этотъ день меньшинство станетъ большинствомъ. Народъ, перешагнувъ черезъ частную собственность и государство, придетъ къ анархическому коммунизму.
Порядокъ.
Насъ упрекаютъ часто въ томъ, что мы избрали своимъ девизомъ слово анархія, запугивающее трусливые умы. „Ваши идеи прекрасны”, говорятъ намъ, „но согласитесь, что вашъ девизъ неудаченъ. Анархія — синонимъ безпорядка, хаоса. Это слово вызываетъ въ сознаніи представленіе о непрерывномъ столкновеніи интересовъ, о в?чной борьб?, о полной невозможности установить гармонію”.
Зам?тимъ прежде всего, что активная партія, партія новыхъ теченій, р?дко им?етъ возможность сама себ? выбрать имя. Санкюлоты 1793 года не сами дали себ? это прозвище. Оно было придумано врагами народной революціи. Но разв? это прозвище не заключаетъ въ себ? опред?ленной идеи — идеи возстанія изстрадавшагося народа противъ роялистовъ, этихъ такъ называемыхъ патріотовъ, и якобинцевъ, которые, какъ-бы ни поклонялись имъ историки-буржуа, — были настоящими врагами народа, ненавид?ли и презирали его за нищету, за стремленіе къ равенству и свобод?, за революціонные порывы.
То же самое можно сказать относительно слова нигилисты, которое такъ долго занимало вниманіе журналистовъ и служило темой для безконечныхъ каламбуровъ, пока не выяснилось, что нигилисты не изступленная религіозная секта, а настоящая революціонная сила. Употребленное впервые Тургеневымъ въ его роман? „Отцы и д?ти”, оно было подхвачено „отцами”, которые мстили этимъ прозвищемъ своимъ непокорнымъ „д?тямъ”. Д?ти спокойно приняли его; когда же они зам?тили, что это слово служитъ поводомъ къ серьезнымъ недоразум?ніямъ, избавиться отъ него было уже невозможно.
Пресса и общество не хот?ли величать другимъ именемъ русскихъ революціонеровъ. Да и нельзя сказать, чтобъ оно было неудачнымъ; оно заключаетъ въ себ? вполн? опред?ленную идею. Оно выражаетъ отрицаніе всей современной цивилизаціи, основанной на господств? одного класса общества надъ другимъ, отрицаніе существующаго экономическаго строя, отрицаніе правительства и власти, отрицаніе буржуазной политики и морали, рутинной науки и искусства, способствующихъ эксплоатаціи, отрицаніе лицем?рныхъ нравовъ и обычаевъ, зав?щанныхъ намъ прошлыми в?ками, — словомъ отрицаніе всего того, передъ ч?мъ благогов?етъ буржуазная цивилизація.
Такъ это было и съ анархистами. Въ Интернаціонал? возникла партія, которая отрицала всякую власть въ Ассоціаціи и возставала противъ какого-бы то ни было авторитета; она называла себя въ начал? партіей федералистовъ, а потомъ партіей анти-государственниковъ (anti-etatistes) или противовластниковъ (anti-autoritaires). Въ то время она изб?гала названія анархической. Слово ан-архія (такъ писали тогда это слово), казалось, сближало эту партію съ посл?дователями Прудона, съ идеями экономической реформы котораго сражался тогда Интернаціоналъ. Противники ея нам?ренно употребляли названіе анархистовъ, позволяющее имъ доказывать, что представители этой партіи стремятся водворить повсюду безпорядокъ и хаосъ, никогда не задумываясь надъ посл?дствіями своихъ теорій.
Анархисты приняли все же это названіе. Они настаивали сначала, чтобъ писали ан-архія, говоря, что это слово, написанное такъ, означаетъ по-гречески отсутствіе власти, а не безпорядокъ. Но потомъ они перестали обращать на это вниманіе и сами называли себя анархистами.
Вотъ что говорилъ объ анархистахъ англійскій философъ Бентамъ въ 1816 году: —„Философъ, стремящійся къ преобразованію какого-нибудь закона, никогда не призываетъ къ возстанію противъ него. Анархистъ поступаетъ иначе. Онъ отрицаетъ самое существованіе закона и уб?ждаетъ своихъ посл?дователей не признавать его и противиться его исполненію”. Теперь же мы скажемъ, что анархистъ отрицаетъ не только вс? существующіе законы, но и всякую возможность власти и авторитета. Онъ начинаетъ съ того, что возстаетъ противъ какой-бы то ни было власти, противъ какого-бы то ни было авторитета.
Анархизмъ, говорятъ намъ, отрицаетъ порядокъ, исходя изъ понятія о безпорядк? и хаос?.
О какомъ же порядк? тутъ р?чь? О той ли гармоніи, о которой мечтаемъ мы, анархисты? о гармоніи, которая установится въ людскихъ отношеніяхъ, когда челов?чество не будетъ больше разд?лено на два класса, изъ которыхъ одинъ приносится въ жертву другому? о гармоніи, которая возникнетъ изъ солидарности интересовъ, когда вс? люди сплотятся въ одну семью, когда каждый будетъ работать для благоденствія вс?хъ и вс? для благоденствія каждаго? Очевидно, н?тъ! Т?, которые упрекаютъ анархію въ отрицаніи порядка, говорятъ не о гармоніи будущаго, а о порядк?, признаваемомъ современнымъ обществомъ. Посмотримъ же, что изъ себя представляетъ этотъ пресловутый порядокъ, къ разрушенію котораго стремится анархія.
Порядокъ, в?рн?е, то, что они называютъ порядкомъ, — это девять десятыхъ челов?чества, работающихъ для доставленія роскоши и наслажденія избраннымъ для удовлетворенія самыхъ низкихъ страстей горсти безд?льниковъ.
Порядокъ — это лишеніе девяти десятыхъ челов?чества всего того, что составляетъ необходимыя условія нормальной жизни, раціональнаго развитія умственныхъ способностей. Свести девять десятыхъ челов?чества на положеніе вьючныхъ скотовъ, живущихъ изо дня въ день, не см?я даже думать о радостяхъ, доставляемыхъ челов?ку наукой, искусствомъ и творчествомъ, — вотъ что называютъ они „порядкомъ!”
Ихъ порядокъ — это голодъ, нищета, ставшіе нормальными условіями жизни современнаго общества. — Это ирландскій крестьянинъ, умирающій отъ голода; это треть Россіи, погибающая отъ дифтерита и тифа, умирающая отъ неурожаевъ, когда ц?лые вагоны пшеницы вывозятся за границу. Это народъ Италіи, вынужденный покидать свои роскошныя, плодоносныя поля и итти искать работы въ какомъ-нибудь тоннел?, рискуя каждую минуту быть задавленнымъ. Это земля, отнятая у крестьянина и отданная подъ пастбища, чтобъ разводить скотъ для стола богачей. Это заброшенныя, невозд?ланныя поля, въ то время какъ у крестьянина н?тъ клочка земли для обработки. Это женщина, продающая себя, чтобъ прокормить своихъ д?тей; это ребенокъ, прикованный къ фабрик? и умирающій отъ истощенія; это рабочій, сведенный на положеніе машины. Это призракъ возставшаго рабочаго у порога богачей, призракъ возставшаго народа у порога правителей.
Ихъ порядокъ — это незначительное меньшинство, господствующее надъ большинствомъ и воспитывающее своихъ д?тей такъ, чтобъ они сум?ли путемъ хитрости, разврата и избіеній удержать въ своихъ рукахъ власть и привилегіи.
Ихъ порядокъ — это непрерывная война челов?ка съ челов?комъ, ремесла съ ремесломъ, класса съ классомъ, націи съ націей. Это в?чный громъ пушекъ, разореніе деревень, избіеніе ц?лыхъ покол?ній на поляхъ сраженья, уничтоженіе въ одинъ мигъ богатствъ, накопленныхъ ц?лыми в?ками тяжелаго труда.
Ихъ порядокъ — это рабство мысли, униженіе челов?ка, укрощаемаго кнутомъ и оружіемъ. Это тысячи рудокоповъ, умирающихъ отъ скупости и безпечности хозяевъ, разстр?ливаемыхъ картечью и пресл?дуемыхъ штыками, какъ только они посм?ютъ поднять голову.
Ихъ порядокъ — это потопленіе въ крови парижской Коммуны. Это смерть тридцати тысячъ мужчинъ, женщинъ и д?тей, растерзанныхъ гранатами, разстр?лянныхъ картечью, погребенныхъ подъ мостовыми Парижа…
Это уд?лъ русской молодежи, заключенной въ тюрьмы, погребенной въ сн?гахъ Сибири, умирающей отъ рукъ палача.
Вотъ что называется „порядкомъ!”
А что такое безпорядокъ, — в?рн?е, то, что они называютъ безпорядкомъ?
Безпорядокъ — это разрушеніе существующаго гнуснаго строя, это возстаніе народа, разрывающаго свои ц?пи, идущаго къ лучшему будущему. Это пробужденіе сознанія народа, это самое ц?нное, что есть въ исторіи челов?чества.
Это возмущеніе мысли наканун? революцій, это разрушеніе гипотезъ, санкціонированныхъ неподвижностью предыдущихъ в?ковъ; это расцв?тъ ц?лаго потока новыхъ мыслей и см?лыхъ открытій; это р?шеніе научныхъ проблемъ.
Безпорядокъ — это уничтоженіе древняго рабства, уничтоженіе феодальнаго кр?постничества, попытки къ уничтоженію экономическаго рабства.
Это возмущеніе противъ духовенства и пом?щиковъ, это возстаніе крестьянъ, сжигающихъ дворцы, чтобъ очистить м?сто для хижинъ, идущихъ изъ темныхъ подваловъ занять себ? м?сто на солнц?. Это — Франція, уничтожающая королевскую власть и наносящая смертельный ударъ рабству по всей Западной Европ?.
Это 1848 годъ, заставившій содрогнуться королей и провозгласившій права труда; это парижскій народъ, сражающійся за новую идею, умирающій на баррикадахъ, зав?щая челов?честву идею свободной коммуны, указывая ему путь къ Соціальной Революціи.
Безпорядокъ — это эпохи непрерывной борьбы ц?лыхъ покол?ній за лучшее будущее челов?чества, за его освобожденіе отъ рабства. Это эпохи пробужденія народнаго генія, эпохи свободнаго творчества народа, гигантскихъ шаговъ впередъ, безъ которыхъ челов?къ остался-бы навсегда пресмыкающимся существомъ, подавленнымъ своей нищетой.
Безпорядокъ — это расцв?тъ благородныхъ страстей и самоотверженныхъ порывовъ, это эпопея возвышенной любви къ челов?честву!
Слово анархія, выражающее отрицаніе существующаго строя и пробуждающее воспоминаніе о самыхъ красивыхъ моментахъ жизни челов?чества, не соотв?тствуеть-ли оно идеямъ анархистовъ? Не подходитъ-ли оно къ названію партіи, стремящейся къ завоеванію лучшаго будущаго?
l.
Когда мы говоримъ, что соціальная революція должна произойти путемъ основанія свободныхъ коммунъ, намъ возражаютъ, что мы обращаемся къ устар?лой форм? общественной жизни, которая отжила свой в?къ. А между т?мъ, только вполн? независимыя и освобожденныя отъ опеки государства коммуны способны подготовить среду, необходимую для революціи и дать намъ возможность ее осуществить. „Но коммуна” говорятъ намъ, — „организація устар?лая. Стремясь уничтожить государство и поставить на его м?сто свободныя коммуны, вы обращаете ваши взоры къ прошлому: вы хотите вернуть насъ къ среднимъ в?камъ, когда коммуны вели между собой безконечныя войны, и нарушить національное единство, установившееся посл? многихъ в?ковъ тяжелой борьбы”.
Разберемъ эти возраженія.
Начнемъ съ того, что будущая коммуна не можетъ быть т?мъ, ч?мъ она была въ средніе в?ка, не можетъ облечься въ формы, выработанныя 700 л?тъ тому назадъ. Въ нашъ в?къ жел?зныхъ дорогъ и телеграфовъ, космополитической науки и изсл?дованій научныхъ истинъ, она неизб?жно должна принять новую форму. Им?я совершенно иную организацію, поставленная въ новыя условія, она приведетъ къ новымъ посл?дствіямъ.
Наши противники, защитники государства, забываютъ, что мы можемъ имъ сд?лать то же возраженіе.
Государство столь же устар?лая форма, какъ и коммуна. Но государство — это отрицаніе свободы, абсолютизмъ, произволъ, разореніе подданныхъ, казни и пытки, между т?мъ какъ жизнь свободныхъ коммунъ и возстанія народовъ и коммунъ противъ государства составляютъ самыя красивыя страницы исторіи челов?чества. Обращаясь къ прошлому, мы вспоминаемъ не в?ка Людовика XI, Людовика XV иін Екатерины II, а эпохи свободныхъ коммунъ и республикъ Флоренціи, Тулузы и Лана, времена Аугсбурга и Нюрнберга, Пскова и Новгорода.
Д?ло не въ томъ, чтобъ обм?ниваться пустыми словами и софизмами: надо изучить современное положеніе д?лъ и дать себ? отчетъ въ томъ, что можетъ дать будущая коммуна. Т?мъ же, которые говорятъ: „коммуна — это средніе в?ка, мы не должны думать о ея возрожденіи”, мы отм?тимъ: „Государство — это безконечные в?ка гоненій и б?дствій, и надъ нимъ произнесенъ смертный приговоръ!”.
Между коммуной среднев?ковой и той, которая установится въ скоромъ будущемъ, есть существенное различіе: между ними лежитъ ц?лая пропасть, вырытая семью в?ками эволюціи челов?чества. Разсмотримъ, въ чемъ это различіе.
Какова основная ц?ль „союза”, заключеннаго между собой жителями городовъ въ XII в?к?? — Ц?ль эта очень узка и опред?ленна. Она состоитъ въ томъ, чтобъ освободиться отъ гнета феодальныхъ влад?льцевъ. Вс? жители города, купцы и ремесленники, объединяются и даютъ клятву, „не дозволять кому-бы то ни было обращаться съ собой, какъ съ рабами, и защищать другъ друга отъ всякаго произвола”. Они организуются въ коммуны и съ оружіемъ въ рукахъ возстаютъ противъ своихъ прежнихъ господъ. „Коммуна”, — говоритъ одинъ историкъ дв?надцатаго в?ка, котораго цитируетъ Огюстэнъ Тіерри, — „слово новое, возмутительное, и вотъ, что оно означаетъ: оброчные должны платить деньги своимъ господамъ только разъ въ годъ; за всякій проступокъ они подвергаются штрафу,
