но мне казалось, что
понимаю я его в совершенстве», вспоминал Камю о ролях Ивана в «Театре
труда» и в «Экип». Одной из особенностей
9
размышлений в «Мифе о Сизифе» и в «Бунтующем человеке» является
актерское вхождение Камю в роль Прометей, Дон-Жуан, Иван Карамазов,
«Завоеватель» или русский террористэсер они пережиты «изнутри»,
прочувствованы, сыграны. Размышления об актерском принятии удела
человеческого в «Мифе о Сизифе» прямо связаны с личным опытом.
Эти годы являются переломными для Камю. Рухнули надежды на продолжение
учебы в Эколь Нормаль высшей школе, готовящей университетских
преподавателей философии, к конкурсному экзамену не допускают по состоянию
здоровья, из-за туберкулеза. Разваливается первый брак. Камю едва сводит
концы с концами, обостряется болезнь близко знавшие Камю в те годы
полагали, что тема самоубийства приходит в «Миф о Сизифе» из личных
переживаний. Но в то же самое время он не только играет на сцене и делает
наброски пьесы «Калигула». В печати появляются первые прозаические сборники
«Изнанка и лицо», «Бракосочетания»; написан и отложен первый роман
«Счастливая смерть», начата работа над философским эссе, которое получит
название «Миф о Сизифе».
В начале 1938 г. в мансарду к Камю приходит Паскаль Пиа, основавший
газету «Республиканский Алжир», и Камю начинает осваивать еще один вид
деятельности журналистику, где он также сумел достичь многого. Эпопея
Народного фронта уже завершается во Франции, но в Алжире она не привела к
какимлибо реформам. Новая газета выступает за равные права арабов,
разоблачает подтасовки на выборах. Камю пишет статью за статьей о нищете и
бесправии, голоде арабского населения, вызывая все большую ярость
истеблишмента «этот Альбер Камю лезет в дела, которые его не касаются,
как бы с ним не случилось несчастья». Будущая трагедия «черноногих»,
вынужденных покинуть родную землю, подготавливалась местной верхушкой, не
желавшей слышать ни о каких уступках, равенстве в оплате труда, в медицине и
образовании. V
Работа в «Республиканском Алжире» прекращается вскоре после начала
второй мировой войны. Камю идет добровольцем на призывной пункт, но
туберкулез опять становится у него на пути. Между тем военным положением
воспользовались местные власти, статьи Камю вычеркиваются военной цензурой.
Наконец газета закрывается, а Камю остается без работы. Через знакомых Пиа
он получает место технического секретаря в столичной «Пари-Суар». Камю
впервые приезжает в Париж. «Странная война» скоро кончается, вместе с
газетой Камю перебирается сначала в Клермон-Ферран, потом в Лион. После
капитуляции остаются только газеты, прославляющие оккупантов и правительство
Петэна. С ними Камю отказывается сотрудничать и уезжает в Алжир (г. Оран).
Там его слишком хорошо знаютработы в газете он не получит. Какое-то время
Камю учит еврейских детей, изгнанных из школ новым режимом. В феврале 1941
г. он заканчивает «Миф о Сизифе».
К оглавлению
10
В 1942 г. Камю возвращается во Францию, вступает в подпольную группу
«Комба», образовавшуюся в результате слияния двух групп Сопротивления с
собственными печатными органами. Из последних возникает газета «Комба», во
главе которой сначала становится Пиа, но, занятый другими делами в рядах
Сопротивления, он фактически передает руководство газетой Камю. В подпольной
прессе печатаются «Письма немецкому другу». Идеальным прикрытием для
подпольной деятельности стало издательство «Галлимар», сотрудником которого
Камю был всю оставшуюся жизнь и где вышли основные его произведения.
Камю не любил вспоминать времена Сопротивления, да и не был высокого
мнения о своем в нем участии. Хотя в «маки» он не уходил, опасность была
повседневной в любой момент он мог быть схвачен и расстрелян, как его
близкий друг сотрудник «Комба» Рене Лейно.
24 августа 1944 г. во время боев в Париже выходит первый, уже не
подпольный номер «Комба» с передовицей Камю «Кровь свободы». В ней говорится
о свершающейся революции: люди, годами сражавшиеся против оккупации и
вишистского режима, уже не потерпят порядков Третьей республики, социальной
несправедливости, эксплуатации. Битва идет «не за власть, а за
справедливость, не за политику, но за мораль». Камю дает газете следующий
подзаголовок: «От Сопротивления к Революции». В передовице от 24 ноября того
же года Камю пишет уже о социализме. Он не одинок о революции, социализме
говорят многие участники Сопротивления. «Комба» на время превращается в
самую популярную газету, своего рода символ Сопротивления. Ее сотрудниками
становятся лучшие писатели, ученые, публицисты. Раймон Арон, писавший тогда
для «Комба», а затем ставший не только ведущим обозревателем «Фигаро» и
«Экспресс», но и крупнейшим французским буржуазным экономистом и
политологом, вспоминал, что «в ту эпоху «Комба» имела самую высокую
репутацию в литературных и политических кругах столицы. Передовицы Альбера
Камю имели небывалый успех: подлинный писатель комментировал события дня.
Редакция состояла из интеллектуалов, вышедших из рядов Сопротивления и еще
не возвратившихся к своим обычным делам… Какая диспропорция между серым
веществом и имеющимся в распоряжении газетным листом!» ‘ Но времена
всеобщего энтузиазма быстро проходят. Союз социалистов, радикалов и
коммунистов под руководством де Голля это, очевидно, временное состояние.
Политическая борьба Четвертой республики и «холодная война» раскалывают ряды
участников Сопротивления. Все партии начинают выпускать свои газеты, с
преодолением послевоенной разрухи появляются коммерческие издания. «Комба»
была обречена. В дальнейшем Камю недолгое время работал в еженедельнике
Aron R Memoires 50 ans de reflexion politique. P, 1983. P. 287
11
«Экспресс», но от журналистики он в целом отходит. Из публикаций в
«Комба» наибольший интерес представляет цикл его статей 1946 г. «Ни жертвы,
ни палачи», в котором уже поднимаются многие философские и политические
вопросы «Бунтующего человека».
В годы войны вышли два произведения, которые принесли Камю широкую
известность, повесть «Посторонний» и эссе «Миф о Сизифе». Славу
приумножила поставленная сразу после войны пьеса «Калигула» (с Жераром
Филиппом в главной роли). В 1947 г. вышел роман «Чума», за ним последовали
пьесы «Осадное положение» и «Праведники». К театру Камю вернулся снова в
середине и в конце 50-х годов, когда он поставил несколько собственных
инсценировок, в частности «Реквием по монахине» Фолкнера и «Бесов»
Достоевского. «Бунтующий человек» был последним и самым значительным
философским произведением Камю, «Падение» его последним романом.
Присуждение Нобелевской премии по литературе в 1957 г. было поводом для
«Шведских речей», получивших широкий отклик во всем мире. Из публицистики
50-х годов стоит выделить «Размышления о гильотине» страстный призыв
4 января 1960 г. Камю принимает приглашение своего друга и издателя М.
Галлимара вернуться в Париж не поездом, а на автомобиле. Сошедшая с дороги
машина врезалась в дерево, Камю погиб. Роман «Первый человек» был только
начат, посмертно были изданы записные книжки и юношеский роман «Счастливая
смерть».
Эволюция философских воззрений Камю непосредственно связана с
историческими обстоятельствами. Сам Камю говорил о как бы двух циклах своих
произведений. Теме абсурда посвящены работы 30-х годов философское эссе
«Миф о Сизифе», повесть «Посторонний» и пьеса «Калигула». Теме бунта эссе
«Бунтующий человек», роман «Чума» и пьеса «Праведники». Как говорил Камю в
интервью, данном в Стокгольме перед вручением Нобелевской премии, в первом
цикле представлено отрицание, второй решает положительные задачи; оба были
задуманы одновременно и воплощены последовательно. В данном случае вряд ли
стоит верить Камю на слово: в ретроспективе такая картина выглядит логично,
однако она слишком напоминает «антитезис» и «тезис» и имеет мало общего с
реальными трудностями и противоречиями, которые приходилось преодолевать
Камю на пути от абсурда и нигилизма к бунту, который утверждает
универсальные человеческие ценности.
Камю мыслитель XX века, он получил проблемы абсурда и бунта не
только от долгой традиции философской и религиозной мысли, крушение
моральных норм и ценностей в сознании миллионов европейцев, нигилизм
представляют собой факты современности. Конечно, и другие культуры знавали
12
кризиса религиозной традиции, но столь острого конфликта, такого
разрушения всех устоев история не знала. Как писал А. Мальро, мы имеем дело
с «первой цивилизацией, которая может завоевать всю землю, но не способна
изобрести ни своих храмов, ни своих гробниц». Она создавалась человеком,
который освободился от всяких цеховых и сословных ограничений в
предпринимательской деятельности, что привело к неслыханным техническим и
промышленным успехам. Однако уже первые десятилетия нашего века показали,
насколько эфемерными были надежды тех, кто верил в автоматический прогресс
индустрии, науки и культуры. Две мировых войны, кровавые революции и
контрреволюции, борьба за передел мира и колониальные войны, тоталитарные
режимы и концлагеря, нравственное одичание жителей мегаполисов все это
реальность нашего века. Рост технического могущества сделал лишенного всяких
сдерживающих норм человекобога еще более опасным сначала для других
народов, а затем Ц и для самого человека-титана, действующего на
обезбоженной III:, земле. Нигилизм представляет собой выведение всех
следствий из «смерти Бога». Прометеевский бунт, героическое
«самопреодоление», аристократизм «избранных» эти темы Ницше были
подхвачены философами-экзистенциалистами. Они являются определяющими и в
«Мифе о Сизифе» Камю, работе с характерным подзаголовком «Эссе об
абсурде».
Подобно всем философам-экзистенциалистам, Камю полагает, что важнейшие
истины относительно самого себя и мира человек открывает не путем научного
познания или философских спекуляций, но посредством чувства, как бы
высвечивающего его существование, «бытие-в-мире»Камю ссылается на
«тревогу» Хайдеггера и «тошноту». Сартра, он пишет о скуке, «неожиданно
овладевающей человеком. О том, что spleen, или «русская хакада», может
понемногу овладеть кем-нибудь, известно всем и без философии. Кьеркегор был
первым философом, который придал таким чувствам, как «меланхолия», страх,
онтологический характер. Настроения и чувства не субъективны, они приходят и
уходят не по нашей воле, раскрывают фундаментальные черты нашего
существования. У Камю таким чувством, характеризующим бытие человека,
оказывается чувство абсурдности оно неожиданно рождается из скуки,
перечеркивает значимость всех остальных переживаний. Индивид выпадает из
рутины повседневной жизни («подъем, завтрак, четыре часа на фабрике или в
конторе…» и т. д.), он сталкивается с вопросом: «А стоит ли вообще жизнь
того, чтобы быть прожитой?» Камю вспоминает о «логическом самоубийце» и
Кириллове Достоевского, но ближе ему постановка этого вопроса в «Или Или»
Кьеркегора: «Самоубийство отрицательная форма бесконечной свободы.
Счастлив тот, кто найдет положительную». «Миф о Сизифе» Камю представляет
собой поиск такой «положительной формы» бытия в мире, в котором религиозная
надежда умерла. Вопрос Камю таков: как жить без высшего смысла и без
благодати?
13
Сам по себе мир не абсурден, он просто неразумен, так как является
внечеловеческой реальностью, не имеющей ничего общего с нашими желаниями и
нашим разумом. Это не значит, что мир непознаваем, иррационален, как «воля»
у Шопенгауэра или «жизненный порыв» Бергсона. Для Камю такие представления
являются также антропоморфными, дающими нам иллюзорное представление о
постижимости первоосновы мира пусть и с помощью какой-то иррациональной
интуиции. Камю достаточно высоко ставит эмпирическое познание, методы науки.
Мир вполне познаваем, от одной научной теории мы переходим к другой, более
совершенной. Но это всегда наша теория, гипотетическая конструкция
человеческого ума. В мире нет окончательного, последнего смысла, мир не
прозрачен для нашего разума, он не дает ответа на самые настоятельные наши
вопросы. Количество измерений пространства и времени, структуры атома и
галактики эти вопросы при всей своей значимости для науки не имеют
никакого человеческого смысла. Мы заброшены в этот космос, в эту историю, мы
конечны и смертны, и на вопрос о цели существования, о смысле всего сущего
наука не дает никакого ответа. Не дала его и вся история философской мысли
предлагаемые ею ответы являются не рациональными доказательствами, но
актами веры.
Камю исследует в «Мифе о Сизифе» два неправомерных вывода из
констатации абсурда. Первый из них самоубийство, второй «философское
самоубийство». Если для абсурда необходимы человек и мир, то исчезновение
одного из этих двух полюсов означает и прекращение абсурда. Как и cogito
Декарта, абсурд есть первая очевидность для ясно мыслящего ума. Самоубийство
представляет собой затмение ясности, примирение с абсурдом, его ликвидацию.
Такое же бегство от абсурда представляет собой «философское самоубийство»
«скачок» через «стены абсурда». В первом случае истреблен тот, кто
вопрошает, во втором на место ясности приходят иллюзии,
