из трех митрополитов (самых высших в то время духовных
чинов в иерархии русской православной церкви). Исидор был тогда
митрополитом Киевским, но сестры знали его как друга своего семейства
с тех давних пор, когда он был экзархом — князем церкви, правящим
несколькими епархиями Грузии. Именно он отказал Никифору Блаватскому в
просьбе о расторжении брака с Еленой.
Исидор с отменной любезностью принял их в доме владыки-архиепископа.
«Но,-пишет Вера,- едва мы разместились в гостиной святейшего
митрополита, как страшный гам, шум и громкие постукивания внезапно
обрушились со всех сторон с такой силой, что даже мы с трудом могли
вынести это. В большой гостиной трещали и стучали все предметы
обстановки, начиная с огромной люстры под потолком, каждая хрустальная
подвеска которой, казалось, двигалась сама по себе, до стола, на
котором покоились локти его святейшества… Бесполезно говорить о том,
насколько смущенными и растерянными мы выглядели. Но правда вынуждает
меня сказать, что смущение моей непочтительной сестры было смешано с
выражением большего, чем хотелось бы мне, веселья».
* Я. К. Рерих. Юэн-Канг. 1937
Однако старец испугался лишь на мгновение. Он, видимо, уразумел те
причины, которые стояли за феноменом, и расспросил дам о его истоках.
Затем он мысленно задал несколько вопросов о незримом существе Елены
и, казалось, получил ответы столь интересные и удовлетворительные, что
напрочь забыл о своем обеде и удерживал у себя посетительниц более
трех часов.
Прощаясь с ними и дав им свое благословение, почтенный старец сказал
Елене: «Пусть дар, которым вы обладаете, не тревожит ваше сердце и не
станет впоследствии источником страданий для вас, ибо он, вне
сомнений, дан вам с некоей целью, и вы не должны держать ответ за
него. Напротив, если вы воспользуетесь им с должной проницательностью,
то сможете сделать много добра своим собратьям — творениям Господним».
По всей видимости, святейший Исидор лично не придерживался тех
враждебных психическим силам взглядов, которым следовала церковь. Он,
вероятно, хотел также уверить молодую женщину из семьи своих старых
знакомых в том, что ее способности и силы были способностями и силами
света, а не тьмы. Вместе с тем в его словах была нотка
предостережения: ей надлежало использовать эти силы и способности
разборчиво, осторожно и сдержанно. К несчастью для нее самой,
разборчивость, осторожность и сдержанность заботили тогда Елену меньше
всего на свете.
Глава 7
В Тифлисе Елена обнаружила, что бабушка в семьдесят один год все еще
напряженно работала. Бывшая княжна Долгорукова научилась писать левой
рукой после удара, который лишил ее возможности пользоваться правой.
Погруженная в серию ботанических исследований, она не только
описывала, но еще и чертила и рисовала интересные ботанические
образцы. Однако здоровье ее становилось все хуже и хуже, и в конце
1860 года она умерла.
Следующий год стал годом освобождения русских крепостных, которое
внешне почти не изменило привычный житейский уклад во дворце
Чавчавадзе, где все еще обитали дед Андрей Фадеев и тетушка Надежда.
Завсегдатай их дома генерал П. С. Николаев писал в своих
воспоминаниях:
«Все бесчисленное множество прислуги (бывшие крепостные) по-прежнему
оставались в их семье; теперь они лишь получали деньги. У членов
семейства все шло попрежнему. Я любил проводить у них вечера. Ровно в
четверть одиннадцатого старый генерал [А. М. Фадеев], шаркая по
паркету тепло укутанными ногами, удалялся в свои покои. В тот же миг,
быстро и беззвучно, во внутренних комнатах разносили на подносах ужин
и докладывали, что кушать подано. Сразу же после ужина закрывали двери
гостиной, и начиналась оживленная беседа на какую-нибудь тему.
Рассматривали и критиковали современную литературу, обсуждали
социальные вопросы современной жизни России; иногда темой были
рассказы приехавшего с визитом иностранного путешественника. Временами
все жадно слушали описание последней боевой схватки с горцами,
переданное одним из ее участников, прокаленным солнцем офицером,
только что прибывшим с поля боя в Кавказских горах. В другой раз на
огонек заглядывал старомодный испанский масон (в свое время офицер
русской армии) Квартано и вспоминал захватывающие истории о войнах
великого Наполеона. Или вновь появлялась «Радда Бай», внучка генерала
Фадеева — Елена Петровна Блаватская; ее упрашивали рассказать о
каких-нибудь бурных эпизодах ее жизни в Америке или в путешествиях;
тогда можно было быть уверенным в том, что беседа неожиданно свернет
на предметы мистические, а сама она начнет «вызывать духов»…»
За время пребывания в Тифлисе Елена, видимо, примирилась с мужем. В
переписке она сообщает, что проживала с ним в Ереване в доме господина
Кобрчавского по Головинской улице в течение года. «Но,- говорит она,-
у меня не хватило терпения жить с таким глупцом, и я снова уехала».
Однако в других своих рукописных текстах она противоречит этому
высказыванию и говорит, что провела с ним только три дня. Как бы ни
было, отношения между супругами были в то время дружелюбными. На это
указывает и тот факт, что господин Блаватский в установленном порядке
обратился к властям с прошением выправить паспорт маленькому мальчику
по имени Юрий. Паспорт, который сохранился по сей день, был выдан в
Тифлисе в августе 1862 года и описывал ребенка как подопечного
господина и госпожи Блаватских.
Происхождение этого малыша окружено тайной. Позже некоторые враги
Елены заявляли, что он был ее собственным незаконным ребенком. В то
время даже отец, говорила она, подозревал ее до тех пор, пока она не
представила «врачебное свидетельство», которое подтвердило ее
невинность. Однако Никифор Блаватский не разделял такие подозрения или
не подавал виду, что сам подозревает свою законную супругу в
непристойном поведении.
Тем не менее сплетни время от времени появлялись вновь, и многие годы
спустя, когда она жила в Германии, ей пришлось в защиту своего доброго
имени и ради Теософского общества запастись еще одним медицинским
свидетельством (см. «Введение»).
Когда мистер Синнетт в 1880-х годах записывал воспоминания Елены, он
всеми силами старался выведать у нее что-нибудь о Юрии. Она рассказала
ему очень и очень немногое, заметив, что честь повелевает ей хранить
молчание и не называть имя матери этого мальчика. Очевидно, раскрыть
ее имя значило вызвать скандал в европейском высшем обществе. Отца она
упоминала как «весьма аристократичного барона»; слухи называли имя
барона Мейендорфа из Эстонии.
Юрий был горбат — странное напоминание о том маленьком горбуне из
потустороннего мира, с которым она играла в детстве. Она испытывала
безмерную, страстную привязанность к Юрию, называя его «существом,
которое я любила, по выражению Гамлета, «как сорок тысяч братьев и
отцов сестер своих и чад своих любить не могут»».
В те времена в путешествиях между определенными территориями России
требовался паспорт, и она получила паспорт для мальчика, но нигде нет
ни строчки о том, откуда же в 1862 году взялся сам мальчик.
Несколькими месяцами позже она, по всей видимости в одиночестве,
странствовала по Грузии и вдоль побережья Черного моря. Вероятно, ее
побудили к этому путешествию те же самые причины, которые уже
приводили ее в отдаленные, малоизвестные земли: стремление к
оккультному знанию, страстное желание познать тайну «философского
камня» и напряженные усилия подчинить себе те психические силы,
которые теперь, становясь все могущественнее и могущественнее,
заставляли ее страдать.
Странствия вели ее сквозь дикие земли Закавказья с их огромными
скалами, похожими на исполинские стены. В те времена земли эти были
покрыты густыми девственными лесами и населены дикими воинственными
племенами. Но в глубине великих лесов обитали те, кто вызывал
любопытство и симпатию Елены,- kudiani, или туземные колдуны.
Теперь она находилась в древней, наполовину легендарной земле —
Колхиде. Некогда Язон со своими аргонавтами прибыл сюда за средством
снять со своей семьи наследственное проклятие — Золотым Руном — и
отыскал его с помощью здешней могущественной волшебницы Медеи.
Некоторые племена Колхиды были, говорят, потомками аргонавтов. Во
всяком случае, здесь творилось великое смешение рас, хотя общество
было по своему строению просто феодальным, состоявшим из гордых
землевладельцев и бедных крестьян. Эти собственники земли, в чьи
похожие на крепости замки Елена добиралась верхом, были тогда столь же
невежественны и суеверны, как их крестьяне, и неистовы, как
корсиканские разбойники. Обычно она объезжала их стороной и направляла
своего коня к дымным хижинам колдунов и предсказателей — людей,
наделенных необыкновенным знанием и незаурядными способностями.
Вскоре по всем этим краям широко прокатилась весть о русской дворянке,
которая в одиночестве странствует по горам и ютится среди отверженной
части рода человеческого. Более того, говорили, что женщина эта
обладает необычайными способностями. Она-де в силах общаться с духами,
снимать убийственное воздействие «дурного глаза» и решать любые
сложности личного свойства. Высшие классы не одобряли ее образ жизни,
но страстно желали извлечь выгоду из ее способностей.
Местная знать прибывала со всех сторон посоветоваться с новой лесной
«колдуньей».
В то время техника связи Елены с незримым поднялась на новую, более
высокую ступень. Вместо явлений полтергейста она применяла теперь
автоматическое письмо. Она сидела с пером в руке, внешне расслабленная
и безучастная, а внутренне вся в «состоянии напряженного
сосредоточения». Рука с пером двигалась помимо ее сознания,
направляемая той волей, которая действовала посредством ее мышечного и
нервного механизма.
Сообщают, что результаты были воистину удивительны и вполне успешны.
Однако посетители были далеко не всегда удовлетворены ими. Елена была
неизменно готова помогать нуждающимся, но никогда не использовала свои
способности во вред кому бы то ни было. Но именно этого и домогались
многие ее заказчики! Они, в сущности, считали магию средством поражать
своих врагов. В чаянии заручиться ее содействием в качестве колдуньи
ей предлагали крупные подношения. Она отвергала их,- отвергала с
презрением, и лишь изредка — дипломатично.
Так или иначе, обхождение без церемоний с теми, кто пытался
использовать ее способности в собственных корыстных целях, и явная
склонность к обществу крестьян и туземных колдунов доставили ей
множество врагов среди местных влиятельных семейств.
Искушение брать деньги за применение оккультного искусства было
поистине серьезным испытанием ее характера: она частенько испытывала
отчаянную нужду в деньгах. Ее скромный образ жизни обходился недорого,
но у нее была склонность тратить деньги без счета, и тратить больше,
чем она могла себе позволить, помогая несчастным и замученным
бедностью людям вокруг себя.
Однажды ей пришлось написать своей тетушке Екатерине Витте с просьбой
помочь деньгами. В ответ она получила сердитое и брюзгливое письмо.
Тетушка писала: «Можно подумать, что у Вас, подобно другим беднякам,
нет ни копейки. И весьма удивительно узнать, что Вы каждый месяц
получаете по сто рублей. Я совершенно уверена в том, что Вы
действительно получаете их за исключением одного месяца зимой, когда
Блаватский не получил свое жалование. У меня есть письмо Алек. Фед.
[майора Алексея Федоровича фон Хана], в котором он сообщает, что
отправил Вам мое письмо и деньги Блаватского… Это было в июле.
Сейчас август, и Блаватский на днях снова послал Вам деньги в
присутствии мужа N…»
Сохранившаяся переписка госпожи Витте показывает, что она всегда очень
придирчиво относилась к своей племяннице. Но это письмо вызывает
Оно говорит, что Никифор Блаватский помогал своей жене
деньгами,-значит, они были тогда в добрых отношениях.
Странствия Елены в диких краях Закавказья закончились неожиданным
образом. Несколько ранее она приобрела дом в военном поселении
Озургети в Мингрелии,- приобрела, вероятно, на доходы от «сплава леса
и вывоза трута орешника» — торгового предприятия, в котором она, по
словам биографов, какое-то время участвовала.
Однажды она заболела. Симптомы были по меньшей мере странными.
Физически она испытывала небольшой жар и полную потерю аппетита. Елена
отказывалась от всего, кроме небольшого количества воды, и большую
часть времени проводила в полудремотном, безучастном состоянии, хотя
сознания полностью не теряла.
Но психически ее поразил кризис столь сильный, что привел к раздвоению
личности. Когда друг или слуга окликал ее по имени, она открывала
глаза и отзывалась. Но как
