целях, различных сторонах учения и планах на будущее.
Вскоре она поняла, что, письменно отвечая на более или менее
одинаковые вопросы множества людей по всей Индии, тратит немалую часть
времени и сил.
В поисках решения этой проблемы основатели пришли к мысли издавать
ежемесячный журнал. Для исполнения такого замысла им недоставало
начального капитала, и они приняли революционную тогда идею попросить
аванс у подписчиков. Индийские члены Общества с сомнением покачивали
головами, но их убедили начать сбор взносов. И когда проливные дожди
застучали в сезон муссонов по окнам их бомбейского дома, основатели
готовили материалы в тот первый выпуск Теософа, который должен был
выйти в октябре 1879 года.
Кроме того, сезон муссонов принес с собой человека, которому суждено
было сыграть видную роль в жизни основателей и ближайших делах
Теософского общества. Он пришел ночью, насквозь промокший, закутанный
в белый дождевик, с фонарем в руке, и вода капала с его длинного носа.
Лицо его было темным и мрачным, но в глазах горел яркий внутренний
Ночной пришелец оказался молодым брамином по имени Дамодар К.
Маваланкар. У него была единственная страсть — найти своего истинного
Гуру, стать чела и начать готовиться к Посвящению. Он достаточно
быстро понял, что Е. П. Б. была теми воротами, за которыми простирался
искомый путь, а работа для Общества была необходимым первичным
испытанием. Очень скоро он сделал тот шаг, который делали многие
молодые индийцы. Он отверг жизнь главы семейства, уготованную ему
родными, и стал &скетом-санньяси. Но вместо того чтобы уйти по обычаю
в ашрам, он вошел в Теософское общество, стал его первым
секретарем-протоколистом и жил в его штаб-квартире в Бомбее.
Одно из множества писем пришло от мадам Эммы Куломб с Цейлона. Письмо
это рассказывало о большой рекламе в местной печати и волнении среди
буддистов в связи с обещанным приездом основателей на остров. К письму
была приложена газетная заметка из «Цейлон Тайме» за 5 июня 1879 года.
Заметка эта была написана самой Эммой Куломб в защиту Е. П. Б. от
злобного и грубого нападения в одной из газет. В своей заметке мадам
Куломб утверждала, что, близко зная госпожу Блаватскую в Каире, может
ручаться за высокие личные качества этой дамы.
Далее ее письмо поведало Е. П. Б. жалостную историю о денежных
затруднениях, в которые она и ее муж Алексис попали после отъезда из
Египта. По ее словам, она была бы счастлива приехать в Бомбей и найти
хоть какую-нибудь работу для себя и для своего мужа.
Е. П. Б. рассказала полковнику о том, что Эмма в свое время любезно
обошлась с ней и ссудила деньгами, когда она оказалась в Египте после
кораблекрушения. Полковник согласился с тем, что они в меру всех своих
возможностей должны помочь бедной чете. Итак, Е. П. Б. написала Эмме
Куломб сердечное письмо с предложением помощи, если она с мужем
приедет в Бомбей.
В конце марта следующего, 1880 года эта чета неожиданно появилась у
порога скромного жилища теософов. Билеты на пароход, говорили они, им
удалось приобрести лишь с помощью французского консула (Алексис был
французом), и вот они здесь со всеми своими сумками и чемоданами.
У Алексиев было бледное лицо, черная борода и стеклянный глаз. Эмма, в
описании доктора Франца Гартманна, была «сморщенной и похожей на
колдунью». Основатели без колебаний приютили их и предоставили все
удобства, которые только смогли предоставить.
Главные антагонисты, по-кошачьи мягко ступая, вышли на теософские
Глава 15
Госпожа Блаватская одной рукой скручивала сигарету, а во второй
держала письмо, которое просматривала с очень недовольным выражением
лица. Письмо было от майора Гендерсона из военной контрразведки.
Именно майор, догадывалась она, нес ответственность за то, что по
пятам за ними все еще топал тот растяпа-шпик, который удивительно
некстати появлялся в самых неподходящих местах. Письмо было резким
заявлением о выходе из Теософского общества. Членом Общества он стал
всего лишь несколько дней назад. Обстоятельствам его вступления
суждено было стать предметом размышлений и споров не только в светских
кругах Симлы, но и в далеких от нее лондонских гостиных.
Она бросила письмо на стол и посмотрела на снежные пики Гималаев,
которые, к счастью, были видны из окон «Брайтенда» — дома мистера
Синнетта в Симле. Все началось самым невинным образом, размышляла она.
Шесть человек, в том числе майор Гендерсон, отправились на пикник.
Седьмой присоединился к ним тотчас же после того, как они уехали из
дома, и поэтому на пикнике не хватало одной чайной чашки. Они не без
вызова попросили ее применить свои способности на практике и
материализовать еще одну чашку. С помощью невидимого им «Брата» она
сделала просимое: на пикнике появилась еще одна чашка — в точности
такая же, как чашки из редкого английского сервиза миссис Синнетт.
Майор Гендерсон был зол на самого себя, поражен и все еще подозревал
какой-то обман. С явным намерением испытать ее, он заявил, что станет
членом Теософского общества, если она здесь и сейчас предъявит готовый
диплом члена этого Общества, заполненный на его имя, с датой и
подписью президента. Она сделала это; общество было совершенно
ошеломлено, а полковнику пришлось сделать большие глаза: он прекрасно
помнил, что никогда не подписывал этот диплом. Гендерсон же на
некоторое время притих; единственное, что он мог сделать — это принять
диплом члена Теософского общества.
Но потом он потребовал еще раз испытать подлинность способностей Е. П.
Б. Туго натянутая струна не выдержала: ее терпение лопнуло и она вышла
из себя. Вспылила она к несчастью. Тогда он мог пустить о ней какую-то
худую молву, а теперь здесь было заявление о выходе из Общества.
Вместо полезного друга она нажила еще одного врага.
Ей хотелось знать, была ли она не права, когда тратила столько своей
жизненной силы на феномены для этих филистимлян. В общем Симла
отнеслась к ней неблагосклонно. Британские господа не хотели поверить
в действенность йогических сил, и если она показывала им то, что
походило на чудеса, они считали ее или обманщицей, или, хуже того,
представителем дьявола.
В таком случае почему она сделала то, что сделала? Ну хорошо, это
привлекло внимание общества, вызвало у многих интерес, а у очень
немногих — желание глубже узнать оккультное. Это было необходимо на
первых стадиях великой новой революции разума и сердца. Разве
Назареянин не использовал совершенно поразительные феномены? Да,
вероятно, она зашла слишком далеко. Сделанное определенно истощало ее
жизненную силу и плохо сказывалось на здоровье.
Позади ее кресла послышались шаги: ее гостеприимный хозяин, мистер
Альфред П. Синнетт, вошел в комнату и направился к своему письменному
столу. «Что он захочет сегодня?» — подумала она. Подобно Олкотту, он
испытывал неутолимую жажду чудес. И он был одним из тех, кому она лишь
с трудом могла отказать. Учителя несомненно надеялись, что Синнетт
сыграет видную роль в теософском движении. Об этом ей говорили многие
предзнаменования.
Теперь шорох бумаги прекратился; Синнетт откашлялся так, будто хотел
привлечь ее внимание. Он подошел и встал прямо перед ней, спиной к
окну. Она ободряюще улыбнулась ему.
— Я не уверен, стоит ли мне задавать вам этот вопрос, Елена Петровна,-
начал он,- но меня в высшей степени интересуют те великие Существа, о
которых вы говорили,- Махатмы Братства, расположенного по ту сторону
Гималайских гор. Могу ли я войти в непосредственный контакт с ними?
Е. П. Б. пристально смотрела поверх него на блистающие белым вершины
Гималаев. Мгновение спустя она ответила:
— Не могу сказать. Это может быть очень трудно, но, если вы хотите, я
попытаюсь. — Вы попытаетесь? Я очень и очень признателен. Страстная
дрожь в голосе пробилась сквозь его британскую сдержанность.
— Напишите письмо,- сказала она ему,- я отправлю его и посмотрю, что
из этого получится.
Он поспешил к письменному столу. Елена вышла из комнаты поговорить с
его женой Пэйшенс, начитанной, очень разумной и искренней женщиной,
которую она действительно сильно любила.
В тот же день мистер Синнетт передал Елене письмо, написанное им
Братству, а не тому или иному его сочлену. Она, разумеется, предпочла
бы действовать через своего собственного Учителя, но он, или кто-то
иной, или вообще некто так или иначе ответит мистеру Синнетту.
В Шигатзе не было почтовой службы, а Учитель Мориа вполне мог быть
где-то в других местах. Но у нее была своя собственная, личная почта —
нечто такое, что Учителя открыли в ней, когда она жила на Тибете. Она
могла применить один из нескольких способов. Самый легкий состоял в
том, что запечатанный конверт держали перед ее лбом, и тогда она
говорила: «Попросите Учителя приготовиться к связи; текст, отраженный
моим мозгом, отправляется к нему по сотворенному им потоку».
Несколько дней спустя Синнетт открыл выдвижной ящик своего письменного
стола и обнаружил лежавшее поверх его бумаг письмо от Великой Ложи.
Письмо пришло не от Учителя Мориа, чего он почти ожидал (если вообще
надеялся на ответ), но от Учителя Кутхуми Лал Сингха.
В сущности это было начало известной переписки Синнетта с Великим
Братством. Большую часть писем он получил от Учителя К. X. и лишь
несколько — от Учителя Мориа. На основе того, что он узнал из писем,
Синнетт написал книгу «Эзотерический буддизм», изданную в 1883 году.
«Она вызвала бурю в теологическом мире и в мире науки»,- писала
Франциска Арундейл из Лондона. Собрание писем, именуемое «Письма
Махатм А. П. Синнетту», было издано приблизительно сорок лет спустя, в
1923 году, а их оригиналы хранятся в Британском музее.
Прежний вице-король, лорд Литтон, шокировал Симлу тем, что курил между
переменами блюд за обедом. Но теперь основы ее респектабельности
трещали под бешеным натиском этой русской аристократки. Она сама
скручивала себе сигареты, извлекала вещи ниоткуда, подобно фокуснику,
в чьем распоряжении пребывает весь космос, и блистательным, но самым
шокирующим образом беседовала на всевозможные диковинные темы. Она
определенно уклонялась от болтовни о прислуге, политике, поло и охоте
с копьем на кабана.
Большинство людей она занимала как социальный курьез и нечто
таинственное. Очень немногие воспринимали ее всерьез и хотели
проникнуть в глубину, понять эту странную темпераментную женщину и ее
таинственных махатм, которые, как поговаривали, обладают ключами к
изначальной и предельной мудрости жизни.
Самым значительным среди этих немногих был мистер А. М. Хьюм из Ротни
Кастл в Симле. В течение девяти лет, до 1879 года, Хьюм был секретарем
британского правительства в Индии. Затем, после столкновения с
начальством, его перевели с понижением в должности в департамент
государственных доходов. Он обладал блистательным умом, но, казалось,
непомерно гордился и чванился им. Он питал ничем не обоснованное
чувство собственного превосходства по отношению к туземцам и даже, до
известной степени,- к махатмам.
Хьюм явно рассчитывал сыграть важную роль в возрождении вечной
мудрости Sanatana Dharma. Он стал адресатом нескольких писем от
махатм, в особенности от Учителя К. X., помог образовать отделение
Теософского общества под названием «Эклектическое общество Симлы». Ему
принадлежала идея создания Индийского Национального конгресса; он явно
не предполагал, что зрелым плодом его деятельности станет отделение
Индии от Британской империи.
Интеллектуальная гордыня и недостаточная восприимчивость к духовному
вскоре привели Хьюма к разочарованию в основателях. Он далеко отошел
от теософского движения, но, сам того не ведая, был весьма полезен в
его трудах. Став прародителем Национального конгресса, он предметно
помог освобождению Индии, которое было необходимым шагом к
распространению по всему миру ее древней мудрости и ее одухотворяющих
и цивилизующих влияний. Стало быть, поездка основателей в Симлу в 1880
году принесла нечто полезное.
С политической точки зрения поездка эта была менее успешной.
Дипломатический паспорт, выданный американским
