с надписью: «Ариадне Сергеевне Эфрон не без смущения эти обломки. 4 января 1959. Ле-нинград»**. Ариадна Сергеевна ответила благодарствен¬ным письмом, в котором были слова: книжка Ахмато¬вой — конечно, всего лишь обломки, «но ведь и Вене¬ру Милосскую мы знаем без рук» (2, 357).

В экземпляр книги, подаренной Л. К. Чуковской, вписан «Последний сонет», исправлены даты, надпись:

«Болдырев А.И. Из дневника / Об Анне Ахматовой. С 308.

** Эта надпись приведена в кн.: Э ф р о н А. О Марине Цветае¬вой. Воспоминания дочери. М.: Сов. писатель, 1989. С. 261.

«Лидии Корнеевне Чуковской, чтобы она вспомни¬ла все, чего нет в этой книге. Ахматова. 19 декабря 1958. Москва» (2, 342—344). «Ваша книжка, — сказала автору Л. К. Чуковская. — Встречаешься со старыми, давно полюбленными стихами и присоеди¬няешь к своей любви новые — «Предысторию», например» (2, 346). И еще одна запись Л. К. Чу¬ковской: «…Анна Андреевна хоть и рада своему сборнику, но и огорчена им: она уверяет, что книжка эта — ерунда, мусор, что она только введет в заб¬луждение читателей («так это-то и есть хваленая Ах¬матова? стоило огород городить!»), а все-таки, ду¬маю я, честь и хвала Суркову. Да, конечно, в сбор¬нике отсутствует главное: трагический путь великого поэта. Нет и самых замечательных, необходимейших стихов. И все-таки это она, это Анна Ахматова: «Предыстория», «Хорошо здесь: и шелест и хруст», «Черную и прочную разлуку»… Путь и трагедия остались за бортом книги, но голос, которому дано исцелять души, звучит» (2, 288—289).

По договору с Гослитиздатом Ахматова готовила новую книгу. 25 ноября 1959 г. она сказала своему зна¬комому, ученому-востоковеду А.Н. Болдыреву: «Я го¬товлю книжку, около 5 тысяч строк и автобиографию. Писала все лето свои стихи, не переводы»*.

В своем дневнике А.И. Болдырев записывает 12 апреля 1961 г.: «Она приехала в феврале из Москвы и с тех пор нездорова. Страшная полнота, отечность. Заметное ухудшение слуха. Но дух в прежней блиста¬тельной ясности»**.

Болдырев А.Н. Из дневника. С. 308. 1 а м же.

Новая книга — «Стихотворения (1909—1960)» была подписана к печати 16 февраля 1961 г. Однако выход ее в свет состоялся несколько позже: по требова¬нию Ахматовой почти весь ее тираж был переплетен заново, так как ей не понравился зеленый цвет пере¬плета — «отвратительная зеленая лягушка». В этой книге — «Поэма без героя» — «1913 год (Три фраг¬мента из поэмы)» — там есть и «некоторые части», которых нет в американской публикации 1960 г. в аль¬манахе «Воздушные пути». Об этом Ахматова расска¬зывала с гордостью.

Однако в этой книге снова — «Приморский Парк Победы», «Песня мира», «Прошло пять лет — и за¬лечила раны…», «Говорят дети», и «В пионерлагере» под заглавием «Послесловие», — т.е. тот же обяза¬тельный набор советских патриотических стихов, ко¬торые должны «прикрывать», «спасать», «защищать» трагические ахматовские темы. И снова Ахматова пи¬шет на этой книге, даря ее близким людям: «И. Б. (т.е. Исайе Берлину) хоть такую А. 8 июня 1965. Лон¬дон»; «Милой Наталии Ивановне Толстой с чувством смущения А. Ахматова. 21 июня 1961. Москва»; «Сергею Васильевичу Шервинскому, которому я хо¬тела бы подарить гораздо более полное издание — дружески А. Ахматова. 21 января 1963. Моск¬ва». Правда, наряду с этими — и другие надписи, свидетельствующие о том, что книга 1961 г. — дорога автору. B.C. Срезневской: «Милому другу Вале, сви¬детельнице этого пути, с любовью ее Ахматова 13 ав¬густа 1961. Комарове». Л.К. Чуковской: «Милой Лидии Корнеевне Чуковской за ее необычное и глу¬бокое отношение к этим стихам дружески Анна Ах¬матова 22 июня 1961». В последнем разделе — «Ше¬стой книге» — «Cinque», две «Северные элегии», цикл из восьми стихотворений «Шиповник цветет» (с датами 1946—1956 гг.), цикл «Тайны ремесла» из шести стихотворений (с датами 1940—1960 гг.) и не¬сколько последних стихотворений (с датами 1958,1959 и 1960 гг.), грустных, говорящих о близости смерти, обращенных к тайникам памяти. Именно эти стихи были жестоко искалечены цензурой и редакторским правящим карандашом.

Хрущевская «оттепель» закончилась, не успев на¬чаться. В 1958—1959 гг. в печати широко разверну¬лась кампания против Бориса Пастернака из-за его ро¬мана «Доктор Живаго», опубликованного за границей. «Провокационная вылазка международной реакции», «Постыдная, антипатриотическая позиция Пастерна¬ка», «Шумиха реакционной пропаганды вокруг лите¬ратурного сорняка» — названия статей и формулиров¬ки «обличений» в «Литературной газете», «Правде», в «Новом мире». 27 октября 1958 г. Пастернак был исключен из Союза писателей. Л.К. Чуковской Пас-тернак напоминал М.М. Зощенко в предсмертный пе¬риод: Ахматова, хотя и всем сердцем сочувствовала ему, такого сравнения не допускала: «.. .по сравнению с тем, что делали со мною и с Зощенко, история Бориса — бой бабочек!» (2, 341).

«Конечно, ее мука с пастернаковской несравнима, потому что Лева был на каторге, а сыновья Бориса Леонидовича, слава Богу, дома. И она была нищей, а он богат. Но зачем, зачем ее тянет сравнивать — и гор¬диться? «Сочтемся мукою, ведь мы свои же люди…» (2, 341).

Ахматова не стремилась печататься за рубежом, не нарушала предписанные ей редакторскими запрета¬ми правила. Она смирилась с тем, что ее лучшие про¬изведения находились на родине под запретом. И внеш¬не — ее «печатание» было регулярным и «благополуч¬ным».

С 1958 г. и до весны 1966 г., т. е. при жизни Ах¬матовой, в журналах и газетах СССР было более соро¬ка публикаций ахматовских стихов и прозы — в жур¬налах, газетах, альманахах. Вот далеко не полный пе¬речень периодических изданий, в которых были напечатаны произведения Ахматовой:

«День поэзии» (М., 1962, 1963, 1964); «День поэзии» (Л., 1961, 1962, 1964, 1966); «День поэзии» (М.; Л., 1962, 1963, 1965); «Москва» (1958, № 7; 1960, № 7);

«Новый мир» (1960, № 1; 1962, № 7; 1963, № 1; 1964,

№ 6; 1965, № 1);

«Нева» (1960, № 3; 1965 № 6);

«Наш современник» (1960, № 3; 1961, № 6);

«Звезда» (1961, № 5; 1962, № 2, № 7; 1964, № 3);

«Знамя» (1963, № 1; 1964, № 10);

«Огонек» (1964, № 10);

«Юность» (1964, № 4; 1965, № 7);

«Простор» (1962, № 6);

«Литература и жизнь» (1959, 5 апреля; 1962, 26 октября);

«Литературная газета» (1960, 29 октября; 1962, 16 янва¬ря, 10 февраля; 1963, 5 октября, 15 октября; 1964, 26 июня; 1965, 16 марта);

«Литературная Россия» (1964, 24 января);

«Металлургстрой» (Новокузнецк, 1963, 16 марта).

Кроме того, как уже говорилось, регулярно печа¬тались переводы. Торжественно проходили выступле¬ния Ахматовой по ленинградскому телевидению. И, наконец, самое главное — после книг стихов 1958 и 1961 гг. в 1965 г. увидел свет сборник «Бег времени». Он был тоже не таким, каким хотела бы его видеть Ах¬матова, но это было самое полное из ее изданий, вклю¬чающее истинно ахматовские, прекрасные старые и ве¬ликолепные новые стихи.

Выходили книги Ахматовой и за рубежом — на русском языке и в переводах. В 1963 г. в Мюнхене был издан «Реквием», в 1965 г. вышел том «Сочинений» под редакцией Г.П. Струве и Б.А. Филиппова, кото¬рый затем будет переработан и дополнен и выйдет вто¬рым изданием в «Международном литературном со¬дружестве» в 1967 г. В 1962 г. появится первый том Собрания сочинений Н. Гумилева (Вашингтон, 1962, с предисловием Г. Струве). Об Ахматовой писали все чаще, ей посвящали страницы воспоминаний поэты, уехавшие в эмиграцию, — Г. Иванов, И. Одоевцева, вспоминали о ней в связи с Н.С. Гумилевым, с истори¬ей акмеизма и Цеха поэтов, в рассказах о «Бродячей собаке».

К счастью для нас, сохранились записи Ахмато¬вой в ее рабочих тетрадях, где она дала оценку этим событиям своей жизни, статьям и воспоминаниям о ней. Сохранились подробные записи Л. К. Чуковской за эти годы, изданные ею с обширными комментариями. На¬конец, издано большое количество (далеко не все!) вос¬поминаний и дневников самых разных людей, общав¬шихся с ВЕЛИКОЙ АХМАТОВОЙ в последнее десятилетие ее жизни. Все эти материалы позволяют хотя бы частично восстановить истинную жизнь поэта периода последнего творческого расцвета, не сменив¬шегося угасанием, но прерванного уходом.

Из разговоров об Ахматовой поэтессы Тамары Жирмунской с ее дядей Виктором Максимовичем Жирмунским и его женой Ниной Александровной Си-гал-Жирмунской, 1964 г.: «Ленинградская школа — это прежде всего Ахматова.

— Она сейчас переживает…, — привычно-обсто¬ятельно начинает В.М.

— Свою посмертную славу! — не выдерживает Нина Александровна.

Причину колоссальной известности Ахматовой за границей мой собеседник видит в «Реквиеме» («ахма-товский «Доктор Живаго») и в том, что она — един¬ственная живая из западных кумиров.

— Она мне говорит: « Мы с вами дожили…» Я не принимаю этого «мы» на свой счет. Но она действи¬тельно не одна, а как уцелевший представитель целой группы»*.

Один из моментов этой «посмертной славы», пе¬реживаемой при жизни, — вечер Анны Ахматовой по случаю ее семидесятипятилетия в Музее- квартире Ма¬яковского в Гендриковском переулке в мае 1964 г. Это был первый вечер Ахматовой после постановления 1946 г. о журналах «Звезда» и «Ленинград». Она го¬товилась к нему — записала на магнитофон стихи, со¬ставила список друзей, которых должны были по это¬му списку пропустить в маленький зал музея. Но сама

‘Жирмунская Т. «Мы — счастливые люди». М.: «Лат-мэс», 1995. С. 132.

решила на вечер не ходить. С докладами о ее творче¬стве выступали В.М. Жирмунский и Л.А. Озеров. Мудрые и торжественные слова о ней говорил А. Тар-ковский. Читал стихи, посвященные Ахматовой, Вла¬димир Корнилов:

Ваши строки невеселые, Как российская тщета, Но отчаянно высокие, Как молитва и мечта, Отмывали душу дочиста, Уводя от суеты Благородством одиночества И величием беды. Потому-то в первой юности, Только-только их прочел — Вслед, не думая об участи, Заколдованный пошел. Век дороги не прокладывал, Не проглядывалась мгла. Блока не было. Ахматова На земле тогда была.

Так прочел эти стихи поэт, так их запомнила Л.К. Чуковская (3, 224), но это была смягченная, под¬цензурная редакция-замена. На самом деле последние строки были:

Бога не было. Ахматова

На земле тогда была.

Так прочесть их было нельзя. Л.К. Чуковская, чутко уловив этот характер вечера — торжественные хвалы, но в рамках дозволенного, — записала о до¬кладе В.М. Жирмунского: «Говорил он продуманно: в меру отважно, в меру сдержанно. В меру наукопо¬добно, в меру популярно. В общем — содержательно и тактично» (3, 223). Программа торжественного ве¬чера была традиционной: актеры читали ахматовские стихи, певица исполнила романсы «Настоящую не¬жность не спутаешь…», «Память о солнце в сердце слабеет…» «Меня несколько встревожило (цензур-но) стихотворение:

Небо мелкий дождик сеет На зацветшую сирень. За окном крылами веет Белый, белый Духов день.

Религия? А разве уже можно?» (3, 225).

Актер Голубенцев перевирал строки стихов. «Мно¬гие, как и я, выкрикивали из зала поправки. Но все-таки аплодировали… Люди довольны, я это вижу: как-никак, а блокада прорвана, Ахматову можно печатать, можно исполнять с эстрады» (3, 226).

После окончания вечера друзья поехали на Ордын¬ку, где ожидала известий о вечере Анна