для слабоумных взрослых Соединенных Штатов. Но стоит ли выбирать Цезаря в качестве достоверного свидетеля античных времен? И если уж мы должны безоговорочно верить его свидетельствам о сражениях, то стоит ли сомневаться в его вере в ав¬гуров, предсказателей и призраков? Ибо вместе со своей супругой Кальфурнией он верил в них столь же твердо, как и современный спиритуалист — в своих медиумов и феномены.
Нам также кажется, что помимо Цезаря ни Цицерон, ни Геродот, ни Ливий, ни многие другие не «стали бы делать таких ложных утверждений», «если бы сами в них не верили».
Как уже указывалось, доктрина эволюции целиком изложена в Ригведе, и я могу добавить, что ее также можно найти в древнейших Книгах Гермеса. Это бросает тень на оригинальность, которую приписывают себе наши современные ученые; но что можно сказать, если вспомнить, что та самая некопытная, чьи следы столь воодушевили мистера Гексли, упоминалась еще древними писателями (Геродотом и Плинием, если не ошибаюсь) и некогда бы¬ла осмеяна французскими академиками? Пусть желающие проверить этот факт прочитают «Des Sciences Occultes» Сальверта в переводе Энтони Тодда Томпсона .
Когда-нибудь будут найдены такие же убеди¬тельные доказательства достоверности свидетельств древних писателей о психических феноменах. То, что сделал Нибур, немецкий материалист, с «Истори¬ей» Ливия, изъяв из нее все до единого факты о «сверхъ¬естественных» феноменах, ученые, похоже, молча сговорились сделать со всеми древними, средневековыми и современными авторами. Сведения, способные укрепить физическую науку, ученые принимают, а иногда и хладнокровно, без зазрения совести, присваивают себе, но данные, подтверждающие спиритуалистическую философию, они не¬медленно отвергают как мистические и противоречащие природе. В таких случаях «доказательства» и свидетельства «очевидцев» не имеют никакого значения. Они избирают тактику, противоположную Лорду Верулэму, который, рассуждая о свойствах аму¬летов и чарах, замечает: «Мы не должны все это отвергать, ибо не знаем, насколько то, что способствует распространению предрассудков, зависит от естественных причин».
Мысль не станет по-настоящему свободной, а на¬ука не сделает новых открытий, пока не будет признано существования духа и двойственной эволюции. До тех же пор лживые теории всегда будут в чести у тех, кто, забыв о «Боге своих отцов», тщетно пытается найти ему замену в атомах материи. Из всех печальных фактов, наблюдаемых в эту эпоху «мошенников», ни один не является более прискорбным (хотя тщетность его смехотворна), чем сговор некоторых ученых искоренить дух своей однобокой теорией эволюции, а также уничтожить спиритуализм, привлекая к суду медиумов по обвинению в «об¬мане».
НЕДОСТАЮЩЕЕ ЗВЕНО
Новость, только что пришедшая в Европу из Сайгона, страшно взбудоражила многие западные газеты. Наиболее радикальные и либеральные из них торжествуют, и вправе делать это, в интересах истины, словно плотнейший и доселе самый непроницаемый из покровов, скрывавших деяния Матери-Природы, сорван раз и навсегда и у антропологии уже больше не осталось тайн. Виновником такого возбуждения является маленький монстр — семи¬летний мальчик, выставленный напоказ в Сайгоне. Малютка, уроженец Камбоджи, вполне крепок и здоров, но в то же время имеет весьма ценное и редкое физическое достоинство — настоящий хвост, длиной в двадцать сантиметров и толщиной в три у основания!
Оригинальный маленький образчик человечест¬ва, полагаем, уникальный в своем роде, выдается последователями Дарвина и Геккеля за bona fi¬de недо¬стающее звено. Давайте в порядке дискуссии представим, что эволюционисты (к которым мы, ко¬нечно, причисляем и себя) правы в своей гипотезе и незабвенная теория обезьяньего происхождения человека оказывается верной. Устранятся ли тогда все препятствия на нашем пути? Отнюдь: ибо тогда более, чем когда бы то ни было, нам придется решать доселе неразрешимую задачу: кто же сначала — человек или обезьяна? Это будет все та же аристотелевская проблема творения: яйцо или курица? Мы никогда не узнаем истину, если некая полоса везения не позволит науке убедиться воочию, что в различные периоды и в разных климатических условиях либо женщины рождали обезьян, награжденных хвостовым аппендиксом, либо самки-орангутанги становились матерями бесхвостых и к тому же получеловеческих детенышей, наделенных способностью речи по крайней мере настолько же, насколько ею обладает в меру умный попугай или майна .
В этом отношении наука для нас лишь трость надломленная, ибо она так же, если не больше, сбита с толку, как и все мы, простые смертные. Столь ма¬ло света может она пролить на эту тайну, что ученейшими из людей оказываются те, кто нас больше всего смущает. Как гелиоцентрическая система, оста¬вавшаяся неоспоримым фактом более трех столетий, в конце нынешнего века обрела весьма серьезного оппонента в лице профессора астрономии Берлинского университета д-ра Шрепфера, так и дарвиновская теория обезьяньего происхождения человека имеет среди своих научных оппонентов одного, который хотя и сам является эволюционистом, но горит желанием выступить против Дарвина и основать собственную школу.
Этот новоявленный «сторонник усовершенствования» — профессор из венгерского городка Фюнфкирцхен, выступающий в данный момент с серией лекций в Германии. «Человек, — говорит он, — зародившийся в силурийском иле, в котором он на¬чал эволюционировать из лягушки, когда-нибудь непременно реэволюционирует в ту же амфибию!» До сих пор все прекрасно. Но объяснения, подтверждающие эту гипотезу, принимаемую профессором Чарльзом Дизи за совершенно установленный факт, довольно туманны, чтобы позволить выстроить на их основе нечто вроде неопровержимой теории. «В ранние дни первого периода эволюции, — говорит профессор, — в морях обитало огромное лягушкоподобное млекопитающее, которое, принадлежа к виду земноводных, подобным же образом могло жить и на суше и дышало на воздухе так же легко, как и в воде; главной же средой его обитания являлись воды соленого моря. Это лягушкоподобное создание есть то, что мы ныне называем… человеком [!], а его водное происхождение подтверждается тем фактом, что он не может жить без соли». Если верить этому ново¬явленному пророку науки, у человека имеются и другие признаки, столь же впечатляющие, что и вышеупомянутые, по которым можно установить его происхождение. Например, «отчетливый остаток плавников, различаемый между большим и указательным пальцами, а также его непреодолимая тяга к водной стихии» — тяга, заметим мы, passim, более заметная у индусов, нежели у горцев!
Венгерский ученый настроен и против дарвиновской теории обезьяньего происхождения. В соответствии с его новым учением, «не антропоид породил человека, но последний — антропоида; человек — прародитель обезьяны. Сама же обезьяна — это просто человек, вновь вернувшийся к своему примитивному, дикому состоянию». Взгляды нашего профессора относительно геологии и конечного разрушения нашего Глобуса, вкупе с его понятиями о будущем состоянии человечества, не менее оригинальны и яв¬ляют собой сладчайший плод с его древа научного знания. Хотя они и вызывают всеобщее веселье, тем не менее подаются «ученым» лектором в весьма серь¬езном духе, а его труды изучаются в колледжах. Если верить его заявлению, то мы должны поверить и в то, что «Луна медленно, но верно приближается к Земле». Следствием такого неблагоразумия со сто¬роны нашей прекрасной Дианы непременно должно стать следующее: «В один прекрасный день морские волны поглотят наш Глобус и постепенно затопят все континенты. Тогда человеку, который не сможет до¬лее жить на суше, придется вернуться к своей первобытной форме, то есть вновь стать амфибией — человеком-лягушкой». И, мог бы он добавить, компаниям по страхованию жизни придется закрыть свои заведения и сделаться банкротами. Мы советуем всем рисковым биржевикам принять меры предосторожности заранее.
Позволив себе такую малую толику непочтительности к науке, а скорее к тем, кто злоупотребляет своею принадлежностью к ней, мы можем изложить здесь и некоторые более приемлемые теории, имеющие отношение к недостающему звену. Они отнюдь не так уж малочисленны, как в том хотели бы уверить нас ханжи.
Швейнфурт и другие великие исследователи Африки, считая, что они нашли расы, которые могут представлять недостающие звенья между человеком и обезьяной, ручаются за истину сих утверждений. Таковы африканские племена ака — те, кого Геродот называет пигмеями («История», II, 32), рассказ о которых, несмотря на то что он вышел из-под пера отца истории, вплоть до недавнего времени считался неправдоподобным, а сами они — мифом вымышленного народа. Но поскольку ныне публика располагает самыми достоверными рассказами европейских путешественников, мнение изменилось и никто уже больше не думает, что Геродот спутал людей с кинокефалоидными обезьянами Африки.
Стоит лишь прочесть описания орангутанга и шим¬панзе, и мы сразу же обнаружим, что эти живот¬ные во всем, кроме волосатой наружности, походят на этих ака. Говорят, что у них большая цилиндрическая голова и тонкая шея; туловище высотой сто двадцать сантиметров; очень длинные руки, совершенно непропорциональные и свешивающиеся намного ниже колен; грудь узкая в плечах и сильно расширенная к животу, который всегда огромен; толстые колени и удивительно красивые по форме кис¬ти рук (за исключением коротких больших пальцев, обезьяны отличаются тонкими и поразительно изящными пальцами, сужающимися к концу, и красивой формой ногтей). Походка у ака, как у шимпанзе и орнгутанга, шатающаяся, вследствие огромной ве¬личины их живота. У них большой череп, сильно сплющенный у основания носа и увенчанный узким лбом, отлого спускающимся прямо вниз, выступающий рот с очень тонкими губами и безбородый подбородок, или скорее вообще нет никакого подбородка. Волосы у них на голове не растут, и хотя они ведут себя тише, чем орангутанги, но по сравнению с другими людьми чрезвычайно шумны. Поговаривают, что из-за высокой травы, частенько вырас¬тающей в местах их обитания в два раза выше их собственного роста, они прыгают, словно стая кузнечиков, делая огромные шаги и выполняя все телодвижения крупных антропоидов.
Некоторые ученые полагают, и на этот раз с полным основанием, что ака даже более, чем ма¬тимба (о которых столь занимательно рассказывает Эскейра де Лотюр), кимоса и бушмены южной Африки, являются остатками недостающего звена.
ЗАГАДКА В «ЭЗОТЕРИЧЕСКОМ БУДДИЗМЕ»
[Редакторам «Lucifer»]
Поскольку оба редактора беспрерывно заявляют о своей готовности беспристрастно и демократично публиковать даже «персональную критику» в свой адрес (cм. «Lucifer», vol. I, February, 1888, p. 432), то я хотел бы воспользоваться их любезностью. Я с большим интересом прочел «Эзотерический буддизм» и в целом одобряю общую направленность изложенных в нем учений. Но, с вашего великодушного позволения, я хотел бы высказать свои возражения против некоторых утверждений мистера Синнетта относительно эволюции, совершенно ошеломивших меня и моих друзей. Похоже, что эти утверждения полностью опровергают все объяснения процесса становления человека, выносимые этим автором на суд читателя. Но м-р Синнетт тоже периодически повторяет, что готов ответить на любую честную критику, и потому я рассчитываю на его помощь в разрешении подмеченного мною противоречия. А пока невзирая на иск¬реннее расположение, которое я испытываю к теософии, я вынужден заявить, что в одном из своих аспектов эзотерическая доктрина противоречит, по моему мнению, выводам науки (если, конечно, мистера
