была от Констанс Вахтмейстер. Констанс просила его
как можно скорее приехать в Остенде. Госпожа Блаватская, писала она,
была серьезно больна, а ее бельгийский врач мало что смог сделать для
нее.
Доктор Эллис был уверен в том, что у пожилой дамы множество
недомоганий, но главная причина ее бед гнездится в почках. Поэтому
перед отъездом он посетил известного лондонского специалиста в этой
области. Вооруженный всеми профессиональными советами, которые он
только смог получить у специалиста, доктор Эллис уехал в Остенде.
Графиня и госпожа Гебхард, которая приехала в Остенде помочь ухаживать
за больной, были вне себя от радости, когда доктор Эллис позвонил у
дверей. Он привез лекарство, прописанное лондонским специалистом.
Специалист советовал применять вместе с лекарством массаж с целью
стимулировать парализованные органы. Но совещание английского доктора
с бельгийским снова разрушило возникшие было надежды обеих дам.
— Я не знаю и никогда не знал случая,- сказал бельгийский доктор,-
когда кто-то с почками в таком состоянии жил так долго, как мадам.
— Да, жить так долго в таком состоянии — явление исключительно
редкое,- согласился доктор Эллис.
— Ни лекарства, ни массаж не могут теперь принести значительных
перемен к лучшему. Боюсь, что ничто не может спасти ее,- мрачно
заключил бельгийский доктор.
— Она еще не сделала завещание,- предположила госпожа Гебхард,- и я
думаю, что она должна его сделать. Смерть без завещания в чужой стране
может вызвать бесконечные неприятности и неразбериху.
В один из периодов, когда Е. П. Б. была в сознании, она согласилась
письменно выразить свою волю и распорядиться имуществом — одеждой,
несколькими книгами, немногими драгоценностями и скромной суммой
наличных денег. Она сказала, что оставляет все графине. Графиня должна
была взять на себя заботы о рукописи Тайной доктрины и передать ее
полковнику Олкотту с распоряжением отдать текст в печать.
— Я думаю, графиня, что Учитель наконец-то смог позволить мне быть
свободной,- прошептала Е. П. Б.- Я буду так счастлива умереть.
Весь этот день доктор Эллис делал ей массаж,- делал до тех пор, пока
не измучился сам. Но, когда графиня сидела этой ночью одна у кровати
госпожи Блаватской, она со страхом уловила тот тошнотворный запах
смерти, который иногда предшествует самой смерти. Потом она ощутила,
что женщина, чью великую и благородную душу она научилась любить, не
переживет эту ночь.
Однако Тайная доктрина еще была не закончена, и Е. П. Б. передала ей
мысль Учителя о небольшой группе искренних и ревностных учеников в
Лондоне. Оттуда приезжали Кейтли, и сама Е. П. Б. согласилась поехать
в английскую столицу. Но что толку теперь во всем этом
самопожертвовании бедной женщины, во всей борьбе, которую она так
долго вела, если она должна умереть до завершения всех своих трудов?
Это было бессмысленно. Но кто мог хотя бы предположительно судить о
таких неуловимых и непостижимых явлениях, как жизнь, смерть и карма?
«Я даже не начала понимать,- думала графиня,- ту загадку, которая
сейчас лежит передо мной на кровати, ее изумительное знание, ее
таинственную жизнь, проведенную в местах, недоступных простым
смертным, так что тело ее часто может быть вблизи, а душа вдали
общаться с другими. Как часто я видела ее такой и знала, что здесь
С медленным тиканьем текли часы. Отчаяние графини становилось все
сильнее и сильнее. Ее душа восставала при мысли о том, какой пустой и
бедной будет ее жизнь без присутствия и привязанности Елены
Блаватской. Учитель спасал ее прежде; не может ли он снова спасти ее?
«Мой Учитель — белый маг и вместе с тем — Махатма»,- однажды сказала
ей Е. П. Б. Она имела в виду великого чудотворца и великий дух. Самым
лучшим было бы сотворенное им чудесное исцеление. Тягостные ли
переживания, усталость или какие-то оккультные причины (вероятней
всего последнее), но что-то заставило сознание графини угаснуть.
Когда она открыла глаза, в комнату украдкой пробирался свет раннего
утра. Ее первая, ужасающая мысль была о том, что она не смогла
бодрствовать и ее дорогой ДРУГ умерла этой ночью. Она встала и
посмотрела на кровать. Там, к своему великому удивлению, она увидела
два голубых глаза, и сильный голос позвал:
— Графиня, подойдите сюда. Констанс бросилась к кровати и спросила:
— Что же случилось, Елена Петровна? Сейчас Вы выглядите совершенно
— Да,- ответила больная. — Учитель был здесь. Он предоставил мне выбор
— умереть и быть свободной или жить и закончить Тайную доктрину. Он
предостерег меня, что в том случае, если я выберу жизнь, мне придется
претерпеть жестокие страдания и клеветнические измышления.
— И все же Вы сделали свой выбор, Елена. Это чудесно. Я так счастлива.
— Да, когда я подумала о тех преданных учениках, которые ждут от меня
помощи как от канала связи с Учителем, когда я подумала о бедном
Обществе, которое треплет буря, и о том, что Тайная доктрина может
быть для него прочным якорем…
Констанс отбросила назад массу серебряной «африканской шерсти» и
поцеловала ее широкий лоб. Глаза Старой Дамы наполнились слезами, и
она резко сказала:
— А теперь принесите мне кофе и что-нибудь поесть и подайте мне
коробку с табаком.
В письме Уильяму Джаджу Е. П. Б. писала о своем выздоровлении с той
веселой внутренней дерзостью, к которой часто прибегала, когда речь
шла о ней самой: «Некто еще раз спас меня и еще раз ткнул в житейскую
грязь прямо моим классическим носом. Двое Кейтли и Торнтон
(интересный, воистину новый теософ) приехали в Остенде, упаковали
меня, книги, почки и подагрические ноги и переправили меня по воде,
частью на пароходе, частью в инвалидном кресле».
Она совершила морской вояж 1 мая 1887 года. Плавание было спокойным. В
Дувре ее ждали несколько новых учеников. Корабль пришел в отлив, по
низкой воде, и на причал нужно было сойти по крутым и скользким
ступеням трапа. Но сильные молодые руки перенесли ее на берег и несли
до лондонского поезда.
Ее новым жилищем был маленький домик под названием «Мэйкотт» на
Кроун-Хилл, в лондонском квартале Верхний Норвуд. Он принадлежал Мэйбл
Коллинз. «Когда в двух моих комнатах (размерами в половину моей
спальни в Остенде) есть еще три человека, мы непрерывно наступаем друг
другу на мозоли»,- писала Е. П. Б. графине в Швецию. Обычно там бывало
больше, чем трое, и когда приходил Дж. X. Торнтон, здоровенный молодой
бакалавр шести с половиною футов роста, со своими пятью Великими, они
поистине были, по словам Е. П. Б., «как сельди в бочке».
На самом деле они меньше напоминали сельдей, чем хлопочущих пчел,
которые жужжали внутри и снаружи, пока их матка, сидя в центре, в
дневные часы писала и распоряжалась, а вечерами беседовала, спорила,
учила. Меньше чем через три недели после ее приезда преисполненные
энтузиазма молодые люди образовали и учредили вокруг нее новую ложу.
Вопреки ее протестам они настаивали и настояли на названии «Ложа
Блаватской». В ней было четырнадцать членов.
Арчибальд и Бертрам Кейтли проводили все свое свободное время, помогая
в работе над рукописью Тайной доктрины. Они печатали на машинке,
готовили текст к изданию, заново распределяли материал по разделам,
согласованным с Е. П. Б. Они старались не исправлять в рукописи
ничего, кроме звучащих на иностранный лад оборотов речи, и то лишь
после серьезных столкновений между собой.
«Для меня,- писал Арчибальд Кейтли,- жизнь долгое время была
непрерывной борьбой в лабиринтах Тайной доктрины — постоянными
усилиями предлагать распределение и расположение текста, исправлять
иностранные обороты речи и в то же самое время сохранять в высшей
степени своеобразный стиль госпожи Блаватской. Когда ее спрашивали о
том, как сформулировать то или иное предложение, она обычно отвечала:
«Сделайте так, как вам кажется лучше, дорогой мой. Это ваша работа —
привести текст к правильному английскому языку».
Но другие призванные на помощь были не согласны с внесенными им
изменениями. «Язык оригинала следует оставить в неприкосновенности,-
настаивали они. — Пусть у читателей будет возможность самим выбрать
то, что они сочтут истинным авторским значением».
Но, памятуя о страшных угрозах Е. П. Б. на тот случай, если английский
язык книги не будет правильным, он предпочел «морские глубины» ее
благосклонности «дьявольским нападкам» своих друзей и правил языковую
сторону текста так, как находил необходимым. Однажды Е. П. Б. сказала
группе:
— С такой скоростью мы закончим Тайную доктрину через год или год с
небольшим. Все это время вы учитесь. Но как насчет более широкой
публики?
— Вы думаете, она чего-то заслуживает? — с нажимом спросил кто-то.
— Да, это поле, которое мы должны вспахать для того, чтобы движение
росло так, как этого желают Учителя,- ответила она, а потом
продолжала: — Мы должны иметь выход на широкую публику. Теософ для
этого теперь не годится. В Адьяре под запретом всякое упоминание о
Махатмах, а госпожа Блаватская под подозрением, особенно у Купер-Окли,
которые, видимо, ведут издательские дела, поскольку Олкотт много ездит
и почти постоянно в отлучке.
— А почему бы нам не начать издавать свой собственный журнал здесь, в
Лондоне? — спросил кто-то.
Идея эта, по всей видимости, встретила общее горячее одобрение. После
некоторого обсуждения дело было решено и слажено.
«Создана Теософская издательская компания… и мы не только начали
выпускать новый теософский журнал. Они [группа «Ложа Блаватской»]
настаивают на издании собственными силами Тайной доктрины»,- немногим
позже писала Е. П. Б. графине.
Люцифер — так назвали новый журнал. Название было удачным, если
помнить истинное значение имени — Носитель Света. Но оно явно не было
рассчитано на добрые общественные отношения с христианскими церквями,
для которых Люцифер был другим наименованием Сатаны.
Тем летом было сделано многое; заложены определенные положительные
начала, а рукопись, которая алчно поглощала время, продвигалась вперед
вопреки всем трудностям работы в переполненном людьми маленьком доме.
Но все, и Кейтли в особенности, отчетливо понимали необходимость
сменить место обитания. Они должны были подыскать более просторное
место, где сможет развиваться ложа Блаватской, где Старой Даме будет
удобно писать и куда ее многочисленным посетителям будет не так далеко
добираться из центра Лондона.
Поиски были трудными, но вскоре Е. П. Б. смогла написать графине, что
подходящее место найдено. Предполагалось, что расходы по дому разделят
между собой Е. П. Б., двое Кейтли и графиня, если она согласится. «Я
выбрала для Вас две комнаты; думаю, они Вам понравятся. Но приезжайте,
и сделайте милость, приезжайте не откладывая. Всегда Ваша Е. П. Б.».
Глава 25
Графиня Вахтмейстер приехала в Лондон в начале сентября 1887 года. Она
успела помочь в сборах и присмотреть за переездом. Утром, на четвертый
день по приезде, она села в экипаж и сопроводила Е. П. Б. на новое
место жительства — в дом № 17 по Лэнсдаун-роуд, ХолландПарк. Отсюда
было ближе до центра Лондона, и еще ближе стояли дома Синнеттов и
Арундейл.
Графиня описывает их приезд: «Здесь усердно трудились двое Кейтли. Они
старались сделать дом удобным для Е. П. Б. Я могла только восхищаться
той нежной преданностью и деятельной заботой о ее удобствах вплоть до
мельчайших житейских подробностей, которую неизменно проявляли два
этих молодых человека».
Е. П. Б.занимала комнаты на первом этаже. Из маленькой спальни можно
было пройти в просторный кабинет, где обстановка была расположена так,
что Елена могла легко брать свои книги и бумаги, а дверь из этой
комнаты вела в столовую.
Окно ее рабочей комнаты выходило на покрытый листвой Холланд-Парк, а
задний фасад дома был обращен к обнесенному оградой маленькому
частному скверу, общему для обитателей всех домов вокруг него.
Едва они успели устроиться,
