Подружились Ваня и Нюра с дядей Соломиным давным-давно. В ту пору они еще и в школу не ходили. Чуть не каждый день бывали ребята у реки, бегали, играли, зарывались в песок и порой купались на неглубоких местах. Особенно интересно было им наблюдать за рыболовами. Их собиралось столько, что всем не хватало рыбы и многие, просидев бесплодно полдня, а то и больше, уходили домой ни с чем. С рыбаками было интересно: иногда они рассказывали ребятам о счастливых уловах и о таких здоровых рыбинах, что Ваня и Нюра замирали от удивления. Но рыбы эти почему-то всегда срывались. Однажды на берегу появился незнакомый рыбак в военной, немного поношенной форме без погон. У него тоже не клевало. Рыбак скучал и сидел неподвижно, уставившись взглядом куда-то вдаль. Он не видел, как требовательно начал нырять похожий на китайское яблочко поплавок и настойчиво закачалась вершинка удилища. Ребята не выдержали, подскочили и, задыхаясь, прошептали разом: Дяденька, клюет! Рыбак вздрогнул и, оглядываясь по сторонам, растерянно спросил: А? Что?.. он опомнился и дернул удилище. Окунь, ощетинившись, пролетел в воздухе, но от поспешного рывка сорвался и запрыгал в траве около самой воды. Ваня не растерялся и плюхнулся на окуня животом. Рыбак долго держал в руках зеленоватого горбача, сердито дрыгающего хвостом, и, блестя глазами, приговаривал: Ах, красавец! Силен, силен! Кэ-эк он сиганул, а? потом поглядел на улыбающихся ребят и торжественно, словно награду, протянул им окуня: Нате, держите! За находчивость! Так завязалась дружба. С того памятного дня прошло несколько лет. Ребята стали школьниками, сами рыбачить научились. Ивана Павловича они по старой привычке зовут дядей Соломиным. Он называет Нюру пичужкой, потому что у нее острый носик, круглые глаза, и хоть заплетает она волосы в куцые косички, все равно на лбу торчит хохолок, который делает ее действительно похожей на птичку. А Ваня крепкий, лобастый, упрямый, и дядя Соломин величает его тезкой. Мама ребятишек, Надежда Николаевна, говорит, что и видом и характером Ваня похож на отца. Но правда ли это Ваня не знает: он был еще маленьким, когда отец ушел на войну. Потом с фронта пришло письмо, которое мама до сих пор хранит в ящике, перечитывает и плачет. Ваня на год старше Нюры и на голову выше ростом. Учатся они в разных классах и тоже по-разному: Нюра на пятерки, а у Вани арифметика хромает. И старается он одолеть эту самую арифметику, да терпения маловато. Услышал Ваня однажды, что есть такие люди, с которыми бейся не бейся, а раз не даются им точные науки толку не будет. И поэтому сказал маме: «Не стоит голову ломать над тем, что в нее не лезет». Но на веский Ванин довод мама ответила: «Я вот возьму ремень да всыплю тебе в определенное место сразу, как по маслу, пойдут у тебя и точные и неточные науки». Мама, она, конечно, человек хороший, пожалуй, лучше всех на свете, но понять Ваню не может. Вот дядя Соломин тот сразу догадался в чем дело и сказал Ване: «Э-э, друг, ты соображать ленишься, пользуешься тем, что легко дается. Так дело не пойдет!» И начал приучать Ваню соображать. Иван Павлович работает ревизором на пассажирских поездах и заочно учится в железнодорожном институте. Однако как-то умудряется выкроить время и для ребят: иногда в лес по ягоды с ними сходит, а то на рыбалку с собой возьмет. Нюра, конечно, рыболов так себе, прямо надо сказать никудышный, не то что Ваня. Но ей тоже интересно бывать с дядей Соломиным. Уж очень много знает он сказок и умеет лепить из глины такие игрушки, каких даже в магазине не сыскать. Жаль только, что про войну и про свои геройские дела он мало рассказывает. Но Ваня и Нюра знают, почему: во-первых, он скромный, а во-вторых, в войну у него погибли жена и маленький сын, Славик. Нюра любит наблюдать за Соломиным, когда он занимается с Ваней. Решает он, решает с Ваней задачки и неожиданно спросит: О чем сейчас думаешь? Ваня растеряется и не знает, что ответить. Да так… обо всем… Нюра прыснет со смеху, Ваня незаметно покажет ей кулак, а дядя Соломин скажет: А ну-ка, почтенный тезка, спускайся с небес и вникай в суть задачи. Ваня нехотя «спускается с небес», где он только что летал на разных ракетопланах до самой луны, и начинаег заниматься скучнейшим делом на свете решением задач. Арифметика все-таки пошла на лад. Зимой, в день рождения Вани, Иван Павлович подарил ему книгу про Миклуху-Маклая и коробку конфет. Ваня пять дней подряд читал подаренную книгу и за это время сумел получить три двойки. Мама сильно рассердилась и пошла к Соломину, которого считала виновником всего. О чем они там говорили неизвестно, но возвратилась Надежда Николаевна совсем не сердитая и с этих пор была особенно ласкова и даже нежна с ребятами. Теперь Надежда Николаевна знает: коль нет их дома, значит, у Соломина. А непоседы мои опять к родне отправились, иногда говорит она соседям. Ну, прямо хоть привязывай! И чем он их приворожил? Соседи-просмешники шутят над ней: Соломин петушиное слово знает. Смотри, Надежда Николаевна, как бы он и тебя не приворожил! Надежда Николаевна покраснеет и только отмахнется от шутников. Если бы ребятам кто-нибудь сказал, что дядя Соломин не родной им человек, они бы, пожалуй, не поверили. И радостью, и детской бедой они привыкли делиться с ним. Вот и сегодня после утренника в школе ребята спешат к дяде Соломину, потому что мама еще на работе и дома никого нет. Впрочем, спешит только Нюра: в табеле у нее за весь учебный год сплошь пятерки, а Ваня плетется позади. У него по арифметике получилась только тройка. Ну, что ты поделаешь не везет человеку! И кто эту арифметику придумал? Уж Ваня ли не старался? Одно утешительно учительница говорит, что эту тройку можно считать с плюсом. Но все равно мама будет недовольна, ругать начнет, а дядя Соломин, может, и ничего не скажет, но все-таки нехорошо получается, с тройкой-то… Хозяйка, у которой снимал комнату Иван Павлович, встретила их со слезами: Нету, детки, Ивана Павловича, в больнице он, ногу ему повредило… К-как повредило? Где? оторопели ребята. В поездке вчера. Пассажир какой-то, подвыпивший должно быть, упал между вагонами, поймался за скобу и орет. Павлыч-то и полез человека спасать. Выручил пассажира, а самому ногу и придавило. Хозяйка высморкалась в передник. Ходила я в больницу. По разговорам фершалов получается, что худы дела у Павлыча, отрежут ему ногу, хозяйка черкнула ребром ладони повыше своего колена, вот до сих пор и отпласнут… Низко опустив головы, ребята ушли на берег и уселись под тополями, которые, радуясь наступившему лету, пустили в небо свежие зеленые стрелы. Ваня выводил пальцем на песке любимую цифру пятерку, а Нюра сквозь слезы смотрела на заречный лес. Вань, а земляника поспела? вдруг тихо спросила она. А я откуда знаю? Не до земляники сейчас. Ты не сердись. Я это вот к чему. Если поспела поплывем за реку, наберем и дяде Соломину отнесем… Нюрка! загорелся Ваня. Ух, и голова у тебя! * * * В проходной будке больницы дежурил низенький курносый дед, щеголявший, невзирая на жару, в подшитых валенках, в шапке и ватной фуфайке. Вид у него был строгий, как у начальника. На передачу опоздали, заявил он тоном, не допускающим возражений, а свиданки разрешаются по воскресеньям да по средам с двух до шести. Ребята принялись упрашивать деда, хитрить, даже земляники немного предлагали, но дед твердо стоял на своем посту и на ягоды не соблазнился. В конце концов дед разозлился и прогнал их. Ваня погрозил кулаком захлопнувшейся двери будки, а Нюра бойко крикнула: По-оду-у-маешь, начальник какой, а мы все равно пройдем к дяде Соломину! Дед не удостоил их ответом. Пришлось терпеливо ожидать кого-нибудь из других работников больницы. Ждали долго, истомились… Ваня отправился искать дырку в заборе, чтобы пролезть в больничный двор, но в это время к воротам подкатила «Победа». По тому, как засуетился дед, ребята поняли, что приехало начальство. Они подскочили к машине и наперебой закричали: Мы к дяде Соломину, разрешите, дяденька? Из машины выглянул тучный мужчина с бритой головой. Строго сдвинув седые брови, он совсем не строгим тоном обратился к деду: Федотыч, что за шум? Федотыч встал «во фрунт» и доложил: Непорядок, товарищ главврач, пострелята в больницу прут, а сегодня свиданок не положено… Нюра не дала Федотычу договорить и так затараторила, что дед недовольно смолк. Главврач с любопытством посмотрел на стакан земляники в Ваниных руках и удивленно воскликнул: Уже земляники набрали, ну и ну! Взял одну ягодку, осмотрел ее со всех сторон, бросил в рот. «Ишь, какой, даже не спросил… Думает, начальство так что угодно брать можно, с неприязнью глядя на врача, подумал Ваня. Этот, наверно, и хочет отпласнуть ногу дяде Соломину». Врач раздавил ягодку языком, причмокнул от удовольствия. Ты, герой, и ты, щебетуха, кем вы приходитесь Ивану Павловичу? Нюра растерялась: Ну кем… кем… Но тут же нашлась и выпалила: Мы лучшие его друзья. Вот! А-а, лучшие друзья, понимающе протянул врач, тогда, Федотыч, ничего не поделаешь, придется пропустить. Нарушить правило во имя дружбы не грех. Непорядок это правила нарушать. Землянику, в крайнем случае, передать можно, буркнул дед. Ничего ты, Федотыч, не понимаешь в землянике. Целебные свойства есть в ней, сказал главврач и, озорно сверкнув глазами, скомандовал: В машину, друзья-гвардейцы, подвезу… И вот они, заплетаясь ногами в полах длинных халатов, идут следом за медсестрой по больничному коридору. В нос ударяет густой запах лекарств, кругом тишина и чистота. Стакан с земляникой, потонувший в длинном рукаве халата, прилипает к потной Ваниной ладони. Робко вошли они в палату. В ней тоже тихо, бело, поэтому удивительно красиво выглядят на окнах живые цветы. Больные лежат на кроватях, тихо переговариваются. Двое сидят на постели и сражаются в шахматы.