комитет юридических
советников подыщет тот наилучший путь, которым ей и надлежит
следовать. Но у Е. П. Б. не хватало терпения ждать. Она гневно сказала
ему:
— Если Вы не наймете мне адвоката сегодня, завтра я найму его сама.
— Тогда я откажусь от своей должности и предоставлю собранию рассудить
нас.
Она знала, что он имеет в виду. Вероятно, его доводы обладали
известной силой. Елена решила ждать.
Во время работы Всемирного собрания теософов Ричард Ходсон из Общества
исследований психики тоже был в Адьяре и занимался своими
исследованиями. Основатели обходились с ним как с гостем и другом.
Президент, сам старый исследователь, оказывал молодому австралийцу
всяческое содействие.
Но все остальные были слишком заняты, и особенно занятые индийские
члены Общества были не слишком полезны Ходсону. Они чувствовали, что
йогические и оккультные истины не были предметом его изысканий.
Дамодар с удовольствием обманывал и дурачил его. Т. Субба Роу
напоминал устрицу в закрытой раковине. Судья Н. Д. Кхавадалвала,
видный член Общества, совершенно не доверял Ходсону. Он считал его
человеком невежественным и с предубеждениями, а его методы —
топорными.
После недолгого пребывания в Адьяре Ходсон отправился во вражеский
лагерь, к миссионерам и Куломбам, с целью обсудить и рассмотреть дело
с их стороны.
На собрании члены Общества, и прежде всего — члены комитета юристов,
резко выступили против намерения Е. П. Б. преследовать в суде тех, кто
оболгал ее. Они привели целый ряд причин, в силу которых не следовало
обращаться в суд. Для начала, говорили они, доказать, что Куломбы
подделали письма, будет очень трудно в любом суде, и особенно — в
мадрасском, известном своей враждебностью к Теософскому обществу и
сильно предубежденном в пользу миссионеров. Более того, незачем
устраивать перед всем миром зрелище язвительного перекрестного
допроса, в ходе которого бытие Махатм будет поставлено под сомнение и
выставлено на осмеяние публики! Суд — не то место, где следует решать
столь глубокие вопросы. И если даже Е. П. Б. сумеет совершенно
невероятным образом добиться благоприятного решения суда, мнение
скептиков останется неизменным.
Сама Елена корчилась и мучилась под ливнем столь стесняющих ее
советов. Ей нужна была открытая схватка; она всеми силами стремилась
стереть пятно позора с имени основательницы великого общества. Но
мнение Общества слишком много значило для нее, и она понимала, что
победа будет напрасна, если ее придется добыть ценой дальнейшего
втаптывания в грязь имен Великих в борьбе с предрассудками, присущими
широкой публике.
Но внутренний конфликт, сражение с самой собой и крушение надежды
явить миру истину тяжко сказались на ее и без того расстроенном
В таких обстоятельствах ей ничем не могло помочь разоблачение той
позиции, которую постепенно занимал Ричард Ходсон. Если он и начал
свои изыскания с должным беспристрастием и непредубежденностью, ему
было нелегко сохранить такие позиции. Вот что пишет Изабелла
Купер-Окли: «Бесконечная череда званых обедов едва ли имела целью
прояснить его взор; в уши ему непрестанно вливали целый поток
клеветнических измышлений о ней [Е. П. Б.]… Он постоянно слышал от
всех и каждого, что госпожа Блаватская была мошенницей, и сам начал
верить в это. После нескольких бесед с мадам Куломб и миссионерами он
был полностью убежден и настроен против меньшинства [теософов]. В его
докладе,- продолжает она,- были пропущены некоторые в высшей степени
ценные сведения о феноменах, сообщенные мистером Окли и мной».
Первое сообщение о том, что Ходсон настроен против нее, Е. П. Б.
получила путем психического видения его разума и мыслей. Сообщение это
было вскоре подтверждено целым рядом событий. Несмотря на ее
неоднократные требования он так и не показал ей хотя бы один оригинал
тех обличающих ее текстов, которые были написаны от ее имени; в этих
письмах, она знала, были поддельные вставки.
Более того, неблагоприятное мнение Ходсона о показаниях очевидцев
теософских феноменов проявилось в его разговорах с семейством
Купер-Окли и еще одним или двумя видными теософами, которые передали
их содержание госпоже Блаватской. Он и в самом деле прилюдно говорил
совсем не то, что следовало ожидать от точного и беспристрастного
исследователя, который готовил конфиденциальный доклад для сообщества
ученых гуманитариев и естествоиспытателей. До слуха Е. П. Б. дошло,
что в том или ином обществе он прямо называл ее «русской шпионкой»,
«законченной мошенницей» и даже «женщиной, способной на любое
Весь январь 1885 года полковник Олкотт был в отъезде. По приглашению
короля Тибау III он уехал возрождать буддизм в Бирме. Е. П. Б.
пыталась начать работу над подсказанным ей Учителем Мориа замыслом
труда Тайная доктрина. Но обстановка подозрительности, слухов,
напряженности и отъявленной клеветы вокруг нее способствовала скорее
болезни, чем плодотворной работе.
«Я ношу в себе две смертельные, неизлечимые болезни,- болезни сердца и
почек,- писала она Синнетту. — Первая в любое мгновение может привести
к разрыву сердца, вторая — убить меня за считанные дни… Все это
вызвано многими годами постоянных страданий, тревог и подавленных
чувств. Гладстон может смеяться, когда его называют мошенником. Я не
могу; скажите, что Вы можете».
Есть несколько описаний тяжелой болезни, которая в то время обрушилась
на Елену. Изабелла Купер-Окли находилась на месте действия и выполняла
работу сиделки. Она писала:
«Было очень тяжело и тревожно ухаживать за ней каждый час и день тех
пережитых мною недель, когда ей становилось все хуже и хуже; наконец,
она впала в состояние комы, и врачи признали ее безнадежной. Они
говорили, что сделать ничего нельзя, помочь ей невозможно. Они
говорили, что она умрет в этом состоянии, и, по совести говоря, я
думала, что это ночное дежурство должно быть последним. Я не могу
подробно обсуждать здесь то, что случилось ночью, но произошедшее я
никогда не забуду. К 8 часам утра Е. П. Б. открыла глаза и попросила
принести ей завтрак; впервые за два дня она говорила без усилий и
своим собственным голосом.
Я пошла встретить врача, которого до крайности удивила такая перемена.
Е. П. Б. сказала: «Ах, доктор! Вы не верите в наших великих Учителей».
Полковник Олкотт возвратился в Адьяр после того, как Дамодар по
телеграфу известил его о том, что Е. П. Б. опасно больна. Но через
несколько дней он снова уехал — ему следовало завершить свою поездку
по Бирме. По его словам, Учитель Е. П. Б. однажды ночью пришел к ней,
взял ее руку в свою и похитил ее у смерти точно так же, как несколько
раз похищал раньше, о чем полковник знал точно.
23 февраля, несколько дней спустя после того, как Олкотт во второй раз
покинул Адьяр, Дамодар отправился морем в Калькутту. Но Е. П. Б. и Т.
Субба Роу знали, что на самом деле он намерен отправиться значительно
дальше Калькутты — в Тибет. Он надеялся достичь ашрама своего Гуру,
учителя К. X., и получить позволение остаться там на неопределенно
долгое время для подготовки к Посвящению.
Ходсон знал об этом. Такое знание могло поколебать его вывод о том,
что Махатмы были выдумкой Е. П. Б., в которой ей помогал и
содействовал Дамодар. Человек должен быть воистину безумным, чтобы
отправиться на поиски хрупкого плода своего воображения в опасную
страну вроде Тибета. Но намерение Дамодара было тогда известно лишь
Елена Блаватская радовалась за Дамодара. Ему было позволено пожить
некоторое время в ашраме Учителя. В известном смысле он представлял
собой первые плоды теософского движения, внутренней целью которого
было возвышение человека до сверхчеловеческого уровня Великого
Братства.
С его уходом Адьяр опустел. Должность секретаря по переписке мог
занять кто-то другой, но сам он был одним из тех очень и очень
немногих, кто эзотерически понимал все, что творилось вокруг них.
Теперь в штаб-квартире оставались только те, кто пришел сравнительно
недавно,- доктор Франц Гартманн, семейство КуперОкли и мистер
Лэйн-Фокс, который возвратился из Лондона. Мистер Ч. У. Ледбетер,
верный и подающий надежды человек, был вместе с полковником в Бирме.
Не менее сильно, чем запустение Адьяра, она ощущала ту враждебность,
которая, казалось, пропитывала даже воздух. Миссионеры были озабочены
тем, чтобы выпустить как можно больше памфлетов. Постоянно ходили
странные слухи о готовящемся против Е. П. Б. еще одном заговоре.
Хорошо обоснованное сообщение гласило о том, что мадам Куломб начала
судебное дело против генерала Моргана, который прилюдно осуждал ее,
отважно защищая Е. П. Б. Некоторые индийские отделения Общества
угрожали распадом в том случае, если Е. П. Б. не начнет судебный
процесс против священников и Куломбов. Хуже всего было то, что
верность основателям постепенно шла на убыль даже в самом Адьяре.
Лечащие врачи, доктор Франц Гартманн и доктор Мэри Шарлиб (жена одного
из должностных лиц округа Мадрас), считали чудом то, что случилось с
Е. П. Б. Но она все еще носила в себе смертельную болезнь. Ее
окружение чувствовало, что она в любое мгновение может умереть. Что
тогда? Европейские джентльмены в Адьяре были убеждены в том, что они
сами смогут руководить Обществом лучше, действеннее и демократичнее,
чем ныне отсутствующий полковник. Он должен уступить дорогу другим.
Теософскими делами в штаб-квартире будет управлять совет уроженцев
западных стран. Для достижения этой цели они составили заговор.
Но прежде чем их замысел можно было воплотить в действие, Е. П. Б.
снова опасно заболела. Крайне встревоженные ее состоянием, врачи по
телеграфу призвали Олкотта безотлагательно приехать в Индию.
19 марта он прибыл в величавое бунгало у реки Адьяр и обнаружил то, о
чем написал в «Страницах из старого дневника»:
«…Сама моральная атмосфера была мрачной и тяжелой; Е. П. Б.
сражалась за жизнь с силой и страстью опутанной сетями львицы…
Удивительно, что она не умерла прежде, чем я смог приехать и дать бой
за status quo ante».
Президент-основатель нимало не сомневался в том, что он сможет
положить конец этим заговорщическим покушениям на власть и взять
бразды правления в свои собственные, опытные и преданные делу руки.
Это была его работа, порученная ему его Учителем, и он будет
отстаивать ее против всех врагов до тех пор, пока Учитель не скажет,
Но его одолевало беспокойство за жизнь его старинного товарища и
закадычного друга. Было неправильным постоянно взывать к мистической
силе ее Гуру, чтобы удерживать Елену на грани смерти. Гартманн и Мэри
Шарлиб не раз предупреждали его о том, что его старая приятельница
может в любое мгновение перейти эту грань. Следовало учесть не только
постоянную и надоедливую тревогу и волнения, которые вызывал у нее
враждебный лагерь, но и ту страшную жару мадрасского лета, уже
начинающую показывать свои когти. Сможет ли Е. П. Б. выжить здесь?
«Состояние ее сердца кажется совершенно спокойным, а подходящий климат
— существенно важным. Я советую ей немедленно отправиться в Европу и
оставаться в умеренном климате, в каком-нибудь спокойном месте»,-
писала доктор Мэри Шарлиб.
Другие медики были всецело согласны с таким решением. Спасти свою
жизнь и восстановить здоровье она сможет лишь в том случае, если будет
достаточно благоразумна и немедленно покинет Индию, по крайней мере на
какое-то время.
Действительно, убеждать Е. П. Б. пришлось не слишком долго. Она не
придавала своей жизни особой цены, но ее Учитель дал ей понять, что ей
еще надлежит сделать некую значительную и важную работу в физическом
существовании. И она знала, что не в силах более выносить
психологическую обстановку Мадраса, не говоря уже о мадрасской жаре.
Ее друзья нашли, что спокойное место близ Неаполя вполне подойдет ей
на лето. В Неаполь должен был зайти французский корабль «Тибр»,
который через несколько дней отплывал из Мадраса. Доктор Гартманн
согласился сопровождать ее в пути. Нужен был еще один
