу мы, довольно аукать, —

Я насмешек таких не люблю…

Что же ты не приходишь баюкать

Уязвленную совесть мою?

У тебя заботы другие,

У тебя другая жена

И глядит мне в глаза сухие

Петербургская весна.

Трудным кашлем, вечерним жаром

Наградит по заслугам, убьет.

На Неве под млеющим паром

Начинается ледоход.

1914

* * *

Все обещало мне его:

Край неба, тусклый и червонный,

И милый сон под Рождество,

И Пасхи ветер многозвонный,

И прутья красные лозы,

И парковые водопады,

И две большие стрекозы

На ржавом чугуне ограды.

И я не верить не могла,

Что будет дружен он со мною,

Когда по горным склонам шла

Горячей каменной тропою.

1916

* * *

Ведь где-то есть простая жизнь и свет,

Прозрачный, теплый и веселый…

Там с девушкой через забор сосед

Под вечер говорит, и слышат только пчелы

Нежнейшую из всех бесед.

А мы живем торжественно и трудно

И чтим обряды наших горьких встреч,

Когда с налету ветер безрассудный

Чуть начатую обрывает речь, —

Но ни на что не променяем пышный

Гранитный город славы и беды,

Широких рек сияющие льды,

Бессолнечные, мрачные сады

И голос Музы еле слышный.

1915

* * *

Как площади эти обширны,

Как гулки и круты мосты!

Тяжелый, беззвездный и мирный

Над нами покров темноты.

И мы, словно смертные люди,

По свежему снегу идем.

Не чудо ль, что нынче пробудем

Мы час предразлучный вдвоем?

Безвольно слабеют колени,

И кажется, нечем дышать

Ты – солнце моих песнопений,

Ты – жизни моей благодать.

Вот черные зданья качнутся,

И на землю я упаду, —

Теперь мне не страшно очнуться

В моем деревенском саду.

1917

* * *

Когда в мрачнейшей из столиц

Рукою твердой, но усталой

На чистой белизне страниц

Я отречение писала,

И ветер в круглое окно

Вливался влажною струею, —

Казалось, небо сожжено

Червонно-дымною зарею.

Я не взглянула на Неву,

На озаренные граниты,

И мне казалось – наяву

Тебя увижу, незабытый…

Но неожиданная ночь

Покрыла город предосенний.

Чтоб бегству моему помочь,

Расплылись пепельные тени.

Я только крест с собой взяла,

Тобою данный в день измены, —

Чтоб степь полынная цвела,

А ветры пели, как сирены.

И вот он на пустой стене

Хранит меня от горьких бредней,

И ничего не страшно мне

Припомнить – даже день последний.

1916

ЦАРСКОСЕЛЬСКАЯ СТАТУЯ

Н.В.Н.

Уже кленовые листы

На пруд слетают лебединый,

И окровавлены кусты

Неспешно зреющей рябины,

И ослепительно стройна,

Поджав незябнущие ноги,

На камне северном она

Сидит и смотрит на дороги.

Я чувствовала смутный страх

Пред этой девушкой воспетой.

Играли на ее плечах

Лучи скудеющего света.

И как могла я ей простить

Восторг твоей хвалы влюбленной…

Смотри, ей весело грустить,

Такой нарядно обнаженной.

1916

* * *

Н.В.Н.

Все мне видится Павловск холмистый,

Круглый луг, неживая вода,

Самый томный и самый тенистый,

Ведь его не забыть никогда.

Как в ворота чугунные въедешь,

Тронет тело блаженная дрожь,

Не живешь, а ликуешь и бредишь

Иль совсем по-иному живешь.

Поздней осенью, свежий и колкий,

Бродит ветер, безлюдию рад.

В белом инее черные елки

На подтаявшем снеге стоят.

И, исполненный жгучего бреда,

Милый голос как песня звучит,

И на медном плече Кифареда

Красногрудая птичка сидит.

1915

* * *

Вновь подарен мне дремотой

Наш последний звездный рай —

Город чистых водометов,

Золотой Бахчисарай.

Там, за пестрою оградой,

У задумчивой воды,

Вспоминали мы с отрадой

Царскосельские сады,

И орла Екатерины

Вдруг узнали – это тот!

Он слетел на дно долины

С пышных бронзовых ворот.

Чтобы песнь прощальной боли

Дольше в памяти жила,

Осень смуглая в подоле

Красных листьев принесла

И посыпала ступени,

Где прощалась я с тобой

И откуда в царство тени

Ты ушел, утешный мой.

1916

* * *

Бессмертник сух и розов. Облака

На свежем небе вылеплены грубо.

Единственного в этом парке дуба

Листва еще бесцветна и тонка.

Лучи зари до полночи горят.

Как хорошо в моем затворе тесном!

О самом нежном, о всегда чудесном

Со мной сегодня птицы говорят.

Я счастлива. Но мне всего милей

Лесная и пологая дорога,

Убогий мост, скривившийся немного,

И то, что ждать осталось мало дней.

1916

* * *

Подошла. Я волненья не выдал,

Равнодушно глядя в окно.

Села, словно фарфоровый идол,

В позе, выбранной ею давно.

Быть веселой – привычное дело,

Быть внимательной – это трудней…

Или томная лень одолела

После мартовских пряных ночей?

Утомительный гул разговоров,

Желтой люстры безжизненный зной,

И мельканье искусных проборов

Над приподнятой легкой рукой.

Улыбнулся опять собеседник

И с надеждой глядит на нее…

Мой счастливый, богатый наследник,

Ты прочти завещанье мое.

1914

МАЙСКИЙ СНЕГ

Прозрачная ложится пелена

На свежий дерн и незаметно тает.

Жестокая, студеная весна

Налившиеся почки убивает.

И ранней смерти так ужасен вид,

Что не могу на Божий мир глядеть я.

Во мне печаль, которой царь Давид

По-царски одарил тысячелетья.

1916

* * *

Зачем притворяешься ты

То ветром, то камнем, то птицей?

Зачем улыбаешься ты

Мне с неба внезапной зарницей?

Не мучь меня больше, не тронь!

Пусти меня к вещим заботам…

Шатается пьяный огонь

По высохшим серым болотам.

И Муза в дырявом платке

Протяжно поет и уныло.

В жестокой и юной тоске

Ее чудотворная сила.

1915

ИЮЛЬ 1914

1

Пахнет гарью. Четыре недели

Торф сухой по болотам горит.

Даже птицы сегодня не пели,

И осина уже не дрожит.

Стало солнце немилостью Божьей,

Дождик с Пасхи полей не кропил.

Приходил одноногий прохожий

И один на дворе говорил:

«Сроки страшные близятся. Скоро

Станет тесно от свежих могил.

Ждите глада, и труса, и мора,

И затменья небесных светил.

Только нашей земли не разделит

На потеху себе супостат:

Богородица белый расстелет

Над скорбями великими плат».

2

Можжевельника запах сладкий

От горящих лесов летит.

Над ребятами стонут солдатки,

Вдовий плач по деревне звенит.

Не напрасно молебны служились,

О дожде тосковала земля:

Красной влагой тепло окропились

Затоптанные поля.

Низко, низко небо пустое,

И голос молящего тих:

«Ранят тело твое пресвятое,

Мечут жребий о ризах твоих».

1914

* * *

Пустых небес прозрачное стекло,

Большой тюрьмы белесое строенье

И хода крестного торжественное пенье

Над Волховом, синеющим светло.

Сентябрьский вихрь, листы с березы свеяв,

Кричит и мечется среди ветвей,

А город помнит о судьбе своей:

Здесь Марфа правила и правил Аракчеев.

1914

* * *

Тот голос, с тишиной великой споря,

Победу одержал над тишиной.

Во мне еще, как песня или горе,

Последняя зима перед войной.

Белее сводов Смольного собора,

Таинственней, чем пышный Летний сад,

Она была. Не знали мы, что скоро

В тоске предельной поглядим назад.

1917

МОЛИТВА

Дай мне горькие годы недуга,

Задыханья, бессонницу, жар,

Отыми и ребенка, и друга,

И таинственный песенный дар —

Так молюсь за Твоей литургией

После стольких томительных дней,

Чтобы туча над темной Россией

Стала облаком в славе лучей.

1915

* * *

Мы не умеем прощаться, —

Все бродим плечо к плечу.

Уже начинает смеркаться,

Ты задумчив, а я молчу.

В церковь войдем, увидим

Отпеванье, крестины, брак,

Не взглянув друг на друга, выйдем…

Отчего всё у нас не так?

Или сядем на снег примятый

На кладбище, легко вздохнем,

И ты палкой чертишь палаты,

Где мы будем всегда вдвоем.

1917

* * *

Столько раз я проклинала

Это небо, эту землю,

Этой мельницы замшелой

Тяжко машущие руки!

А во флигеле покойник,

Прям и сед, лежит на лавке,

Как тому назад три года.

Так же мыши книги точат,

Так же влево пламя клонит

Стеариновая свечка.

И поет, поет постылый

Бубенец нижегородский

Незатейливую песню

О моем веселье горьком.

А раскрашенные ярко

Прямо стали георгины

Вдоль серебряной дорожки,

Где улитки и полынь.

Так случилось: заточенье

Стало родиной второю,

А о первой я не смею

И в молитве вспоминать.

1915

* * *

Ни в лодке, ни в телеге

Нельзя попасть сюда.

Стоит на гиблом снеге

Глубокая вода;

Усадьбу осаждает

Уже со всех сторон…

Ах! близко изнывает

Такой же Робинзон.

Пойдет взглянуть на сани,

На лыжи, на коня,

А после на диване

Сидит и ждет меня

И шпорою короткой

Рвет коврик пополам.

Теперь улыбки кроткой

Не видеть зеркалам.

1916

* * *

Вижу, вижу лунный лук

Сквозь листву густых ракит,

Слышу, слышу ровный стук

Неподкованных копыт.

Что? И ты не хочешь спать,

В год не мог меня забыть,

Не привык свою кровать

Ты пустою находить?

Не с тобой ли говорю

В остром крике хищных птиц,

Не в твои ль глаза смотрю

С белых, матовых страниц?

Что же кружишь, словно вор,

У затихшего жилья?

Или помнишь уговор

И живую ждешь меня?

Засыпаю. В душный мрак

Месяц бросил лезвие.

Снова стук. То бьется так

Сердце теплое мое.

1915

* * *

Бесшумно ходили по дому,

Не ждали уже ничего.

Меня привезли к больному,

И я не узнала его.

Он сказал: «Теперь слава Богу, —

И еще задумчивей стал. —

Давно мне пора в дорогу,

Я только тебя поджидал.

Так меня ты в бреду тревожишь,

Все слова твои берегу.

Скажи: ты простить не можешь?»

И я сказала: «Могу».

Казалось, стены сияли

От пола до потолка.

На шелковом одеяле

Сухая лежала рука.

А закинутый профиль хищный

Стал так страшно тяжел и груб,

И было дыханья не слышно

У искусанных темных губ.

Но вдруг последняя сила

В синих глазах ожила:

«Хорошо, что ты отпустила,

Не всегда ты доброй была».

И стало лицо моложе,

Я опять узнала его

И сказала: «Господи Боже,

Прими раба Твоего».

1914

* * *

Так раненого журавля

Зовут другие: курлы, курлы!

Когда осенние поля

И рыхлы, и теплы…

И я, больная, слышу зов,

Шум крыльев золотых

Из плотных низких облаков

И зарослей густых:

«Пора лететь, пора лететь

Над полем и рекой,

Ведь ты уже не можешь петь

И слезы со щеки стереть

Ослабнувшей рукой».

1915

* * *

Буду тихо на погосте

Под доской дубовой спать,

Будешь, милый, к маме в гости

В вокресенье прибегать —

Через речку и по горке,

Так что взрослым не догнать,

Издалека, мальчик зоркий,

Будешь крест мой узнавать.

Знаю, милый, можешь мало

Обо мне припоминать:

Не бранила, не ласкала,

Не водила причащать.

1915

* * *

Приду туда, и отлетит томленье.

Мне ранние приятны холода.

Таинственные, темные селенья —

Хранилища молитвы и труда.

Спокойной и уверенной любови

Не превозмочь мне к этой стороне:

Ведь капелька новогородской крови

Во мне – как льдинка в пенистом вине.

И этого никак нельзя поправить,

Не растопил ее великий зной,

И что бы я ни начинала славить

Ты, тихая, сияешь предо мной.

1916

* * *

Стал мне реже сниться, слава Богу,

Больше не мерещится везде.

Лег туман на белую дорогу,

Тени побежали по воде.

И весь день не замолкали звоны

Над простором вспаханной земли,

Здесь всего сильнее от Ионы

Колокольни лаврские вдали.

Подстригаю на кустах сирени

Ветки те, что ныне

Скачать:PDFTXT

глаза подымать не смей, Жизнь мою храня. Первых фиалок они светлей, А смертельные для меня. Вот поняла, что не надо слов, Оснеженные ветки легки… Сети уже разостлал птицелов На берегу