Сайт продается, подробности: whatsapp telegram
Скачать:TXTPDF
Повести Марьи Жуковой. Суд сердца. Самопожертвование. Падающая звезда. Мои курские знакомцы

Повести Марьи Жуковой. Суд сердца. Самопожертвование. Падающая звезда. Мои курские знакомцы. В. Г. Белинский

Книги, как и хлеб, зависят от урожая. Для них бывают счастливые годы и месяцы. Это хорошо знают издатели ежемесячных журналов: от урожая или неурожая книг в том или другом месяце зависит плодовитость и сочность или скудость и сухость библиографического отделения в книжке их журнала. Первые полтора месяца нового 1840 года были очень неблагоприятны в этом отношении для «Отечественных записок»: книжный неурожай был так велик, что почти не о чем и нечего было им поговорить с своими читателями; но конец февраля и начало марта оказались (разумеется, сравнительно) необыкновенно плодородными. Если из появившихся в этот небольшой промежуток времени книг ни одна не заслуживает безусловной похвалы, то некоторые отличаются большими относительными достоинствами, а многие не заслуживают безусловного порицания; но, что всего лучше, о тех и других можно поговорить не шутя. Это большая выгода для журнала, в котором библиографическое отделение назначается не для потехи толпы, а для пользы публики. Есть журналы, для которых всякий предмет человеческого уважения – и искусство и знание – служит поводом к скоморошному глумлению для потехи черни, которые и из поэтической Авроры Гомера готовы сделать плоский каламбур и которые только из приличия не называют себя «балаганными»: для таких «специальных» журналов истинный клад и неоцененное сокровище – серобумажные романы самородных гениев в фризовых шинелях, во множестве появляющиеся в обеих наших столицах{1}. Но журнал, имеющий целию благородное наслаждение не грубой и невежественной толпы, а образованной публики, с неудовольствием и отвращением принимается за отчеты об изделиях плодовитой и досужей бездарности и полуграмотности, которою, за неурожаем дельных книг, должен ограничиваться. Напротив, его радует всякая книга, положительно или отрицательно замечательная, потому что она дает ему возможность высказать какую-нибудь мысль или по крайней мере какое-нибудь дельное мнение. Всякий истинно литературный или ученый, а не балаганный журнал должен избрать своим девизом эти стихи Пушкина:

Служенье муз не терпит суеты;

Прекрасное должно быть величаво!{2}

Одним из лучших литературных явлений нового года по справедливости должно назвать повести г-жи Жуковой. Имя г-жи Жуковой – почти новое имя в нашей литературе, по времени его появления в ней, но уже почетное и знаменитое по блестящему таланту, который под ним является. Русская публика живо еще помнит первые повести г-жи Жуковой, появившиеся в 1837 и 1838 г., в двух частях, под именем «Вечеров на Карповке», и вышедшие уже вторым изданием. И вот теперь у г-жи Жуковой еще набралось две части повестей, из которых две, впрочем, уже прочтены публикою в журналах. Одною из них, «Падающая звезда», были украшены «Отечественные записки»{3}. Мы вновь прочли и эти, уже читанные нами, и с таким же удовольствием, как и новые, еще не читанные нами. Многими прекрасными ощущениями подарили нас повести г-жи Жуковой, – и мы спешим поделиться результатом своих впечатлений с читателями. Повести г-жи Жуковой не принадлежат к области искусства, не относятся к тем высшим произведениям творчества, которые носят на себе название художественных. Не к этим вечно юным, ознаменованным печатию высшей действительности, созданиям принадлежат они; это не произведения творящей фантазии, а произведения воображения, копирующего действительность; это не сама действительность, а только мечты и фантазии о действительности, но мечты и фантазии живые, прекрасные, благоухающие ароматом чувства. Ни одна из повестей г-жи Жуковой не представляет собою драмы, где каждое слово, каждая черта является необходимо, как результат причины, является сама по себе и для самой себя. Нет, это скорее какие-то оперные либретто, где драма нужна не для самой себя, а для положений; а положения нужны опять не для самих себя, а для музыки, и где драма не в драме, а в музыке, но где музыка была бы непонятна без драмы. Процесс явления таких литературных повестей очень прост. У автора много души, много чувства, которых обременительная полнота ищет выразиться в чем-нибудь во вне; а если, к этому, автор одарен живым и пылким воображением, душою, которая легко воспламеняется и раздражается; если он много в жизни перечувствовал, переиспытал сам, много видел и знал чужих опытов, к которым не мог быть равнодушен, на которые отзывалась его душа, – он имеет все, чтобы писать прекрасные повести, которые, не относясь к искусству, относятся к изящной литературе, или к тому, что французы называют belles-lettres[1]. И вот он придумывает какое-нибудь либретто для мелодий своего чувства, составляет его из лиц и положений, которые дали бы возможность высказать и то и другое, что таится в его душе и беспокойною волною рвется наружу. Что же это за лица? – Да так, мечты и фантазии, идеалы, в которых есть своя действительность, своя личность, но которых вы не видите перед собою, а только представляете себе по описаниям автора. Обыкновенно эти лица – любимые и задушевные мечты автора, носящие известные имена и призраки физиономий, – и чем любимее, задушевнее, чем ближе к сердцу автора эти мечты, тем лица, играющие их роль, лучше обрисованы, живее представлены, словом – интереснее и удачнее. Но вот готовы и лица и положения, придумана завязка и развязка: остается рассказывать, – и вот тут-то рассказ получает свое полное значение, всю свою важность. Как в живописи, тут важное делоперспектива и симметрия, расстановка обстоятельств так, чтобы важнейшее обстоятельство было выставлено яснее и виднее, менее важное в тени. С этой точки зрения, искусство рассказа есть талант, который немногим дается. Что хорошего, например, в повестях Цшокке или в повестях модных французских нувеллистов? – Рассказ: ему, одному ему обязаны они тем, что завлекают и приковывают к себе внимание читателя. Но в повестях не все оканчивается рассказом: в них важны выбор содержания и способность оживить его. То и другое зависит от настроенности души и чувства автора. Поль де Кок выбирает предметы «забавные», Клаурен – чувствительные, французские нувеллисты неистовой школы{4} – сатанинские, кровавые, исступленные. Что касается до г-жи Жуковой, если бы мы захотели характеризовать предметы, избираемые ею для изображения в повестях, – мы назвали бы их человеческими, чему доказательством могут служить самые названия ее повестей, каковы: «Суд сердца», «Самопожертвование». С этой стороны нельзя не отдать полной справедливости г-же Жуковой: содержание каждой ее повести обнаруживает в авторе чистое сердце и возвышенную душу. Способность оживлять рассказ зависит от степени интереса, который принимает автор в героях своих повестей и в их положениях, от полноты его души и глубокости чувства. Благодаря этой способности иная повесть лишена всякого содержания, а пленяет нас потому только, что автор с чувством и без претензии помечтал à propos[2] о том и о сем.

Талант рассказа и в особенности полнота живого, горячего женского чувства составляют главное достоинство повестей г-жи Жуковой, и достоинство высокое. Прочтя несколько страниц каждой ее повести, чуть ознакомившись с ее действующими лицами и их положением, вы уже знаете, что будет дальше и чем все кончится, но тем не менее вы не в состоянии оторваться от повести, пока не прочтете ее всей. Тут есть тайна, которая особенно знакома г-же Жуковой. – У бедного помещика, владеющего пятью с половиною душами, хотят описать имение за долги{5}. У него жена и маленькая дочь, счастливо одаренная природою, плохо воспитываемая и страстно любимая отцом и матерью. Вот вам положение. Каковы должны быть чувства старика, которого хотят выгнать из родного жилища и который видит, что его дочь, любимица его души, утеха старости, – будет нищею? Повторяем; вот вам положение, а музыке чувства будет где разыграться. Но вот богатая графиня, нечаянно узнавшая о беде старика, выкупает его имение, и старик идет с семейством своим благодарить великодушную графиню. Бедняки рядятся в лучшее свое платье, готовятся сказать своей покровительнице и то и другое, трусят, ничего не могут сказать, а если говорят, то конфузятся; а потом немножко поднимают нос, с важностию рассказывают соседям о приеме, которым их удостоили «их сиятельства». Необыкновенный талант рассказа г-жи Жуковой умел сделать из этих подробностей живую и увлекательную картину. – Графиня берет Лизу к себе на воспитание и увозит в Петербург: грусть отца и матери, решившихся для счастия дочери на тяжкую разлуку с нею; новость положения девочки, которая скоро догадалась, что на этих пышных коврах, на этом блестящем паркете она – чужая, что тут она не дочь, а приемыш; страдание маленького самолюбия, затаенные слезы и т. п. – какие выгодные положения для мелодий чувства, и положения, сверх того, естественные, простые, чуждые всякой натянутости и эффектов, но тем более благоприятные для тихой, мелодической музыки! Наконец, наша девочка уже девушка, – и мы видим ее за границею, в Баден-Бадене. Ее любит Минский, дальний родственник графини; она любит Минского; в ее душе тихое счастие любви, готовое скоро осуществиться в действительности брака. Но за графинею ухаживает один дипломат, де Нолле, которого она любит; граф почти приказывает отказать ему от дома. Она хочет увидеться с ним в последний раз, он уже у ног ее, как вдруг входит граф; но Лиза бросается к нему навстречу и просит у него прощения, о котором будто бы уже умоляла графиню, – прощения в том, что осмелилась принять в их доме своего любовника… Граф притворился, что поверил; графиня из одного ужасного положения перешла в другое, а де Нолле, пораженный великостию такого «самопожертвования», тотчас предложил Лизе свою руку. Она согласилась, но после, объяснившись с ним, отдала назад ему слово и возвратилась в Россию, к отцу, которого слухи о поведении дочери свели на одр смертный. Она испросила прощение, уверив его в своей невинности, и закрыла ему глаза. Потом уехала с матерью в маленький городок и завела у себя пансион. Сколько тут положений, вызывающих всю полноту чувства автора! И г-жа Жукова на каждой странице увлекает вас теплотою своего чувства, вводя вас в чувства своих героев при всяком их положении… Она не опишет вам блаженства любви; от ее рассказа не повеет на вас букетом этого чувства, как высокой гармонии двух родственных душ; скажем более: любовь в ее повестях является без всякого характера и ничего не говорит за себя. Так, например, вам будет понятно, почему Минский любит Лизу: она наделена от природы красотою, умом, чувством; но вы никак не поймете, почему Лиза, эта глубокая девушка, любит Минского, человека бесхарактерного и ничтожного, хотя и доброго. У него не было веры в нее и в ее любовь: ему достаточно

Скачать:TXTPDF

Повести Марьи Жуковой. Суд сердца. Самопожертвование. Падающая звезда. Мои курские знакомцы Белинский читать, Повести Марьи Жуковой. Суд сердца. Самопожертвование. Падающая звезда. Мои курские знакомцы Белинский читать бесплатно, Повести Марьи Жуковой. Суд сердца. Самопожертвование. Падающая звезда. Мои курские знакомцы Белинский читать онлайн