доказывали бы, что госпожа Блаватская,
сооснователь и секретарь по переписке Теософского общества, на
протяжении многих лет умышленно показывала поддельные феномены. Статья
подводила к выводу о том, что Махатмы были собственной выдумкой Е. П.
Б. и что она одурачила всех, включая ее сподвижника, бывшего
следователя и юриста Олкотта. Единственные, кого она не обманула, были
неразборчивые в средствах, бессовестные Куломбы. Они сами признались в
том, что были соучастниками мошенничества.
И кто только не поверил бы в эту дьявольскую историю?! Люди были
слишком готовы поверить в самое худшее, особенно когда дело касалось
таких далеких от повседневного житейского опыта материй, как Махатмы и
чудеса. Беда заключалась в том, что выдержки выглядели очень
правдоподобно. Она узнавала свои собственные слова и фразы, но между
ними были сделаны вставки, определенно чуждые ей. Именно эти вставки,
так умно и тонко сделанные кем-то, были воистину убийственными.
Кем же был этот некто? История появилась в печати приблизительно три
месяца спустя после того, как Эмма и Алексис Куломб были выдворены из
штаб-квартиры. По всей видимости, они провели это время за подделкой
тех писем, которые Эмма прихватила с собой со злым, достойным Яго
умыслом. Алексис был опытным, искушенным мошенником. Он даже одурачил
Дамодара запиской, написанной поддельным почерком Е. П. Б. Скорей
всего он-то и сделал всю работу. Затем они отдали письма одному из
худших врагов Е. П. Б. среди миссионеров, достопочтенному Паттерсону,
редактору «Кристиан колледж мэгэзин». Получила ли Эмма свои «тридцать
сребреников»? Она получила все, что только смогла получить. Но какую
же ненависть питала и таила в себе эта женщина!
Учителя намекали на заговор, но не приказывали Е. П. Б. возвратиться в
Индию. Пожелай они, и она смогла бы приехать вовремя и предотвратить
этот ужасный исход. Но теперь было слишком поздно. Она явно должна
нести эту карму своей собственной запальчивости, глупого великодушия и
недостаточной осмотрительности в осуществлении оккультных
способностей. Это был ее Гефсиманский сад, и ей надлежало обливаться
кровью, ибо она все еще не превозмогла до конца свою легко поддающуюся
раздражению натуру.
Но ради Общества она определенно не должна была отсиживаться в
безопасном месте. В сущности, она сделала все, что было в ее силах,
чтобы отвратить безжалостную, злобную ведьму Куломб от причинения
вреда тому движению, которому они с полковником отдали все, что только
могли отдать. Олкотт и другие — те, кто знал ее и встречал Учителей,-
вряд ли могли поверить, что она — обманщица. Они должны помочь ей в
этой борьбе.
Ее сподвижник, старый ветеран гражданской войны, почти сразу же отбыл
на поле боя — в Мадрас. Она сама собиралась ехать туда через Англию и
Египет. В последней стране она соберет досье на бесчестных Куломбов —
она собиралась преследовать их за клевету в печати в судах Мадраса.
Прежде чем оставить своих друзей в Эберфельде, она написала письмо
Франциске Арундейл, которая к тому времени возвратилась в Англию. «Я
отказалась от должности секретаря по переписке в Теософском обществе;
я публично расторгла все связи с ним. Я думаю, что до тех пор, пока я
в Обществе и во главе Общества, я являюсь той мишенью, стрельба по
которой задевает и его… Этот шаг разорвал мне сердце, если у меня
еще осталось сердце, которое можно разорвать…»
В начале октября она уехала в Лондон в сопровождении Рудольфа Гебхарда
и ясновидящей Лауры Холлоуэй.
Из «Энджин Кресцент» в Ноттинг-Хилле, дома семейства Арундейл, она
отправила письмо в лондонскую «Тайме», отрицая свое авторство тех
скандальных отрывков, которые ей приписывали Куломбы.
Ее письмо было напечатано 8 октября 1884 года вместе с письмом
Сент-Джорджа Лэйн-Фокса. Мистер ЛэйнФокс только что приехал из Индии.
В качестве члена Контрольного совета, который управлял Теософским
обществом в отсутствие основателей, он обвинял Куломбов, утверждая,
что именно они соорудили все люки и скользящие потайные панели в
личных комнатах госпожи Блаватской, столь неосмотрительно оставленных
на их попечение. «Что же касается писем, якобы написанных госпожой
Блаватской… я вместе со всеми, кто знаком с обстоятельствами дела,
нимало не сомневаюсь в том, что, кто бы ни написал эти письма, они
написаны не госпожой Блаватской».
Но яркий воздушный шар теософской надежды, который начал было
подниматься над Лондоном, был эффектно проколот. Среди самых
встревоженных наблюдателей происходящего были те члены Общества
исследований психики, у которых исподволь складывалось самое
благоприятное мнение о теософских феноменах. Теперь они решили, что
раньше вполне могли ошибаться. Вопрос надлежало исследовать с тем
подходом, в котором они видели воплощение высокого уровня научной
основательности.
Едва Е. П. Б. уехала из Англии, как в Индию собрался плыть полномочный
представитель Общества исследований психики, молодой обладатель ученых
степеней Мельбурнского и Кембриджского университетов, человек
проницательный, но ровным счетом ничего не знающий об Индии и ее
древней мудрости.
Один из членов комитета Общества исследований психики, Фредерик
Майерс, питал определенный интерес к тому, что могло стоять за
рассказами об индийских чудесах. Он прежде всего страстно желал
узнать, действительно ли из восточных окон струится проясняющий разум
свет. Действительно ли там были Махатмы — сверхлюди? Были ли
реальностью заключенные в их сознании волевые сверхразумные силы?
Теософские феномены могли быть ключом к этой тайне. Комитет должен
полностью, со всех сторон изучить их с помощью человека, посланного на
место действия.
Итак, не ведая меры лежащей на нем ответственности, дерзкий, неопытный
молодой человек по имени Ричард Ходсон впервые ступил на землю Риши.
Он должен был провести все свои исследования за одну поездку, а коль
скоро наличные средства были ограничены — за короткую поездку.
Глава 20
Однажды, в конце ноября 1884 года, Елена Блаватская сидела на палубе
парохода «Наварин», стараясь уловить дуновение воздуха над
задыхающимся Красным морем. Это был первый день плавания после выхода
из ПортСуэца, и она еще не свела знакомство ни с одним из своих
собратьев-пассажиров. Некоторые из них сейчас полулежали в креслах
близ нее, прихлебывая различные спиртные напитки и беседуя теми
громкими голосами, которые англичане, казалось, усваивали, как только
попадали за границу.
Внезапно она поняла, что один из них читает вслух памфлет, изданный
миссионерами в Мадрасе,- памфлет о письмах Куломбов и госпожи
Блаватской. Чтение сопровождали грубый хохот, ехидные смешки и
несколько жестоких замечаний, явно предназначенных для ее ушей. Жаркий
порыв негодования охватил и потряс ее.
Затем она ощутила прикосновение к своему плечу и, подняв глаза,
увидела Изабеллу Купер-Окли, одну из двоих друзей, которые
сопровождали ее из Англии. Изабелла начала было что-то говорить, но
запнулась, когда слух ее уловил одно из оскорбительных замечаний в
ближайшей к ним группе пассажиров. На мгновение она, казалось,
окаменела от гневного стыда за своих соотечественников. Кровь
бросилась ей в лицо. Она шагнула к той группе, которая вела
оскорбительный разговор, но Е. П. Б. взяла ее за руку и потянула
назад. Изабелла с отвращением фыркнула и помогла Старой Даме подняться
с кресла. Они вместе прошли вперед и облокотились на поручни. Там веял
слабый ветерок и было видно, как стаи летучих рыб неслись над водой.
Чуть позже к ним присоединился второй друг из Англии, достопочтенный
Чарлз У. Ледбетер.
Мистеру Ледбетеру исполнилось тридцать семь лет. Он был священником
англиканской Высокой церкви, но самым, пожалуй, необычным священником.
В детстве он встретил известного оккультиста Бульвер-Литтона и был
очевидцем тех феноменов, которые происходили в его присутствии.
Спиритизм и произведения Синнетта привели его к теософии. В Лондоне он
встретил Е. П. Б. и решил уехать с ней в Индию, покинув церковь и
посвятив свою жизнь делу Учителей.
Изабелла Купер-Окли была независимым мыслителем с глубоким интересом к
эзотерическому и оккультному. Такую черту, по всей видимости, было
весьма удивительно обнаружить в ученом одного из ведущих английских
учебных заведений для леди из высших классов — колледжа Гиртон.
Состряпанное Куломбами обвинение скорее подстегнуло, чем отпугнуло ее,
и она приступила к делу своей жизни — к занятиям теософией.
Ее муж, мистер А. Дж. Купер-Окли, обладатель ученой степени
Кембриджского университета и глубокий знаток индийской философии и
санскритской литературы, отказался во имя работы для теософии от
успешной и заманчивой карьеры преподавателя. Он и Изабелла делили с Е.
П. Б. кров и хлеб в Англии и решили вместе с ней отплыть из Ливерпуля
в Индию. Сейчас мистер Купер-Окли должен был провести некоторое время
в Каире и собрать там документы в поддержку судебного дела Е. П. Б.
против Куломбов.
Полковник Олкотт приехал в Коломбо встречать свою старинную соратницу
и закадычного друга и сопровождать ее на последнем отрезке обратного
пути в Индию. Она многое рассказала ему. Их общий план дальнейших
действий был еще не закончен, когда пароход вошел в док Мадраса, где
их ждал большой сюрприз.
Причал запрудила толпа студентов того самого колледжа, профессора
которого проклинали Е. П. Б. и ее Общество в статьях и памфлетах. Они
пришли встречать великую «знахарку» — не поносить, а приветствовать ее
громкими криками. Философия йоги и вытекающая из нее вера в
существование Махатм принадлежали к их старинным традициям. Это была
плоть и кровь их нации. Миссионеры и Куломбы устроили заговор с целью
оклеветать великие национальные верования. Госпожа Блаватская была их
преданным защитником и поборником.
Большая компания украсила ее венками и сопровождала сквозь кричащую
толпу в Пашиаппах-Холл. Когда она, опираясь на руку полковника, вошла
в зал, все, кто был в нем, встали и стоя приветствовали ее громкими
аплодисментами. Е. П. Б. крепче сжала руку полковника, но сдержала
проявление сильных чувств, хотя «ее глаза светились счастьем и были
почти переполнены слезами радости «.
Настроение Старой Дамы поднялось до предела. Она заговорила и, по
уверениям полковника, произнесла свою первую и последнюю торжественную
речь. С речами выступили полковник, мистер Ледбетер и миссис
Купер-Окли. Шумные аплодисменты, множество букетов и гирлянд,
преподнесенных госпоже Блаватской и всем, кто приехал с ней, увенчали
это чудесное возвращение домой.
Предводитель дерзкой студенческой демонстрации, Н. П. Субраманья Айар,
был, как он писал впоследствии, «очень скоро отчислен из колледжа по
распоряжению его директора, доктора Миллера». Но еще важнее то, что
это событие сблизило его с Е. П. Б., которую он глубоко почитал, питал
к ней сильную привязанность и часто выполнял ее поручения.
Однажды Бабула уведомил свою хозяйку в том, что Субраманья, которому
она поручила сделать кое-какие покупки, ждет внизу и хочет видеть ее.
Она подумала, что речь идет о достопочтенном С. Субраманья Айаре,
члене мадрасского Законодательного совета. Она поспешно надела
парадное черное платье, которое хранила для встречи высоких гостей, и
приказала Бабуле сейчас же проводить посетителя на второй этаж. Бабула
проводил. Когда вместо почтенного советника Е. П. Б. увидела юного
студента, она вскричала: «Как! Это вы? Да вы совсем не почтенный! »
После этого случая его всегда по-дружески ласково звали «совсем не
Е. П. Б. была очень довольна теми свидетельскими показаниями, которые
она со своими помощниками собрала в Каире. Показания утверждали, что в
этом городе Эмму уволили с должности французской гувернантки за то,
что она показывала своим юным подопечным непристойные картинки. Кроме
того, она обманом получала деньги у нескольких доверчивых людей,
уверяя их, что она — ясновидящая и может помочь им найти спрятанные
сокровища. Следуя ее советам, ее муж разорил свое дело, стал злостным
банкротом и задолжал 25 тысяч франков. И так далее, и тому подобное.
Елена настойчиво побуждала полковника нанять адвоката в Мадрасе, где
она сможет начать против Куломбов судебное дело за клевету. Но Олкотт
колебался. Он не думал, что документы были в том виде, который был
необходим для обращения в суд. Ежегодное собрание, напоминал он, будет
