сопровождающий,

вернее спутница. Она нашлась. В свое время Е. П. Б. несколько раз

гостила в бомбейском доме родителей Мэри Флинн, а теперь сама Мэри

решила ехать и жить с ней сколько понадобится. Также одним из тех,

кому надлежало заботиться в пути о Старой Даме, был молодой индиец по

имени Баваджи (иногда его имя читали как «Боваджи» или изменяли в

«Бабаджи»). Он долгое время состоял в личном штате штаб-квартиры и,

согласно записи в дневнике полковника, его Гуру приказал ему ехать с

Е. П. Б.

29 марта Гартманн и Олкотт съездили в коляске в город и взяли билеты

на » Тибр «. Пароход отходил через два дня. Бабула укладывал чемоданы

Е. П. Б. Это была его последняя услуга частенько несносной, но любимой

госпоже. Сам он должен был остаться с полковником в Адьяре. Е. П. Б.,

пусть и достаточно сильная для путешествия, была не в состоянии сама

взойти на борт корабля. Поэтому муж Мэри Шарлиб раздобыл ей больничное

кресло. Она сидела в нем, пока корабельная лебедка на талях поднимала

ее на судно.

Итак, 31 марта 1885 года она в последний раз уехала из своей

возлюбленной Индии. Она знала, что ее друзья действительно принимали

близко к сердцу ее интересы, но подозревала, что в душе они были рады

устранить то затруднение, которое создавало ее пребывание в кипящем

котле Мадраса.

Глава 21

По пути из Бомбея в Неаполь Елена чувствовала себя разбитой, ненужной,

подавленной. Мэри Флинн и Баваджи путешествовали третьим классом. Им

не позволяли приходить в ее каюту второго класса и оказывать ту

помощь, в которой она так нуждалась. Доктор Гартманн, увлеченный

скорее магией, чем медициной, не выглядел тем, кто мог существенно

помочь ей.

В длинном письме из Адена она писала своему «дорогому старому другу»:

«Я или умираю от жажды, или поднимаюсь и опускаюсь по самым крутым

лестницам, выполняя этот обряд на четвереньках. Я поднималась так

высоко, что снова болею. У меня озноб и жар, и я боюсь, как бы все это

не привело к новому обострению ревматизма и подагры или к приступу

болезни почек».

Далее в письме она жалуется, что ее спровадили из Индии так быстро,

что забыли там половину ее вещей. «Скажите Бабуле, что мой футляр для

очков здесь, но очки — в Мадрасе. Моя губка, пилочка для ногтей etc.

забыты. Я не могу найти свой пыльник с зеленым бархатным воротником и

отделкой».

Ее ум внешне был отягощен неудобствами, страданиями и чувством обиды.

Но в спокойные минуты она знала, что ее миссия во имя Учителей не

потерпела крах, а вступает в новую фазу. Во время ее последней

болезни, когда Учитель М. явился и исцелил ее, он позволил ей увидеть

этот этап. И она дала слово посвятить ему те воистину немногие годы,

которые ей оставалось прожить после избавления от болезни.

Важной, вероятно, самой важной частью работы, которую ей предстояло

свершить, было создание Тайной доктрины. Даже во время этого

мучительного морского путешествия она занималась ею. «В море,-пишет

доктор Франц Гартманн,- она очень часто каким-то оккультным способом

получала множество рукописных страниц, относящихся к Тайной доктрине,

материал для которой она тогда собирала».

23 апреля 1885 года их корабль вошел в Неаполитанский залив. После

нескольких дней, проведенных в Неаполе, Е. П. Б., Мэри и Баваджи

подыскали на лето тихое местечко в нескольких милях за городом —

Торредель-Греко. Они сняли комнаты в «Отель дель Везувио», а доктор

Гартманн продолжил свой путь в Вену.

Лето, очевидно, стояло не слишком теплое. Отель был сырой и без

отопления. Е. П. Б. сильно страдала от ревматизма. Тем не менее, пока

ясные холодные дни шли своим чередом, а за окном загадочно курился

Везувий, она прилежно сидела за письменным столом и писала, писала,

писала.

Три месяца спустя Е. П. Б. была по горло сыта Южной Италией, а Мэри —

госпожой Блаватской. Поэтому Мэри сбежала в Англию, а Баваджи Е. П. Б.

взяла с собой в Германию, в город Вюрцбург. Где-то в середине августа

1885 года они приехали туда и сняли квартиру в доме № 6 по

Людвиг-штрассе. Это были маленькие, но удобные и хорошо устроенные

высокие комнаты. В отличие от отеля здесь было тепло и сухо.

В письме, написанном ранее мистеру Синнетту, Е. П. Б. поясняет, почему

ее выбор пал на Вюрцбург.

Он расположен «…всего лишь в четырех или пяти часах езды от

Мюнхена… близ Гейдельберга и Нюрнберга, где жил один из Учителей, и

именно Он [К. X.] посоветовал моему Учителю прислать меня сюда. К

счастью, я получила из России несколько тысяч франков [за ее

произведения], а два благодетеля прислали соответственно 500 и 400

рупий из Индии. Я чувствую себя богатой и достаточно здоровой для

того, чтобы жить в спокойном немецком городе, и к тому же моя бедная

старая тетушка приезжает навестить меня здесь».

В начале ноября приехала тетушка Надежда и еще два человека, которых

Елена любила и доверяла им,- Франциска Арундейл и Мохини. Четвертым ее

посетителем в Вюрцбурге был русский писатель Соловьев, который все еще

казался другом. Полный доклад Общества исследований психики о трудах

Ходсона еще не вышел в свет, и выводы его комитета оставались

неизвестными, но предварительные сообщения и слухи показывали, что

итоговое решение будет крайне враждебным. Соловьев знал об этом, но в

те времена еще сражался за дело Е. П. Б.

После своего отъезда из Вюрцбурга он писал ей из Парижа: «Сегодня я

провел все утро с Рише; опять много говорили о Вас в связи с Майерсом

и Обществом исследований психики. Могу сказать, что я положительно

убедил Рише в реальности Вашей личной силы и подлинности тех

феноменов, которые исходят от Вас».

Синнетты столь же твердо и основательно стояли за Старую Даму. «Если

завтра я приду к убеждению, что эти гнусные письма действительно

написаны Вами, я все равно буду любить Вас»,-писала Пэйшенс Синнетт.

«Надеюсь, что не будете,- отвечала Е. П. Б.-Я виновна раз и навсегда’,

виновна в тщательно продуманном, преднамеренно состряпанном обмане…

для таких, как я, нет «любви»! Есть лишь сострадание и жалость или

вечное презрение. Сострадание и жалость — если окажется, что я была

невменяемым лунатиком, галлюцинирующим «медиумом», которого принудили

к обману его «руководители»… презрение — если обман был

сознательным, но тогда где же были Учителя?»

Мистер Синнетт издавал ее Мемуары, надеясь, что это восстановит ее в

глазах общества. В то же время он держал ее в курсе и волнении

относительно содержания доклада, который готовили к изданию в «Трудах»

Общества исследований психики. Когда в конце сентября они с женой

приехали в Вюрцбург обсудить с Еленой Мемуары и другие дела, он более

подробно поведал ей о выводах ее самозваных судей в Лондоне. В итоге

бедную женщину, которая всеми силами старалась заниматься серьезной

работой над Тайной доктриной, постоянно пытали грядущей

несправедливостью.

На исходе той же самой осени графиня Констанс Вахтмейстер у себя дома,

в Швеции, укладывала чемоданы и готовилась к путешествию, намереваясь

провести зиму со своими друзьями в Италии. Когда она собрала множество

тех вещей, которые хотела запереть в стенных шкафах и комодах на время

отъезда, она услышала внутренний голос: «Возьми эту книгу».

Книгой, только что отложенной в те вещи, которые она оставляла дома,

был рукописный том, составленный одним ее другом. В сущности, это была

подборка заметок о Таро и выдержек из Каббалы. Она казалась совсем

неподходящим чтением на отдыхе. Но графиня обладала сильно развитым

ясновидением и яснослышанием и была убеждена, что голос ей не

почудился. Она положила книгу на дно своего дорожного сундука.

По пути в Италию ее пригласили недолго погостить в доме госпожи

Гебхард в Эберфельде. Госпожа Гебхард убедила ее провести некоторое

время в Вюрцбурге, с Е. П. Б., которая была «одинока, больна телом и

подавлена духом». После некоторого сопротивления, представленного

письмом самой Е. П. Б., дело в конце концов сладилось. В осенний день

на исходе ноября графиня приехала в дом № 6 по Людвиг-штрассе.

Е. П. Б. приняла ее тепло и по-дружески, а прежнее нежелание видеть

графиню своей гостьей объяснила тем, что считала свою квартиру слишком

маленькой. У нее была единственная спальня, и она думала, что такая

важная дама может быть совсем не готова делить с ней спальню и терпеть

великое множество прочих неудобств. Но когда Учитель велел ей

позволить графине приехать, она повиновалась.

Когда они в первый же день по приезде графини пили в гостиной чай, Е.

П. Б. внезапно сказала:

— Учитель говорил мне, что у Вас есть для меня книга, которая мне

очень нужна.

— Нет, я в самом деле не взяла с собой книг.

— Подумайте еще раз. Учитель говорил, что Вам было сказано по-шведски

привезти книгу о Таро и Каббале.

Тогда графиня вспомнила голос. Она поспешила в спальню, порылась в

сундуке и принесла книгу госпоже Блаватской. Та сделала легкий жест и

сказала:

— Не спешите! Пока не открывайте ее.

Графиня помедлила, и тотчас же Е. П. Б. сказала:

— Теперь откройте и найдите десятую страницу. На шестой строке Вы

найдете слова… — и она процитировала один отрывок.

Графиня выполнила сказанное. В руках у нее был единственный в своем

роде рукописный альбом, и на всем белом свете не было копии, которую

Е. П. Б. могла видеть раньше. Констанс была очень взволнована, когда

обнаружила в указанном месте десятой страницы точно приведенные слова.

— Но зачем Вам нужна эта книга? — спросила она и протянула том Старой

Даме.

— О, для Тайной доктрины. Учитель знал, что она у Вас есть, и сказал

Вам привезти ее с тем, чтобы книга была под рукой для справок и

ссылок.

У шведской графини и русской оккультистки была общая спальня,

разделенная надвое занавесом. В первое утро Констанс разбудила в шесть

часов утра швейцарская девушка — горничная, которая принесла разлитый

по чашкам кофе. Затем Елена оделась и к семи часам уже была за своим

письменным столом.

В восемь подали завтрак, после которого Е. П. Б. вернулась за

письменный стол. В час дня она сделала короткий перерыв на обед и

продолжала работать до семи часов вечера. После ужина она устроилась в

большом кресле с подлокотниками, болтая с графиней и раскладывая карты

для пасьянса. «Это,- сказала она,- отдых для ума, освобождение от

напряженной работы днем».

В девять часов она легла в кровать, обложившись со всех сторон

русскими газетами и журналами, и читала их допоздна.

Констанс сочла этот день типичным, хотя часто Е. П. Б. не приходила,

когда маленький ручной колокольчик звонил к обеду. Час за часом она

оставалась за своим письменным столом. Обед остывал или пересыхал и,

наконец, портился. Прислуга была в слезах. Тогда стряпали новый обед

или Констанс посылала в отель за питательной едой для обессиленной

писательницы. Тем не менее, когда «деревья в молчаливом парке

напоминали гравюру на металле», а холодные ветра несли по

Людвиг-штрассе дождь со снегом, жизнь в маленькой квартире была далеко

не скучной. Здесь происходило множество странных, волнующих феноменов.

Именно они вскоре помогли графине обнаружить, как обнаружил Генри

Олкотт в то время, когда писалась И зада без покрывала, что Е. П. Б.

писала Тайную доктрину не одна.

Но Констанс имела существенное преимущество над полковником — она была

ясновидящей. Нередко она могла видеть Учителя в его неуловимом теле, а

иногда даже слышала то, что он говорил. Это было самое захватывающее и

чудесное оккультное образование. Так, она обнаружила, что быть