доверяла ему. Однако он делал глупости всякий раз, когда она
была вдалеке и не могла руководить им. Теперь он был глупее и
бестолковее, чем обычно, и противостоял ей со все большим и большим
гневом.
Олкотт через силу, неохотно, допустил издание журнала Люцифер, но
полностью обходил его вниманием, будто такого журнала просто-напросто
не было. Позже из Адьяра донесся громовой раскат. Гром прогремел в
ответ на ее намерение образовать в Лондоне Эзотерическое отделение
Теософского общества. Это намерение шло вразрез с самой природой
полковника. Imperium in imperio (государство в государстве) — так он
именовал предполагаемое отделение. Оно расколет общество, говорил он.
Кроме того, она на собственном опыте знала, что его честному,
правдивому разуму и складу мышления уроженца Нового Света была
противна сама идея тайны. Все должно быть демократично и открыто для
людей. Если он даже недавно и увидел, что такую политику тайны следует
проводить и ее действительно проводят, он все еще был резко против
эзотеризма. Он говорил, что не может иметь в Теософском обществе такое
Ну да ладно. Ему все-таки придется с этим согласиться. Это был приказ
Учителя. Знали Учителя, знала она, и Олкотт должен был узнать, что
Тома, Дика и Гарри с улицы опасно допускать в школу высшего
оккультизма — царскую йогу. Люди в большинстве своем не готовы и не
готовятся жить той жизнью, которая требует особого внутреннего
состояния. Они просто-напросто повернут вспять и прилюдно разорвут
своих наставников, подобно тем вошедшим в поговорку свиньям, которые
попрали копытами рассыпанный перед ними жемчуг.
Обычной широкой публике необходимы и достаточны лекции по теософии.
Одни люди будут насмешливо улыбаться. Некоторые согласятся, но
согласятся лишь в теории. Очень и очень немногие действительно поймут
и будут готовить себя к той практике самодисциплины, строгого образа
жизни, изучения, медитации, sadhana, которая приведет их к
сверхчеловеческому сознанию Великого Братства.
* Н. К. Рерих. Мадонна Орифламма. 1932
Но этим немногим нужно дать шанс. Они обеспечат искреннюю и мощную
силу, непрерывность осуществления великого замысла Учителей изменить
мир. Здесь, в Лондоне, близ нее пребывали несколько готовых. В
большинстве своем в этом воплощении они не смогут достичь больших
высот, даже высот ученичества чела. Но их искренние усилия, их
продвижение шаг за шагом вперед сохранят великое движение живым и
поднимут общее сознание человечества на более высокую ступень.
Полковник гордился тем Обществом, которое он помог создать. Это было
справедливо. Несколько меньше он гордился своим положением и властью
президентаоснователя. Это было если не правильно, то понятно. Но
Общество, организация, было создано для Дела. Другой цели у него не
было. Распространение и усиление влияния истинной теософии должны
стоять на первом месте. Все, что мешает этому, надлежит сломить и
Многие последователи Елены в Англии хотели, чтобы она взяла на себя
главенство и по имени, и по существу и предоставила старику с его
напыщенными исполнительными распоряжениями изнемогать от жары, кипеть
и бесноваться в Адьяре.
Но она оставалась непоколебимо верна флагу штабквартиры.
Итак, если он даже теперь не примет это новшество, это естественное
движение вперед, она расколет Общество на две части. Каждая из них
пойдет своим путем. Она говорила и писала ему об этом.
Но Елена надеялась, что до раскола не дойдет. Она искренне любила
своего старого друга-янки, и он действительно был прекрасным
организатором.
Позже она услышала, что он едет в Лондон, дыша, подобно дракону,
огнем. Его драконий огонь мог заставить ключом кипеть семь морей и
спалить зелень Холланд-Парка. За несколько дней до предполагаемой даты
его прибытия планировалось основание Эзотерического отделения и должны
были быть готовы гранки Тайной доктрины. Осенний сезон 1888 года
обещал быть оживленным.
Глава 26
Когда большую комнату для письменных занятий в Холланд-Парке
заполонили гранки Тайной доктрины, Е. П. Б. начала работать над ними в
бальзаковской манере — беспощадным пером. Как все истинные художники,
она никогда не была до конца довольна своей работой и вносила
изменения, сокращения и дополнения вплоть до последней страницы
гранок. Люди вокруг нее грызли ногти, тревожась о скудных финансах их
издательской компании. Перечень исправлений будет ошеломляющим, а
Но благородная рука жестом отметала прочь столь мелкие коммерческие
соображения, а сотрудники и совладельцы нового издательства выполняли
ее распоряжения без малейшего заметного ропота. В большинстве своем
они видели по ходу работы над этой книгой достаточно много
необъяснимого. Это необъяснимое внушило им чувство, что здесь
совершилось действительно нечто незаурядное и его отзвуки пройдут
сквозь века. «В этом столетии книгу поймут очень и очень немногие,-
говорила им Е. П. Б.,- но следующий век увидит, что ее начнут
принимать и ценить по достоинству».
Тайная доктрина была начата четыре с лишним года назад, еще до того,
как Е. П. Б. уехала из Индии в Европу и попалась в западни Общества
исследований психики. Ее Учитель подсказал ей замысел. Но когда она
начала всерьез работать над ним в Париже и Энгиене, у нее было лишь
смутное представление о том, чем же, собственно, должна быть ее книга.
По ее просьбе Уильям Кван Джадж всячески помогал ей и сам видел
некоторые странные феномены.
Однажды, к примеру, он спросил о том, нет ли у нее намерения подробно
рассмотреть в предполагаемой работе вопрос о стихиях.
«Я могла бы,- задумчиво ответила она,- но это отнюдь не спокойная и не
безопасная сторона вопроса, поэтому я должна дождаться распоряжений о
ней».
Она знала, что Джаджа очень интересует этот вопрос, и попросила его
написать все, что он, по собственному мнению, знает о нем. «Тогда,
если все будет в порядке, я посмотрю, что именно можно будет
использовать в книге».
Джадж написал длинный очерк о стихиях. После полудня, когда он
закончил и передал ей текст, было тепло. Но внезапно воздух в комнате,
казалось, остыл до температуры ниже точки замерзания. По всей
видимости, холодом тянуло от Е. П. Б.,- тянуло так, будто она была
связана с каким-то огромным холодильником.
«Похоже, что за открытой дверью у нас Гималаи,- заметил Джадж,- и в
эту комнату идет морозный воздух оттуда». — «Возможно, так оно и
есть»,- улыбнулась госпожа Блаватская.
Джадж начал мерзнуть, дрожать и завернулся в поднятый с пола коврик.
Три дня спустя она сказала ему, что решила лишь слегка коснуться, если
вообще касаться, этого вопроса в Тайной доктрине. Когда книга вышла в
свет, он обнаружил, что в ней нет ровным счетом ничего написанного им.
Два года спустя, в марте 1886 года, Е. П. Б. писала ему из Вюрцбурга,
что она была бы рада, сумей он приехать и помочь ей в распределении
материала для Тайной доктрины. «У меня сейчас есть кое-какие деньги, и
я легко смогу оплатить Ваш проезд туда и обратно. Приезжайте, мой
дорогой, мой добрый друг, приезжайте и сделайте это… Таковы факты,
Джадж, таковы факты, и Учителя объявляют волю обрадовать Ваше старое
сердце «.
Джадж вспоминает: «По некоторым обстоятельствам я не смог принять
приглашение, но, оглядываясь назад, сожалею, что упустил эту
По словам многих очевидцев, материал, шедший от Учителей, проходил
через перо Е. П. Б. различными способами. Иногда его диктовали, иногда
применяли яснослышание или другие средства. Кое-что появлялось в
рукописях самих Учителей. Доктор Хюббе-Шлейден в 1886 году приезжал в
Вюрцбург посоветовать Е. П. Б. немедленно покинуть Германию. Он пишет
о своем опыте:
«Я знаю, что видел множество поправок и примечаний синим карандашом,
сделанных хорошо известным почерком Учителя К. X. в ее рукописи
{Тайной доктрины} и в книгах, которые случайно лежали на ее письменном
столе. Я принципиально отметил это утром, до того, как она начала
работать. Я спал на кушетке в ее рабочей комнате после того, как она
ушла к себе, и кушетка стояла всего лишь в нескольких шагах от ее
письменного стола. Я хорошо помню свое удивление тем утром, когда я
обнаружил великое множество страниц полного формата, исписанных от
руки синим карандашом. Они лежали на ее столе напротив того места, на
котором писала она сама. Я не знаю, каким образом попали туда эти
страницы. Но я не видел их до того, как заснул, и никто во плоти не
входил ночью в эту комнату, ибо сплю я чутко».
Большая часть материала приходила к ней в виде того, что она называла
«астральным светом», путем сосредоточения сознания или иными путями.
Однажды она писала Синнетту: «Каждое утро есть новые обстоятельства и
декорации. Я снова живу двумя жизнями. Учителя считают, что мне
слишком трудно искать в астральном свете мое С. D., и теперь около
полуночи меня заставляют видеть все, что мне нужно, как будто в
полусне. Я вижу покрытые письменами большие и длинные свитки бумаги и
припоминаю их. Мне также было дано видеть всех Патриархов — от Адама
до Ноя, а в промежутках между ними — значение их символов или
персонификаций».
Но даже ее оккультное развитие, равное ясновидению в астральном свете,
не всегда и не полностью освобождало от ошибок. Вся беда была в том,
говорила она, что строки были перевернутыми, как в зеркале, так что
иногда цифры или слова она воспроизводила неправильно. Ее секретари и
личные помощники часто были заняты сверкой цитат из тех редких
старинных книг, доступ к которым был очень и очень затруднителен.
Однажды графине было поручено проверить выдержку из рукописи,
хранившейся в Ватикане. С помощью одного знакомого, у которого в
Ватикане был родственник, она в конце концов сумела выполнить
поручение. Оказалось, что при цитировании Е. П. Б. неправильно привела
всего лишь два слова, и, странное дело, именно эти два слова были
сильно затерты и с трудом читались в оригинале рукописи.
Оба Кейтли — и Бертрам, и Арчибальд — сверяли приведенные ею выдержки
после многих часов поиска той или иной редкой книги в Британском музее
или других хранилищах книг. Они оба отмечают курьезный, но любопытный
факт. Госпожа Блаватская иногда давала цифровые ссылки в перевернутом,
зеркальном виде. Так, например, «страница 321» могла быть указана у
нее как «страница 123».
Молодой кембриджский магистр искусств Джордж Мид начал работать позже,
чем Кейтли; он дополнил домашний обиход живописной нотой — ярко-рыжей
остроконечной бородкой и черным бархатным жакетом. Он подтверждает
слова других очевидцев о том, что Е. П. Б. цитировала известные, но
редкие, недоступные обычным смертным источники.
«Но,- говорит он,- что больше всего интересовало меня в писательстве
Е. П. Б. и до сих пор составляет для меня одно из слагаемых ее
загадки, так это то, что она черпала информацию не только из известных
источников. Я постоянно задавал себе один и тот же вопрос: откуда она
берет знание, точные переводы и толкования текстов, оригиналы которых
неизвестны западному миру?..
Один из наиболее интересных фактов во всей этой проблеме заключается в
том, что она сама наслаждалась красотой этих учений и изумлялась
широте их концепций ничуть не меньше, чем кто-то иной».
Одним из ученых, которые часто беседовали с Е. П. Б. в Холланд-Парке,
был доктор С. Картер Блейк — геолог, зоолог и антрополог из Лондона.
Подобно некоторым другим ученым, он был поражен широтой познаний этой
больной старой женщины, чье формальное образование в России не
дотягивало даже до уровня английской средней школы. Он обнаружил, что
она знает больше него самого в его собственной области исследований.
«Например,- пишет он,- ее информация по вопросу о наулеттской челюсти
существенно превосходила мою».
Ее высказывания по некоторым вопросам он сначала считал ошибочными, но
потом находил, что они-то и были истинными. «Я помню, что в беседе с
ней на Лэнсдаун-роуд в 1888 году, когда госпожа Блаватская работала
над
