П. Б. возвратилась
в Париж. Там следовало провести некоторые преобразования в местном
оккультном обществе, которое возглавляла леди Кайтнесс. А впереди у
нее хватало работы над новым писательским замыслом, предопределенным
ее Учителем.
Чуть позже она отправилась в Шато в Энгиене, в нескольких милях от
Парижа, в гости к графу и графине Гастон д’Адемар. Но по своему
обыкновению, неизменному даже в тех случаях, когда она гостила в чужом
доме, Елена проводила большую часть времени в письменных занятиях,- в
то время она была занята началом своего нового замысла — Тайной
доктриной. Сначала она мыслила новую книгу расширенной версией Изиды
без покрывала и попросила Джаджа, который тоже гостил в Шато,
тщательно просмотреть ее и отметить на полях вопросы, требующие новых
решений и толкований.
Однажды шведская графиня Констанс Вахтмейстер приехала в Шато с
единственной целью увидеть госпожу Блаватскую. Ей сказали, что Е. П.
Б. занята и не сможет принять ее.
«Я вполне согласна подождать»,- сказала графиня. Она заметила, что
специально приехала из Англии лично увидеть сложную, во многом
противоречивую личность — вождя Теософского общества, ревностным
членом которого была она сама. Она твердо решила уехать из Энгиена не
раньше, чем достигнет своей цели.
Ее решимость была вознаграждена. Она встретилась с Е. П. Б., а графиня
д’Адемар пригласила ее пожить в Шато. Однако госпожа Блаватская целые
дни напролет работала, запершись в своей комнате, и Констанс
Вахтмейстер пришлось довольствоваться тем, что она виделась с ней за
столом и по вечерам, когда та была окружена своей coterie.
Наконец с помощью добрых услуг Уильяма Кван Джаджа графине удалось
частным образом побеседовать со «Старой Дамой» — так многие друзья
называли теперь действительно пожилую Елену Блаватскую, которой
исполнилось пятьдесят три года.
«Она рассказала мне,- пишет Констанс Вахтмейстер,- многое из того, что
— я думала — было известно лишь мне одной, и в конце своей речи
сказала, что меньше чем через два года я должна буду полностью
посвятить свою жизнь теософии».
— Боюсь, это невозможно,- честно ответила графиня Вахтмейстер.
Е. П. Б. улыбнулась.
— Это решено Учителями, и поэтому я думаю, что так оно и будет.
Дошедшие до Энгиена и Парижа вести из Лондона говорили о том, что
теософия делала там большие успехи. Под влиянием Синнетта, доброго
полковника и живописного Мохини она постепенно становилась модной в
светских кругах. Сверх того, многие серьезные интеллектуалы,
литераторы и ученые были серьезно заинтересованы новыми, более
широкими, чем прежде, концепциями с Востока. Это были Роберт Броунинг,
Мэттью Арнольд, сэр Уильям Крукс, сэр Эдвин Арнольд, сэр Уильям
Барлет, Фредерик У. X. Майерс.
Последний, поэт и известный ученый, знаток классической древности,
некоторое время был членом Теософского общества — именно тем его
английским членом, длинные Ответы которому к вящей досаде Е. П. Б.
заполнили в свое время страницы Теософа.
Майерс испытывал особый интерес к парапсихическим явлениям, связанным
с Теософским обществом. Поэтому он и несколько его друзей, все —
ученые, образовали свое собственное общество со специальной и
единственной целью — исследовать такие явления. Новую организацию
назвали Обществом исследований психики. Ее члены надеялись применить
объективные технические приемы современной науки в тех неуловимых
областях психики, которые ученые за очень немногими исключениями,
такими как сэр Уильям Крукс, с презрением и насмешками обходили
стороной.
Синнетт закончил свой «Оккультный мир», и теперь они вместе с
полковником изумляли лондонские гостиные беседами о неимоверных вещах.
Если, говорил Майерс, сказанное ими было действительно правдиво и
истинно, то старая максима «с Востока свет» должна быть реальностью, а
не просто мечтой! Но сначала те феномены, на которые они ссылаются,
надлежало исследовать строгими, объективными методами современной
науки о психике. Весь вопрос состоял в том, будут ли теософы
сотрудничать в таких исследованиях.
В общем индийцы предпочитали ограничить знание эзотерических доктрин
узким кругом посвященных, но Мохини был готов делать то, что было
желательно основателям. Синнетт, который думал, что теософия
предназначена не для масс, а для интеллектуалов, был рад сотрудничать
с учеными — гуманитариями и естествоиспытателями из Общества
исследований психики. Великодушный американский полковник был
неизменно готов разделить найденное им добро со всеми и каждым. Он
действительно считал такие исследования на редкость большой удачей для
теософов. Общество исследований психики всеми силами стремилось
поддерживать высокий уровень «ученого сообщества». Если такое общество
после своих изысканий заявит о подлинности теософских феноменов,- а по
его мнению, оно должно было непременно сделать такое заявление,- то
оно произведет подлинную революцию в материалистическом образе
мышления западного мира. Он был исполнен страстного желания
сотрудничать с учеными.
По мнению Е. П. Б., готовность полковника к сотрудничеству была
слишком пылкой. Она считала, что Олкотт не в меру спешит навязать свои
опыты изучения чудесных феноменов осторожным, скептическим умам
ученых. Ее одолевали дурные предчувствия в отношении всего
исследования. Эти надменные британские интеллектуалы ровным счетом
ничего не знали о тех глубинных ведических концепциях человека,
которые стояли за феноменами, ничего — о йоге отказа и отречения от
самого себя, которая полностью изменяет весь набор ценностей и оценок.
Их высшим божеством был мыслящий разум. Их умы были отлично
подготовлены, но ограничены и ничтожны в сравнении с тем сверхразумным
миром, который они стремились охватить,- охватить под ошибочным углом
зрения и без необходимой скромности и покорности ему!
Тем не менее она чувствовала, что в качестве признанного вождя и
наиболее известного своими феноменами члена Общества не может
отказаться от сотрудничества с Обществом исследований психики. Отказ
выглядел бы весьма и весьма подозрительно. Ей следовало согласиться и
уповать на лучшее.
Пока Е. П. Б. была в Париже, Олкотт, Синнетт, Мохини и Падшах
несколько раз встречались с комитетом по проведению исследований на
совещаниях, посвященных взаимным вопросам и ответам. Когда она в конце
июля приехала в Лондон, то вместе с полковником посетила собрание
Общества исследований психики, а в начале августа сидела рядом с
Мохини перед исследователями в Кембридже. Вот уйма ерундистики, думала
она. Кто и каким образом может понять реальность и основную причину
siddhis (сверхчеловеческих сил и способностей) без должного обучения у
Просвещенного Гуру?
Во время своего второго приезда из Парижа в Лондон (продолжительностью
около шести недель) она жила в доме дам Арундейл в лондонском квартале
НоттингХилл. В письме к миссис и мисс Францискам Арундейл она однажды
писала: «Будь у меня две дюжины подобных Вам обеим и дюжина подобных
Синнетту, Учителя давно были бы с нами, с Обществом. Я действительно
думаю то, что говорю, и более того — я знаю это».
Джорджу Арундейлу, племяннику и приемному сыну Франциски, позже
суждено было стать президентом Теософского общества.
В то время когда теософия, казалось, процветала в Европе, в далекой
Индии она приобрела достаточно много врагов. Некоторое время назад
старый союзник Арья Самадж начал работать против Теософского общества.
Свами Дайананд пошел против основателей, говорит полковник Олкотт в
«Страницах из старого дневника», потому что они «не соглашались
чуждаться буддистов и парсов». Эклектизм Общества не отвечал присущему
Свами почитанию Вед в его собственном прочтении и толковании. Он начал
чернить теософию в целом и Е. П. Б. в особенности.
Миссионеры, за очень немногими исключениями, резко противодействовали
теософскому учению. Новое гностическое движение мешало усилиям церкви
отвадить туземцев от их собственных языческих верований — индуизма и
буддизма. Полковник и другие теософские лидеры заявляли, что теология
христианских церквей производит плохое впечатление на фоне древних
истин, извлеченных из сердцевины индуизма. Их доводы раздували тлеющие
под пеплом угли старой веры.
Широко известные феномены Е. П. Б. придали делу наихудший оборот; она
сама ни одним своим поступком не ублажила церковников. Так, например,
в бытность свою в Утакамунде, в 1883 году, она проводила собрания в
доме Морганов в часы церковных служб. Прихожане в большом количестве
ходили на ее собрания, надеясь, по всей вероятности, увидеть чудеса, а
церковные скамьи в эти воскресенья пустовали.
Теперь письма из Индии в Европу указывали основателям на тот
неопределенный, но зловещий заговор, который затевали в Мадрасе
миссионеры и чета Куломб.
Мистер Лэйн-Фокс, богатый английский инженерэлектрик, член
Контрольного совета в Адьяре, писал, что Эмма Куломб широко распускает
слухи о «люках» в священной комнате. Кроме того, она говорила, что
Общество ставит перед собой тайную, но реальную цель свергнуть
британское владычество в Индии. Письма от Дамодара излагают ту же
самую историю: «Она [мадам
Куломб] сказала мне и говорит всем и каждому, что Вы [Е. П. Б.]
мошенничаете и вызываете феномены с помощью скрытых люков на
пружинах».
Учитель К. X. в том письме, которое было чудесным образом доставлено в
поезд, когда Олкотт и Мохини были в пути из Парижа в Англию, писал:
«Вы на долгие годы приютили под своей крышей предателя и врага, и
партия миссионеров более чем готова воспользоваться любой помощью,
которую только сможет выжать из нее».
Т. Субба Роу, узнав некоторые из таких слухов, написал Е. П. Б. письмо
с вопросом о том, не могло ли где-нибудь быть тех компрометирующих
писем, которых ей следует «остерегаться»; если такие письма есть, их
лучше всего выкупить за любую цену. В свете того, что произошло
впоследствии, существенное значение имеет ответ Е. П. Б.: она-де
никогда не писала компрометирующих писем.
В таких обстоятельствах было бы отнюдь не удивительно скорейшее
возвращение основателей в Индию. Но они были все еще заняты важными
делами в Европе и решили исправить ситуацию перепиской с Куломбами. В
конце концов, рассуждали они, у Эммы было вполне достаточно времени
действовать против Общества и распускать враждебные россказни о нем.
Возможно, все это было, как прежде, бурей в стакане воды, а такая буря
пройдет сама собой. Они оба писали длинные письма, пытаясь убедить ее
отказаться от распространения лживых и злонамеренных россказней о Е.
П. Б. и Обществе. Ей не по силам, говорили они, низвергнуть Общество,
ибо оно зиждется на краеугольном камне Истины.
«Вся беда в том,- писала Е. П. Б.,- что Вы никогда не хотели поверить
в то, что позади занавеса действительно стояли и стоят истинные
Махатмы, что Вы не верите в подлинность феноменов,- вот почему Вы
видите во всем обман и мошеннические уловки».
Но события в Мадрасе развивались быстрее, чем основатели могли
узнавать о них или управлять ими с помощью переписки; письма шли
медленно и целыми неделями находились в пути. Эмма и Алексис Куломб
работали под крышей адьярской штаб-квартиры. Алексис в качестве
домашнего мастера на все руки был с виду занят постройкой, возвести
которую распорядился перед отъездом президент. Эмма держала ключи от
комнат госпожи Блаватской и никому не позволяла входить туда,
утверждая, что она и только она отвечает за вещи мадам. Напрасно еще
один видный член Контрольного совета, доктор Франц Гартманн, говорил
ей о том, что госпожа Блаватская позволила ему пользоваться своим
письменным столом, когда ему понадобится место, где можно спокойно
Измышления Эммы о люках и потайных панелях заставили членов совета
заподозрить нечто подобное. Не мог ли Алексис своей пилой и молотком
устроить такие приспособления с целью подкрепить и подтвердить
россказни жены? Беспокойство членов совета нарастало; помимо всего
прочего, его питали те слухи о клеветнических измышлениях Куломбов,
которые доходили до них из самых разных источников.
В конце концов они решили предъявить этой парочке свои обвинения. Они
получили от ряда уважаемых членов Общества письменные показания под
присягой о том, что мадам Куломб была виновна в попытках вымогать у
членов Общества деньги, растрате денежных средств Общества, клевете на
госпожу Блаватскую и распространении лживых россказней о целях и
действиях Общества.
Подстегнутый выдержанным в резких выражениях письмом от Учителя Мориа,
совет телеграфировал основателям в Европу с просьбой позволить ему
выдворить Куломбов из владений Общества. Позволение было получено.
Но прежде
