узнала? подхватил Сергей Дмитриевич, и все лицо его залучилось морщинками. Значит, богатым сделаюсь. Но тут же насупился так, что глыбистые надбровья почти скрыли глаза. Ты вот что, гражданочка, скажи, пошто Юрку голодом моришь? Пошто выспаться ему не даешь? Рита вспыхнула и даже остановилась, не зная, шутит ли старик или всерьез корит ее. А я что? Я ничего… Да я знаю, что ты ничего, давно знаю… Только волосы-то вот зря обкарнала. И старик словно ненароком дотронулся до ее головы. Рита ощутила легкое прикосновение грубоватых и в то же время ласковых пальцев и притихла. Сергей Дмитриевич смутился. Эка мода пошла. Под кобыльи хвосты волосья ладят. Срубила заграница русскую косу. Помолчав, тихо вздохнул: У моей жены в молодости косища-то была во-о! Во всю спину… Должно быть, старику хотелось поговорить, но они уже дошли до стадиона, и Рита простилась: До свидания, дядя Сергей. Доброго здоровья, приподнял кепчонку Сергей Дмитриевич. Шарики идешь бросать? Да. Ну-ну, и то занятие. Каждому свое. Я вот тоже по шарики иду, тряхнул старик мешком и бросил на ходу: Захаживай когда! Спасибо, зайду, несмело пообещала Рита и свернула к воротам стадиона. И все время, пока она играла в теннис с Вадимом, не шел у нее из головы Сергей Дмитриевич, и что-то смущало ее, и что-то холодило в груди. Она украдкой взглянула на Юрия и порывисто прижалась к нему. Ох, Юрка, неспокойно мне что-то… Фантазии, буркнул Юрий и отвернулся. Ты теперь куда? Да никуда. Здесь еще поболтаюсь, мне на работу с двенадцати. И, не умея скрывать, призналась: Хочу с тобой побыть, ты ведь сегодня дежуришь. Что-то вспомнив, она тревожно добавила: Слушай, Юра, тот тип здесь шлялся со своими шестерками, или как вы их называете. Какой тип? Да Яшка Поплоухин. А-а, протянул Юрий и сжал зубы. Дошляется. Яшка Поплоухин бывший футболист, а нынче, как говорится в газетных заметках, человек без определенных занятий. Дня два назад он подкараулил Юрия у выхода из городского парка и предупредил: Фрайер! Наколюшку схлопочешь, попомни, подлюга, и удалился, напевая: Ах, эта девушка меня с ума свела, Разбила морду мне, часы сняла-а… Бригадмильцы догадывались, что Яшка и есть тот самый «резидент», возле которого группируется городская шпана и ворье, но никак не могли поймать его с поличным. Увертлив Яшка. Юрий с комсомольско-молодежной бригадой прокатчиков, которая взялась помогать милиции, вот уже с неделю выслеживал Яшку, и тот, очевидно, заметив это, пытался припугнуть ребят. «На слабые нервы рассчитывает, нахрапистый гад! Все равно попадется. Может, даже сегодня попадется», подумал Юрий. Рита тронула его за рукав и попросила подождать минутку, пока она отнесет ракетку в спортзал. Юрий закурил и остановился около круглого киоска, возле которого была устроена полумесяцем клумбочка с цветами. Он ждал Риту и своих ребят-бригадмильцев, которые по уговору должны были собраться здесь. За киоском послышалась возня. Юрий бросился туда и увидел двух парней, взявшихся за грудки. Почему-то они дрались молчком. Это было странно не в характере русских людей драться без шума. Четыре парня, прикрыв глаза кепками, наблюдали за дракой. Шевельнулось подозрение, но раздумывать было некогда. Юрий встал между дерущимися, расцепил их руки… * * * Чуть согнувшись, Сергей Дмитриевич брел с огорода, утомленный и потный. Мешок, разделенный веревкой посредине, давил равно на спину и грудь. Возле стадиона старик свалил мешок на скамью и достал папиросу. Тут он увидел Риту она мчалась куда-то со всех ног. Гражданочка… насмешливо завел было Сергей Дмитриевич. Рита подскочила к нему, и старик увидел побелевшее лицо и широко раскрытые глаза. Дядя Сергей! закричала она на всю улицу. Дядя Сергей!.. Юра… Сергей Дмитриевич забросил мешок на плечо, побежал, опомнился, тряхнул плечом мешок свалился, ударился о бетонную тумбу, треснул по швам, картошка покатилась во все стороны. Рита стала ее собирать, но тут же опомнилась, охнула и побежала к зданию милиции с картофелиной в руке. А Сергей Дмитриевич уже ворвался на стадион, растолкал людей. И вдруг увидел цветочную клумбу возле киоска. Цветы на клумбе были растоптаны, беленые кирпичи вывернуты из земли. На кирпичах, на белых астрах, на пышных георгинах брызги крови. Клумба поплыла в сторону, кирпичи поплыли, рассыпались, кровавые пятна заслонили глаза… …Его отпаивали фруктовой водой из бутылки. Вода была красная, и старик не мог ее проглотить, она хлынула обратно изо рта на рубаху и пиджак. Из уборной выскочил парень в серой спортивной куртке. Старик увидел его, узнал, схватил кирпич. Размозжу-у! И так грозен был этот крик, что парень споткнулся, упал, прикрыв голову руками. Дяденька, это не я!.. Я только за руки держал… * * * Он сидел неподвижно на скамье в больничном скверике, и никто его не прогонял, никто не беспокоил, не пытался утешать. Сергей Дмитриевич как-то сразу сдал, еще больше ссутулился и весь обмяк. В опущенной руке он вяло держал ниточную сетку, с которой постоянно ходил в магазин. Из сетки торчали старые шлепанцы, виднелась стеклянная банка с ягодами. К Юрию его не пускали. Вышел человек в халате. Из-под халата виднелись кальсоны без тесемок, с больничным штемпелем на штанине. Больной начал говорить про хулиганов, увязывая этот вопрос с текущей политикой, и сообщил, что привезли парня-прокатчика, и у него проколото насквозь легкое, и весь он исколот. Бросив окурок, больной свирепо выругался: В спину били, длинным шилом били. За нож они знают, что присудят. Так они вон какое оружие придумали, чтобы не покарали, значит. Теперь у него воздух под кожу идет… Сергей Дмитриевич встал со скамейки и в коридоре больницы остановился перед дежурной. Он не просился. Он только смотрел на дежурную, за спиной которой на стенке висел плакат; на нем изображено растение и написано: «Собирайте спорынью!» Ни плаката, ни спорыньи, ни дежурной Сергей Дмитриевич не видел. К дежурной подошла седая женщина в белом халате, со вздохом глянула в сторону Сергея Дмитриевича и что-то тихо сказала. Сергей Дмитриевич сделал шаг за барьерчик, отвел рукой седую женщину в белом халате и дежурную. Куда? послышалось ему вслед… Никто не показывал Сергею Дмитриевичу ту палату, где лежал Юрий, однако старик сразу нашел ее и вошел именно в нее. Только вот в палате он не смог разом сыскать сына. Больные почему-то не охали, не стонали. Сергей Дмитриевич остановился и сердце его остановилось. Одна кровать, другая. Сергея Дмитриевича качнуло. Он схватился за спинку ближней кровати и услышал: Там… У окна… Он посмотрел туда, куда ему показывали. Изголовье крайней кровати было приподнято на подоконник. На кровати, обложенный подушками, почти стоял на ногах человек. Лицо его было вздуто, шея сделалась толстой, слилась с подбородком, грудь бугром. И на этой груди, будто на ленивой волне, покачивалась огромная русалка. Лицо у нее стало не щучьим, а налимьим, и грудки, наколотые в виде конских подковок, пошевеливались, как плавники. Натыкаясь на тумбочки, койки, Сергей Дмитриевич подошел к окну и, боясь приблизиться к сыну, остановился. Тяжелые, как у отца, надбровья нависли низко, закрыли глаза Юрию он не мог поднять веки. Только распухшие губы его медленно расклеились и едва прошелестело: Это ты? Сергей Дмитриевич не отвечал. Он стоял с беспомощно открытым ртом, рывками, по-рыбьи, сглатывал воздух. Сядь, глухо, будто рот у него полон ваты, произнес Юрий, и от этого простого домовитого слова Сергей Дмитриевич очнулся. Я сяду-сяду, заторопился он и осторожно опустился на край стула у кровати. Я тебе вот шлепанцы материны принес, казенные-то, небось, жесткие… И бруснички принес… Брусника при любой болезни и с похмелья первое средство… Тяжело мне, папа… Сергей Дмитриевич дернулся к сыну, но, страшась коснуться его, добавить ему боли, схватился не за руку, а за ножку кровати. Ты чего? встревоженно спросил Юрий и пошевелил пальцами, пытаясь поднять руку. Сделав усилие, он поднял ее к лицу, отвел вздувшееся веко. Отец потрясенно смотрел в узенькую щелочку, открытую толстым пальцем. Из этой щелочки чуть светился измученный темнокарий глаз сына, и столько боли таилось в нем, что Сергей Дмитриевич не выдержал, схватил его руку. И эта рука опустилась на голову отца, придавила ее к кровати. Ты чего так ослаб? Ты ведь у меня мужественный старикан… с трудом вымолвил Юрий, и что-то похожее на улыбку искривило его губы. Какой я мужественный! Какой я мужественный!.. закричал отец. Убить меня мало!.. Он почувствовал, что его берут под руки, уводят. Нет, я здесь буду… Я тихо буду… Честное слово, тихо, лепетал старик, сопротивляясь. И опять Юрий еле слышно сказал: Держись, отец! Мы еще поборемся… держись… Сергей Дмитриевич не помнил, как вывели его во двор больницы, как посадили на скамью. Он остался один. Неизвестно, сколько времени он пробыл здесь. Его тронули за рукав, и он поднял голову и долго не мог различить, кто перед ним стоит, только цветы сразу увидел. Маленький букет астр. Сергей Дмитриевич наконец узнал Риту, ткнулся в ее остренькую грудь. Ох, дочка! Как же нам теперь быть-то?.. Она притиснула голову старика обеими руками и растерянно твердила: Дядя Сергей, что вы? Дядя Сергей, что вы?! Он быстро ослаб, обессилел и с укоризной сказал: Красных цветков нарвала. Других никаких не нашлось, что ли? Рита испуганно взглянула на белые астры и незаметно отбросила их за спину. Вам надо отдохнуть, дядя Сергей, отдохнуть… Сергей Дмитриевич, как бы просыпаясь, огляделся кругом, глаза его остановились на белом букете, упавшем в траву: Блазнится… Ничего… Будем держаться… Рита помогла ему встать. Он долго шел, ни о чем не спрашивая, не упираясь, и уже в городе пошевелил растрескавшимися губами: Куда ты меня? Домой… Я… Я с вами буду… Вместе. И потом, когда Юра вернется… Ну… тоже вместе… Вместе? Вместе хорошо. Сергей Дмитриевич стиснул руку девушки. Они шли к домику, что стоял на косогоре, возле светлого ключа. Навстречу им попадались люди.