йоги (или течение времени) разовьет человеческое
сознание; понимание станет более духовным и открытым и с помощью
пробужденных им сил экстрасенсорного восприятия и психокинеза получит
дальнейшее естественное развитие. Иными словами, разум по мере
превращения в сверхразум приобретает в дополнение к обычному набору
своих орудий — пяти чувствам — инструменты более высокого порядка.
Коль скоро мы принимаем идею индивидуального воплощения душ,
развивающихся на протяжении длительных периодов времени в течение
земной жизни или жизни где-то в иных местах, логично принять без
доказательства факт существования людей, стоящих несколькими ступенями
выше обыкновенного человека. Они прошли более длительный подъем по
эволюционной лестнице и содействовали собственному развитию
упражнениями в самодисциплине, которые называют йогой. Иногда они, по
своим соображениям, предпочитают действовать за сценой, помогая людям
в приобщении к более высокому знанию и пониманию высшего порядка,
иногда воздействуют на значительные события с помощью телепатии и
своих экстрасенсорных способностей. В таких случаях их обычно именуют
Посвященными, Наставниками, Старшими Братьями.
По сути дела, люди в большинстве своем, не наблюдая их воочию, не
верят в их существование, так как оно не затрагивает жизнь обычного
человека. Такое отношение, во многом выгодное Посвященным, позволяет
им сберегать свои силы.
Существование Посвященных составляет непременную логическую
предпосылку для всех, кто всерьез изучает йогу, эзотерическую
философию и религию Мудрости, на которых зиждется теософия. Но
существование особых Посвященных в связи с началом теософского
движения становится для сознательного исследователя теософских архивов
чем-то значительно большим, нежели простое логическое допущение.
Всякий, кто глубоко погружается в подшивки документов, дневниковые
записи и личную переписку основателей и первых деятелей теософского
движения, неизбежно приходит к выводу о том, что махатмы г-жи
Блаватской воистину были подлинными живыми личностями.
Сказанное о махатмах полностью касается теософских явлений, или
«чудес». Большую часть таких явлений г-жа Блаватская приписывала своим
незримым махатмам или их высшим и опять-таки незримым чела. Невидимые,
они часто присутствуют среди нас, утверждала она, в своих mayavi rupas
(ментально-астральных телах). Но Елена сама была обученной в Тибете
чела, и мы располагаем свидетельством Наставника К. X. о том, что
многие чудеса она совершала независимо от него, своими силами.
Опять-таки для того, кто лишь осваивает йогу, такие siddhis приемлемы
логически. Те же, кто кропотливо исследует документы, не сомневаются,
что такие явления становились очевидными благодаря теософским лидерам,
в особенности г-же Блаватской. Всякий, кто изучает тексты и видит
целостную картину (Ричард Ходсон видел всего лишь незначительную часть
ее), несомненно придет к следующему выводу: феномены г-жи Блаватской
не были и не могли быть фальшивыми, как утверждала направленная против
нее клевета.
А если исследователь архивов изучит к тому же индийскую духовную
философию, он увидит истинное положение вещей, которое не поняли и не
могли понять члены Общества исследований психики,- не могли потому,
что были ограничены концепцией, отрицающей эволюционное развитие души,
так же как его отрицала и классическая, и христианская культура.
Но благодаря деятельности г-жи Блаватской и другим доказательствам.
Запад сейчас более восприимчив к восточной культуре, а течение мировой
мысли давно вынесло на берег и оставило позади себя несовершенный,
вводящий в заблуждение «Доклад» — печальный обломок былой западной
самоуверенности.
Живые махатмы и психические феномены были насущной частью жизни Елены
Блаватской, и эта биография рассматривает их и самих по себе, и в
качестве реалий действительности. Здесь нет попытки доказать читателю
то, что нельзя с должной определенностью доказать ничем, кроме
собственного опыта. Повесть о ней составлена из тех примечательных и
значительных событий, которые запечатлели их очевидцы,- повесть о
жизни удивительного посланника махатм — Елены Петровны Блаватской.
Часть 1
ИСКАНИЯ
Глава I
«…пришествие Христа» означает присутствие Christos в духовно
возрожденном мире, но отнюдь не действительное пришествие во плоти
«Христа» Иисуса; этого Христа не следует искать ни в пустыне, ни в
потаенном «внутреннем обиталище», ни в святая святых какого бы то ни
было храма или церкви, возведенных человеком, ибо Христос — подлинный
эзотерический Спаситель — не человек, но Божественный Принцип в каждом
человеческом существе. Он — тот, кто стремится воскресить в человеке
Дух, распятый его собственными земными страстями и глубоко погребенный
в «склепе» его грешной плоти; он — тот, кто силится отвалить камень
материи от двери его собственного внутреннего святилища; он — Христос,
воскресший в нем. «Сын человеческий» — дитя не рабыни-плоти, но
истинно свободной матери-Духа, дитя собственных деяний человека и плод
его собственного духовного труда.
«The Esoteric Character of Gospels». Lucifer. Vol. I, November, 1887,
p. 173. Collected Writings, Vol. VIII, p.173.
Летом 1831 года в украинской степи появилась холера, взимая, подобно
голодному упырю, десятину смерти с городов и селений в ненасытной
алчности к трупам. На своем страшном пути она не обошла и город
Екатеринослав, раскинувшийся на берегах Днепра, в нескольких сотнях
верст от того места, где великая река впадает в Черное море.
Приблизительно пятьюдесятью годами ранее Екатерина Великая заложила
первый камень в основание города, а князь Потемкин построил здесь
великолепный дворец для отдыха влюбленной императрицы во время ее
сказочного путешествия из Санкт-Петербурга к новым тогда чудесам
Крыма, завоеванного для нее фаворитом.
Некий француз, посетивший город в 1830-х годах, пишет, что «он
построен по такому гигантскому плану, который делает его сущей
пустыней, где воистину затерянными выглядят редкие здания и скудное
население. Его широкие и правильные улицы, обозначенные лишь немногими
жилищами с большими расстояниями между ними, кажутся задуманными для
миллиона жителей. Здесь есть несколько больших зданий, множество
церквей, базаров и очаровательных садов, но из-за бессмысленной мании
русских планировать свои города в огромных размерах он будет
восхитительным местом обитания лишь потому, что богат прекрасным
Днепром и ПЛОДОРОДНЫМИ холмами вокруг него».
Теперь, казалось, покров страха окутал город, а по его широким улицам
непрестанно шли погребальные шествия. В большом барском особняке
Андрея Михайловича Фадеева уже случилось несколько смертей, но в ночь
на 11 августа (по григорианскому календарю) здесь совершалось событие
иного свойства. В час и сорок две минуты пополуночи его хрупкая дочь,
Елена Андреевна фон Хан, в преждевременных родах дала жизнь своему
первому ребенку. Новорожденная девочка была так слаба и тщедушна, что
пребывание ее в этом мире мертвых тел и гробов грозило быть воистину
кратким.
Отца ребенка, капитана Петра фон Хана, не было дома; он находился в
Польше, где его артиллерийская батарея была занята в подавлении
первого польского восстания. Но в доме были родственники матери, и они
решили, что, так как слабосильный младенец может в любое мгновенье
влиться в поток мертвых тел, для спасения его души необходимо
немедленное крещение.
По их решению еще до того, как новорожденной исполнились сутки от
роду, все большое семейство — родственники, друзья и многочисленная
прислуга — собралось в самом просторном зале особняка. Все принесли с
собой освященные восковые свечи для обряда крещения. Среди них была
девочка трех лет. Она приходилась новорожденной тетей и должна была
заменить ей крестную мать, которая отсутствовала. Девочка стояла
посредине зала, рядом со священником, облаченным в длинные,
ниспадающие складками ризы золотистого цвета.
Обряд шел своим чередом, в монотонном чтении и пении, а горящий воск
тем временем все сильнее и сильнее наполнял зал своим горячим и
тяжелым запахом. Девочка-тетя, стоявшая подобно всем остальным,
задремала; она села на пол, голова ее поникла, а язычок пламени с ее
свечи наклонился к облачению старого священника. По обряду крещения
нечистую силу предавали отречению и оплеванию; и в это время край
облачения священника качнулся над свечой и вспыхнул. Прежде чем кто-то
заметил это, его охватило пламенем.
Священник, разумеется, был тяжко обожжен вместе с теми, кто поспешил к
нему на помощь. Обряд был внезапно оборван. Но еще до того
новорожденная, не зная, что жизнь ее начинается с обожженного по
оплошности священника, была должным образом наречена в крещении Еленой
Петровной фон Хан.
«Плохое знамение,- говорили об этом суеверные горожане,- впереди ее
ждет жизнь бурная и исполненная превратностей».
По распространенному у русских предрассудку, день ее рождения (30-31
июля по старому юлианскому календарю, который еще был в ходу у
русских) сообщал ей исключительные психические свойства. Девочке
сулили второе зрение, власть над домовым и другими духами и ведание
колдовства.
Но ее мать, Елена Андреевна фон Хан, женщина с тонким овалом лица и
миндалевидными глазами, в свои семнадцать лет стояла выше столь
вздорных суеверий. Она была дочерью княжны, чья родословная уходила в
глубь русской истории по длинной линии княжеской фамилии Долгоруковых.
Само имя «Долгоруков» означает «наделенный длинными руками». Кроме
того, оно могло принадлежать человеку, чье знание и восприятие
превосходили обычные, и в былые века имело мистическое значение.
Описывая свое путешествие по России в 1858 году, Александр Дюма
говорит о фамилии Долгоруковых, с несколькими представителями которой
ему доводилось встречаться: «Один, князь Григорий, оборонял монастырь
св. Сергия с 1608-го по 1610 год против тридцати тысяч поляков и
казаков под началом четверых видных полководцев того времени… В 1624
году княжна из дома Долгоруковых стала супругой царя Михаила
Федоровича, основателя той династии, которая по сей день правит
Россией… Петр II сделал князя Ивана Долгорукова своим ближайшим
другом».
Далее Дюма повествует о том, что когда властью завладел печально
известный Бирон, ставший причиною гибели одиннадцати тысяч русских,
князя Ивана и его семейство сослали в Сибирь. Девять лет спустя он был
возвращен из ссылки и умер под пытками. Тогда его жена Наталья взошла
на высокий утес над Днепром и бросила в воду свое обручальное кольцо.
На следующий день она стала монахиней в Киеве и последние тридцать лет
своей жизни молилась о душе мужчины, которого любила.
Описание исторических деяний Долгоруковых можно отыскать во многих
источниках; все они показывают, что в этой княжеской фамилии из
поколения в поколение переходил пламенный, беспокойный и властный дух.
Но не все ее члены были отлиты в той форме, из которой выходят
воители. Никто не мог быть мягче и романтичнее Елены Андреевны, матери
новорожденного младенца. В девичестве она мечтала об идеальном
супружестве с мужчиной, наделенным столь же глубокими духовными
интересами, как и она сама. Но рослый, статный капитан конной
артиллерии фон Хан быстро развеял ее мечты. Как и Елена, Петр
Алексеевич фон Хан принадлежал к родовитой фамилии графов Хан фон
Ротерштерн-Хан, которые приблизительно столетием ранее выехали в
Россию из немецкой земли Мекленбург. Отцом Петра был армейский
генерал, сделавший превосходную карьеру, матерью — графиня Елизавета
Максимовна фон Пробсен.
Отменно образованный, блестящий и веселый, двенадцатью годами старше
своей жены, Петр должен был казаться добрым малым. Но все его интересы
сводились к лошадям, собакам, ружьям, званым обедам и тому подобному;
он был если не враждебен, то равнодушен к литературным и духовным
исканиям своей жены.
Она писала: «Все, к чему я стремилась с самого детства, все дорогое и
святое моему сердцу было им осмеяно или выставлено передо мной в
безжалостном и циническом свете его холодного и жестокого ума».
Она нашла прибежище в сочинении романов о несчастном положении женщины
в супружестве. Критики называли ее русской Жорж Санд и возводили
начало современного феминистского движения к произведениям Елены фон
Хан, Жорж Санд и еще одной романистки из Германии.
В таких обстоятельствах молодую мать не ошеломила радость, когда Петр,
с его рыжими заостренными усами, примчался верхом по пыльной дороге,
вьющейся среди спелой пшеницы и подсолнухов. Война и служебные дела в
Польше были закончены. Стояла осень; маленькой Елене, все еще
слабенькой и болезненной, было всего-навсего несколько месяцев от
роду.
Теперь началось время странствий то туда, то сюда,- и повсюду, где
временно останавливался полк капитана фон Хана — а стоял он по большей
части в «маленьких, грязных провинциальных городах»,- от жены
армейского офицера надоедливо ждали благотворительных действий.
Но для маленькой Елены, или, как ее называли,
