писателю? в пустыне благодатной,
70 Забывши модный свет, забывши свет печатной, Как ты, Философ мой, таиться без греха, Избрать в советники кота и петуха,
И в тишине трудясь для собственного чувства,
В искустве находить возмездие искуства!
Так, веку вопреки, в сей самый век у нас, Сладкопоющих лир порою слышен глас, Благоуханный дым от жертвы безкорыстной! Так нежный Батюшков, Жуковской живописной, Неподражаемый, и целую орду 80 Злых подражателей родивший на беду,
Так Пушкин молодой, сей ветренник блестящий, Все под пером своим шутя животворящий (Тебе, я думаю, знаком довольно онъ:
Недавно от него товарищ твой Назон Посланье получилъ), любимцы вдохновенья Не могут победить сердечного влеченья И между нас поют, как некогда Орфей Между мохнатых пел, по вере старых дней. Безсмертие в веках им будет воздаяньемъ!
90 А я, владеющий убогим дарованьем,
Но рвением горя полезным быть и им,
Я правды красоту даю стихам моим,
Желаю доказать людских сует ничтожность,
И хладной мудрости высокую возможность,
Что мыслю, то пишу. Когда то веселей Я славил на заре своих цветущих дней
71
Законы сладкие любви и наслажденья:
Другия времена, другия вдохновенья;
Теперь важней мой ум, зрелее мысль моя. иоо Опять, когда умру, повеселею я;
Тогда, безпечных муз безпечного питомца, Прими, Философ мой, как стараго знакомца.
<До июня 1824; 1825—1826; конец 1832 — 1833>
2
Ранняя редакция
Богдановичу
В садах Элизия, у вод счастливой Леты,
Где благоденствуют отжившие поэты,
О Душенькин поэт, прими мои стихи!
Никак в писатели попал я за грехи,
И, надоев живым посланьями моими, Несчастным мертвецам теперь скучаю ими. Нет нужды до того. Хочу в досужный час С тобой поговорить про Руской наш Парнас, С тобой, поэт живой, затейливый и нежный, Всегда пленительный, хоть несколько небрежный, Чертам заметнейшим лукавой остроты Дающий милый вид сердечной простоты,
И часто наготу рисуя нам безчинно,
Почти безстыдным быть умеющий невинно.
Не хладной шалостью, но сердцем внушена, Веселость ясная в стихах твоих видна.
Мечты игривыя тобою были петы,
В печаль влюбились мы. Новейшие поэты Всего усерднее поют свою тоску:
20 На свете тошно жить, так бростеся в реку! Иной бы молвил им. Увы, не в этом дело!
Ни жить им, ни писать еще не надоело.
И правду без затей сказать тебе пора:
72
Пристала к музам их Немецких муз хандра. Жуковский виноватъ: он первый между нами Вошел в содружество с Германскими певцами,
И стал передавать, забывши Божий страх, Жизнехуленья их в пленительных стихах.
Прости ему Господь! Но что же? Все мараки зо Ударились потом в задумчивыя враки;
У всех унынием оделося чело,
Душа увянула и сердце отцвело.
Как терпит публика безумие такое?
Ты спросишь. Публике наскучило простое,
Мудреное теперь любезно для нее:
У века дряхлаго испортилось чутье.
Ты в лучшем веке жилъ: не столько просвещенной, Являл он бодрый ум и вкус неразвращенной И видим мы его, в пример себе и срам,
40 Непотакающим безсмысленным писцамъ;
Я думаю, в садах, где вечна зелень блещет, Поныне тень твоя от радости трепещет Воспоминая день, сей день, когда певца,
Еще за милый труд не ждавшаго венца,
ЕКАТЕРИНА, двор, семьею торопливой,
Так лестно встретили, из Душеньки игривой Отрывки целые читая наизусть!
Сердца завистников стеснила злая грусть И на другой же день распросы о поэте зо И похвалы ему жужжали в модном свете.
Кто вкуса божеством теперь служил бы намъ?
Кто в наши времена, и прозе и стихам Провозглашая суд разборчивой и правой,
Заведывать бы мог Парнаскою управой?
Судей особенных на то имеем мы,
Свой вкус услужливый пускающих в наймы
73
И, способов других не зная к пропитанью, Торгующих у нас хвалой своей и бранью;
Дарует между нас и славу и позор 60 Голодным бешенством внушенный приговоръ;
О наших судиях не смею молвить слова;
Но слушай, как честят они один другова! Товарищ каждаго глупец, невежда, враль: Поверить надо им, хотя поверить жаль.
Как быть писателю? В пустыне благодатной Забывши модной свет, забывши свет печатный, Как ты, философ мой, таиться без греха, Избрать в советники кота иль петуха И, в тишине трудясь для собственного чувства,
70 В искустве находить возмездие искуства!
Так веку вопреки, в сей самый век у нас Сладкопоющих лир порою слышен глас, Благоуханный дым от жертвы безкорыстной! Так нежный Батюшков, Жуковской живописной, Неподражаемый, и целую орду Злых подражателей родивший на беду,
Так Пушкин молодой, сей ветренник блестящий, Все под пером своим шутя животворящий (Тебе, я думаю, знаком довольно онъ: во Недавно от него товарищ твой Назон Посланье получилъ), любимцы вдохновенья,
Не могут победить сердечного влеченья,
И между нас поют, как некогда Орфей Между мохнатых пел по вере старых дней. Безсмертие в веках им будет воздаяньем.
А я, владеющий убогим дарованьем,
Но рвением горя полезным быть и им,
В замену красоты, даю стихам моим Я силу истины — а в них на блаж людскую 90 Не ловко может быть, но смело негодую,
Что мыслю, то пишу. Когда то веселей Я славил на заре моих цветущих дней
74
Законы сладкие любви и наслажденья:
Другия времена, другия упражненья;
Теперь зрелей мой ум, черствей душа моя; Опять, когда умру, повеселею я!
Тогда безпечных муз безпечного питомца Прими, философ мой, как стараго знакомца.
<До июня 1824; 1825—1826>
83.1. Богдановичу («В садах Элизия, у вод счастливой Леты…»)
Печатается по: Изд. 1835. Ч. I. С. 82—86 (№ XLVII).
В этой редакции впервые опубликовано: Изд. 1827. С. 158—162 (раздел «Послания») — под тем же заглавием «Богдановичу», с иным написанием окончания в фамилии Жуковского («Жуковский») и с разночтениями:
20 И какъ-то в мире сем все очень не по них.
32 Душа увяыула и сердце отцвело.
36 У века хилаго испортилось чутье.
49 Она, друзья ея, условясь потаенно,
50 Так лестно приняли, ему попеременно
98 Другия времена, другия упражненья;
99 Теперь зрелей мой ум, черствей душа моя.
Варианты ст. 98—99 восходят к ранней редакции стихотворения (см № 83.2).
По Изд. 1827 перепечатано под заглавием «Богдановичу»: Российская Хрестоматия / [Сост. И. Ленинский]. СПб., 1834. Ч. 2: Стихотворения. Раздел «Сатира». С. 345—348 (подпись: Баратынский); Полная русская хрестоматия / Сост. А. [Д.] Галахов. М., 1843. Ч. II: Поэзия. Раздел «Сатира». С. 231—232 (подпись: Баратынский).
Автограф неизвестен.
Копия Настасьи Львовны Боратынской: ПД. Ф. 33. Оп. 1. № 42. Л. 138—139 об. (заглавие: «Богдановичу») — с разночтением:
86 Не могут победить [сердечнаго] высокаго влеченья
Другая копия Н. Л. Боратынской: ПД. Ф. 33. Оп. 1. № 42. Л. 114 (ст. 1—14; заглавие: « Богдановичу» ).
В Изд. 1869 (С. 75—78), где стихотворение напечатано по неизвестному источнику под тем же заглавием, — разночтения:
39 Венцы свои дарил, и прост и толковит,
86 Не могут победить высокаго влеченья
75
Печатается с исправлениями: ст. 21 увы? —> увы! — ст. 45 Я думаю —> Я думаю. — ст. 83 Тебе —> (Тебе — ст. 85 получилъ) —> получилъ), — ст. 100 умру -> умру.
83.2. Богдановичу («В садах Элизия, у вод счастливой Леты…»)
Печатается по тексту первой публикации: Северные Цветы на 1827 год (ценз. разр. 18 января 1827; вышли к 29 марта 1827). С. 335—339 (подпись: Е. Баратынский).
При публикации в «Северных Цветах» из стихотворения были исключены несколько строк: 14 декабря 1826 г. по представлению цензора П. И. Гаевского Главный цензурный комитет воспретил «на стр. 3 <рукописи> последние 5 стихов и на стр. 4-й первые три стиха» (Цит. по: Оксман 1922. С. 338). Предположение . Г. Оксмана (Там же. С. 339) о том, что были исключены строки, соответствующие ст. 37—44 поздней редакции, напечатанной в Изд. 1827 и Изд. 1835 (см. № 83.1), следует уточнить: на самом деле только четыре стиха поздней редакции (ст. 41—44) не имеют эквивалентов в тексте «Северных Цветов»; остальные строки двух редакций либо совпадают, либо довольно близки по смыслу и построению (кроме стиха «Но рвением горя полезным быть и имъ», выпавшего явно по оплошности). Скорее всего, именно строки, соответствующие ст. 41—44 поздней редакции — про «век Екатерины» — и были запрещены в 1826 году. Однако не вполне ясно, о каких восьми запрещенных стихах говорится в решении цензурного комитета. Количество строк, исключенных из текста «Северных Цветов», в любом случае должно быть кратно четырем, поскольку в этом тексте не нарушается правило альтернанса: двустишия с мужскими и женскими окончаниями чередуются регулярно. Возможно, в ранней редакции фрагмент про «век Екатерины» состоял из восьми строк (а не из четырех, как в поздней редакции), и все они были выпущены; а возможно, строк было, как и в поздней редакции, четыре, но цензор отметил к исключению также и некоторые соседние стихи, которые потом удалось отспорить. Не исключено, в частности, что ст. 41 первоначально читался так же, как ст. 45 поздней редакции: «Я думаю, в садах, где свет безсмертья блещетъ» — но словосочетание «свет безсмертья» в контексте рассуждений об «игривой Душеньке» и проч. показалось цензору неуместным, и издатель «Северных Цветов» А. А. Дельвиг заменил «свет безсмертья» на «вечну зелень», что и позволило напечатать эти строки.
В письме к А. С. Пушкину от начала января 1826 г. Боратынский цитировал строку из неизвестного стихотворения — может быть, из недошедшей ранней редакции послания «Богдановичу»: «<...> в одной ненапечатанной пьэсе говорю, что стало очень приторно:
Вытье жеманное поэтов наших летъ»
(Изд. 1869. С. 419)
Печатается с исправлениями по Изд. 1827 и Изд. 1835: ст. 22 ненадоело —> не надоело — ст. 29 чтоже —» что же — ст. 33 такое: —> такое? — ст. 67 Как ты —» Как ты, — ст. 74 Как —» Так — ст.84 поверье —» по вере — Строка 87, пропущенная в «Северных Цветах», восстановлена по ст. 91 в Изд. 1827 и Изд. 1835.
Датируется по письму А. И. Тургенева к П. А. Вяземскому от 17 июня 1824 г.: «Третьяго дня обедали у нас на Черной Речке: Жуковский, Блудов, Дашков, слепой Козлов, а потом пришли Греч, Боратынский и Дельвиг. Боратынский читал пре-
76
красное послание к Богдановичу» (ОА. Т. III. С. 55); отсюда дата: До июня 1824. Текст ранней редакции послания, упомянутый А. И. Тургеневым, неизвестен. — Не исключено, что стихотворение было доработано перед публикацией в «Северных Цветах»; отсюда датировка: 1825—1826.
Северная Пчела. 1827. 29 марта. N9 38. С. 1 (объявление о выходе «Северных Цветов»); Санктпетербургские Ведомости. 1827. 29 марта. N9 25. С. 315 (объявление о продаже «Северных Цветов»). — Объявления впервые учтены: Синявский, Цявловский 1914. С. 41—42.
Изд. 1869. С. 75—78 (текст, соответствующий тексту Изд. 1835, за исключением ст. 39 и 86; датировка: 1827; так же стихотворение напечатано и датировано в последующих изданиях до Изд. 1914—1915), 202 (варианты «Северных Цветов», Изд. 1827 и Изд. 1835). — Изд. 1914— 1915. Т. I. С. 62—64 (текст Изд. 1827), 246—247 (варианты «Северных Цветов», Изд. 1835 и Изд. 1869; датировка: 1824; так же датировано в последующих изданиях, кроме Изд. 1989). — Изд. 1936. Т. /. С. 107—109 (текст Изд. 1835; ст. 32 набран курсивом