избирательное право можетъ до н?которой степени оградить буржуазію отъ злоупотребленій центральной власти, не заставляя ее приб?гать къ оружію. Оно можетъ служить для умиротворенія соперниковъ, оспаривающихъ другъ у друга власть и удержать ихъ отъ кровопролитія. Но это право безсильно тамъ, гд? надо низвергнуть или ограничить власть и уничтожить господство привилегированныхъ. Прекрасное орудіе для мирнаго разр?шенія недоразум?ній между правителями, какую оно можетъ принести пользу подданнымъ?
Исторія отв?чаетъ намъ на этотъ вопросъ. — Пока буржуазія думала, что всеобщая подача голосовъ будетъ въ рукахъ народа оружіемъ для борьбы съ привилегированными классами, она вс?ми силами противилась ей. Когда же, въ 1848 году, она поняла, что это право не только не грозитъ ея привилегіямъ, но даже не м?шаетъ ей властвовать надъ народомъ, она сразу ухватилась за него. Теперь буржуазія стала его ярой защитницей, такъ какъ она знаетъ, что это лучшее средство, чтобы удержать въ своихъ рукахъ господство надъ массами.
То же самое относительно свободы печати. — Какой доводъ былъ самымъ уб?дительнымъ въ глазахъ буржуазіи въ пользу свободы печати? — Ея безсиліе! Ея несостоятельность! „Когда-то”, — говоритъ Жирарденъ, — „сжигали колдуновъ, потому что им?ли глупость ихъ считать всемогущими; теперь д?лаютъ ту же глупость относительно печати. Но печать такъ же безсильна, какъ среднев?ковые колдуны. И потому — долой пресл?дованія печати!” Вотъ, что говорилъ когда-то Жирарденъ. А какой аргументъ выставляетъ теперь буржуазія въ защиту свободы печати? —„Посмотрите”, — говоритъ она, — „на Англію, Швейцарію, Соединенные Штаты. Тамъ полная свобода печати, а между т?мъ нигд? такъ не развита эксплоатація, нигд? такъ властно не царитъ капиталъ. Пусть нарождаются вредныя теченія. Мы всегда сум?емъ заглушить голосъ ихъ органовъ, не приб?гая даже къ насилію. А если когда-нибудь, въ моментъ возбужденія, революціонная пресса и станетъ опасной, мы всегда усп?емъ уничтожить ее подъ какимъ-бы то ни было предлогомъ”.
На счетъ свободы собраній т? же разсужденія.
— „Дадимъ полную свободу собраній”, говоритъ буржуазія; — „народъ не см?етъ коснуться нашихъ привилегій. Мы должны больше всего бояться тайныхъ обществъ, а публичныя собранія лучшее средство, чтобъ положить имъ конецъ. Если же въ моментъ сильнаго возбужденія публичныя собранія и стали бы опасными, мы всегда можемъ ихъ воспретить, такъ какъ въ нашихъ рукахъ правительственная власть”.
„Неприкосновенность жилищъ? — Пожалуйста! записывайте ее въ кодексы, прокричите повсюду!” говорятъ хитрые буржуа. — „Мы не им?емъ ни мал?йшаго желанія, чтобы агенты полиціи тревожили насъ у семейнаго очага. Но мы учредимъ тайную канцелярію, мы заселимъ страну агентами тайной полиціи, мы составимъ списки неблагонадежныхъ и будемъ зорко сл?дить за ними. Когда же мы почуемъ, что опасность близка, плюнемъ на неприкосновенность, будемъ арестовывать людей въ постеляхъ, допрашивать ихъ, обыскивать жилища. Не будемъ останавливаться ни передъ ч?мъ и т?хъ, кто посм?етъ слишкомъ громко заявлять свои требованія, упрячемъ въ тюрьмы. Если же насъ будутъ обвинять, скажемъ: „Что же д?лать, господа! A la guerre comme a la guerre”!
Неприкосновенность корреспонденціи? — Говорите вс?мъ, пишите, что корреспонденція неприкосновенна. Если начальникъ почтоваго отд?ленія въ глухой деревн? изъ любопытства распечатаетъ какое-нибудь письмо, лишите его тотчасъ же должности, кричите во всеуслышаніе: „Чудовище! преступникъ!” Остерегайтесь, чтобъ т? мелочи, которыя мы сообщаемъ другъ другу въ письмахъ, не были разглашены. Но если вы нападете на сл?дъ предумышленнаго заговора противъ нашихъ привилегій, — тогда нечего ст?сняться: будемъ вскрывать вс? письма, учредимъ ц?лый штатъ спеціальныхъ чиновниковъ, а протестующимъ скажемъ, какъ это сд?лалъ недавно при апплодисментахъ всего парламента одинъ англійскій министръ:
„Да, господа, съ глубокимъ отвращеніемъ вскрываемъ мы письма, но, что же д?лать, в?дь отечество (в?рн?е, аристократія и буржуазія) въ опасности!”
Вотъ, къ чему сводится эта, такъ называемая, политическая свобода.
Свобода печати, свобода собраній, неприкосновенность жилищъ и вс? остальныя права признаются только до т?хъ поръ, пока народъ не пользуется ими, какъ орудіемъ для борьбы съ господствующими классами. Но какъ только онъ дерзнетъ посягнуть на привилегіи буржуазіи, вс? эти права выкидываются за бортъ.
Это вполн? естественно. Неотъемлемы лишь т? права, которыя челов?къ завоевалъ упорной борьбой и ради которыхъ готовъ каждую минуту снова взяться за оружіе.
Сейчасъ не с?кутъ на улицахъ Парижа, какъ это д?лается въ Одесс?, лишь потому, что позволь себ? это правительство, народъ растерзаетъ своихъ палачей. Аристократы не прокладываютъ себ? пути ударами, щедро раздаваемыми лакеями, лишь потому, что лакеи самодура, позволившаго себ? что-либо подобное, будутъ убиты на м?ст?. Изв?стное равенство существуетъ сейчасъ на улицахъ и въ общественныхъ м?стахъ между рабочимъ и хозяиномъ, потому что, благодаря предыдущимъ революціямъ, чувство собственнаго достоинства рабочаго не позволитъ ему снести обиды со стороны хозяина. Писанные же законы тутъ не причемъ.
Въ современномъ обществ?, разд?ленномъ на рабовъ и хозяевъ, не можетъ существовать настоящей свободы; о ней не можетъ быть и р?чи, пока будутъ эксплоататоры и эксплоатируемые, правители и подданные. Но изъ этого не сл?дуетъ, что до того дня, когда анархическая революція уничтожитъ вс? соціальныя различія, мы согласны, чтобъ печать была порабощена, какъ въ Германіи, свобода собраній пресл?дуема, какъ въ Россіи, неприкосновенность личности пренебрегалась, какъ въ Турціи.
Какими-бы рабами капитала мы ни были, мы хотимъ печатать все, что найдемъ нужнымъ, собираться и организоваться по своей вол? и все это, главнымъ образомъ, для того, чтобъ, какъ можно скор?е, свергнуть постыдное иго капитала.
Но пора понять, что не у конституціоннаго правительства мы должны просить помощи. Не въ кодекс? законовъ, который можетъ быть уничтоженъ по первому капризу правителей, мы должны искать защиты своихъ естественныхъ правъ. Только, когда мы станемъ организованной силой, способной внушить уваженіе къ своимъ требованіямъ, мы сум?емъ постоять за свои права.
Захотимъ-ли мы свободы печати, свободы слова, собраній, союзовъ — мы не должны просить ихъ у парламента, не должны ждать отъ сената, какъ милостыни, изданія соотв?тствующаго закона. Станемъ организованной силой, способной показать зубы каждому, дерзнувшему посягнуть на наши права; будемъ сильны, и никто не посм?етъ тогда запретить намъ говорить, писать и собираться. Въ тотъ день, когда мы сум?емъ вселить единодушіе въ среду эксплоатируемыхъ, въ эту молчаливую, но грозную армію, объединенную однимъ желаніемъ — пріобр?сти и защищать свои права, никто не дерзнетъ оспаривать ихъ у насъ. Тогда и только тогда, мы завоюемъ себ? эти права, которыя мы тщетно бы просили десятки л?тъ у какого бы ни было конституціоннаго правительства, тогда они будутъ принадлежать намъ в?рн?е, ч?мъ если бы ихъ гарантировали писанные законы.
Правъ не даютъ, ихъ берутъ!
Къ молодымъ людямъ.
I.
Молодые люди, я обращаюсь сегодня исключительно къ вамъ. Пусть старики, т е. старые духомъ и сердцемъ, оставятъ эту книгу и не утомляютъ даромъ глазъ надъ чтеніемъ, которое имъ ничего не дастъ.
Я полагаю, что вамъ восемнадцать, двадцать л?тъ, что вы заканчиваете ваше образованіе или обученіе ремеслу и вступаете въ жизнь.
Я думаю, что вы свободны отъ предразсудковъ, которые вамъ старались внушить; вы не боитесь чертей и не станете слушать пустыхъ бредней священниковъ и пасторовъ.
Вы не принадлежите, конечно, къ т?мъ печальнымъ продуктамъ челов?чества въ період? упадка, къ т?мъ жуирамъ, которые ц?лые дни м?рятъ тротуары въ модныхъ брюкахъ, съ вылощенными физіономіями, и уже въ этомъ возраст? мечтаютъ только о безплодныхъ развлеченіяхъ. Напротивъ, я думаю, что вы здоровые люди, жаждующіе разумнаго труда, и потому я обращаюсь къ вамъ.
Не разъ уже вы ставили себ?, должно быть, сл?дующій вопросъ: к?мъ я буду? Въ васъ ясно сознаніе, что вы изучали какую-нибудь науку или ремесло — на счетъ общества, зам?тьте это, — не для того, чтобъ воспользоваться ими, какъ орудіемъ для эксплоатаціи. Надо быть слишкомъ испорченнымъ и изъ?деннымъ пороками, чтобъ не желать въ вашемъ возраст? посвятить вс? свои способности, знанія и силы служенію т?мъ, которые косн?ютъ въ нев?жеств? и нищет?.
Вы, конечно, мечтали объ этомъ?
Поговоримъ о томъ, какъ осуществить ваши мечты.
Я не знаю, въ какихъ условіяхъ вы родились и воспитывались. Можетъ быть, баловни судьбы, вы получили научное образованіе; вы будете докторомъ, адвокатомъ, писателемъ или ученымъ; широкое поле д?ятельности откроется передъ вами; вы вступите въ жизнь съ обширными познаніями, съ выработанными способностями къ труду.
Можетъ быть, вы будете честными ремесленниками; ваши научныя познанія ограничиваются т?мъ немногимъ, что вы получили въ начальной школ?; но зато вы хорошо знаете, какова тяжелая трудовая жизнь нашихъ рабочихъ.
Остановимся сначала на первомъ предположеніи. Представьте себ?, что вы докторъ.
Завтра придетъ рабочій звать васъ къ больной. Онъ поведетъ васъ въ одинъ изъ т?хъ грязныхъ, узкихъ переулковъ, гд? сос?дки черезъ улицу жмутъ другъ другу руки надъ головами прохожихъ.
При тускломъ осв?щеніи коптящей лампы, задыхаясь отъ спертаго воздуха и вони, подымаетесь вы въ пятый этажъ по грязной, скользкой л?стниц?. Вы входите въ темную, холодную комнату, гд? въ углу, на куч? грязныхъ тряпокъ, лежитъ больная, покрытая какими-то лохмотьями. Бл?дныя, исхудалыя д?ти, дрожа отъ холода, вопросительно смотрятъ на васъ широко открытыми глазами. Всю жизнь мужъ работалъ по дв?надцати, тринадцати часовъ въ сутки, какъ-бы ни былъ тяжелъ его трудъ: теперь, вотъ уже три м?сяца, какъ онъ не находитъ работы. Безработица бывала и прежде: она повторяется періодически каждый годъ. Но тогда жена ходила работать поденно… быть можетъ, стирать ваши рубашки, по полтиннику въ день.
Но вотъ уже три м?сяца, какъ она не встаетъ съ постели, и ужасающій призракъ нищеты и голода сталъ передъ семьей.
Что посов?туете вы больной, господинъ докторъ? Вы, который знаете, что единственная причина ея бол?зни — недостатокъ пищи и воздуха? Хорошій бифштексъ каждый день, немного движеній на св?жемъ воздух?, сухую, св?тлую комнату? Какая насм?шка! Разв? она безъ вашихъ сов?товъ не знаетъ, что все это ей нужно!
Если вы сум?ете вселить къ себ? дов?ріе и захотите поговорить съ этой семьей, она разскажетъ вамъ, что за перегородкой живетъ гладильщица, которую постоянно мучаетъ душу раздирающій кашель, что въ нижнемъ этаж? вс? д?ти лежатъ въ лихорадк?, что прачка, поселившаяся въ подвал?, не дотянетъ до весны и что въ сос?днихъ домахъ еще того хуже.
Что посов?туете вы вс?мъ этимъ больнымъ? Хорошее питаніе, перем?ну климата, мен?е изнурительный трудъ?.. Вы не р?шитесь, конечно, этого сд?лать и поторопитесь уйти съ разбитымъ сердцемъ, съ проклятіемъ на устахъ.
Вы еще находитесь подъ впечатл?ніемъ этой ужасной нищеты, когда вашъ товарищъ разсказываетъ вамъ, что за нимъ только что прі?зжалъ вы?здной лакей; онъ повезъ его въ роскошный отель къ св?тской барын?, изнуренной безсонными ночами, отдающей жизнь туалетамъ, визитамъ, танцамъ и безконечнымъ ссорамъ съ дуракомъ мужемъ. Вашъ товарищъ предписалъ ей бол?е спокойную жизнь, мен?е возбуждающую пищу, побольше прогулокъ и комнатную гимнастику, чтобъ зам?нить до н?которой степени продуктивный трудъ.
Одна умираетъ оттого, что она никогда не была сыта и не отдыхала; другая чахнетъ оттого, что всю свою жизнь она не знала, что такое
