Тайной доктриной, она, к моему великому удивлению, неожиданно
поставила вопрос о том, что рельеф морских берегов Тариджа должен быть
плиоценовым. Я следовал тогда рассуждениям Дарвина и Спотвуда Уилсона
и думал, что они должны быть плейстоценовыми.
Тот факт, что берега действительно были плиоценовыми, доказали мне
впоследствии работы Гая… и других исследователей…
Госпожа Блаватская определенно располагала оригинальными источниками
информации (я не знаю, что это были за источники), которые
превосходили познания специалистов в их собственной области
исследований».
Но многие знатоки той или иной проблемы в последнее десятилетие XIX
века не могли согласиться и действительно не соглашались с тем, что их
знание или их концепции могут быть превзойдены. Наука, в ее тогдашнем
виде, была истинной, а госпожа Блаватская сочиняла фантазии.
Тем не менее за сто лет, прошедших с тех пор, как Тайная доктрина
впервые вышла в свет, многие «устойчивые заблуждения» мужей науки
оказались фантазиями, а многое, пусть и не все то, о чем писала Е. П.
Б., было доказано современной наукой. Начинает казаться, пишет один
теперешний ученый, что «современная наука, в сущности, заново
открывает уже известное тем более ранним цивилизациям, которые мы
забыли».
Итак, Тайная доктрина предвосхищала исследования многих ученых и
открывала им выход к свету из тупика материализма. Один из них пишет:
«…Она была источником вдохновения и информации для все большего и
большего числа искателей истины и понимания… Ее влияние на
свойственный миру способ мышления постоянно усиливается… Тот, кто
притязает на истину, обретает в ней способность осветить ключевые
реалии природы и человека и проникнуть в них… В свете Тайной
доктрины концепции современного материализма следует признать такими
неуклюжими, грубыми догмами, которые не связаны и не совместимы ни с
фактами науки, ни с обыденным опытом человека».
Но все более и более явное исполнение пророчеств Е. П. Б. еще было
скрыто в руке времени, когда ранней осенью 1888 года «теософская
двоица» снова сидела за столом, исправляя гранки. Это было очень
похоже на один из тех прежних дней совместной работы над Изидой без
покрывала,- похоже во всем, кроме того, что теперь они оба были на
двенадцать лет старше и за окном была не улица Нью-Йорка, а лондонский
парк.
Судя по всему, что полковник смог узнать от очевидцев, оба
произведения были созданы сходными оккультными методами. Кто мог
назвать поименно всех тех Великих, которые внесли тот или иной вклад
во второе и более полное раскрытие Древней Мудрости? Хотя было ясно,
что к нему приложили руку Учитель Мориа и К. X. Как жаль, что Т. Субба
Роу не оказал той помощи и содействия, которых от него ждали! Причиной
разрыва молодого брахмана и Старой Дамы были по большей части третьи
лица, но все же во всем этом было нечто необъяснимое, думал Олкотт.
Е. П. Б. показала ему письмо, полученное несколько ранее от
бомбейского теософа Токарама Татиа. В письме говорилось о том, что Т.
Субба Роу уведомил его (Токарама) о своей былой готовности помочь Е.
П. Б. с Тайной доктриной, если она изымет из текста все упоминания об
Учителях.
— Неужели он подразумевал, что я отрекусь от Учителей или стану
подтасовывать факты? Ему было конечно же известно, что Учителя сами
одобрили содержание книги,-протестовала Е. П. Б.
— Я так не думаю, друг мой. Но я знаю, что он осуждает вас за
осквернение имени Махатм. Он соглашался помогать вам, но соглашался на
определенных условиях. Одно из условий состояло в том, что вы не
будете названы по имени автором Тайной доктрины.
— Его отпугнул прежде всего тот вздор, который нагородили Ходсон и
Майерс. После этого он начал говорить, что я — всего лишь пустая
оболочка, раковина, выброшенная Учителями,-резко возразила Е. П. Б.
Полковник потеребил бороду.
-Да, я слышал, что…
— Знаете, что он сказал, когда я задала ему нагоняй? — перебила Елена.
-Нет.
-Я могу вспомнить его речи почти дословно: «Вы раскрыли самые
священные тайны оккультизма, отнюдь не предназначенные для европейских
умов. Поэтому лучше всего принести вас в жертву. Раньше люди слишком
сильно верили в вас. Теперь они должны усомниться. Иначе они выкачают
из вас все, что вы знаете». С тех пор его действия основаны именно на
этом принципе.
— Да, поистине жаль. Но ничего, Елена,- утешил ее Олкотт. Он раскурил
трубку и продолжил: — И зада без покрывала, составила целую эпоху. Я в
свое время говорил об этом. Но Тайная доктрина гораздо значительнее.
Эта книга на века и для вечности.
Елена счастливо улыбнулась и сложила последние выправленные гранки в
картонную коробку.
— А это что за гранки? — спросил полковник, указывая на кипу бумаги на
другом конце стола.
— Люцифер,- ответила она, ожидая враждебной реакции.
— Подвиньте их ко мне. Я просмотрю их вместо вас и для вас.
Неожиданное сотрудничество и доброе отношение «достопочтенной бороды»
к Люциферу и к Эзотерическому отделению обрадовали и приятно удивили
Е. П. Б. Что же случилось? Какое море погасило тот драконий огонь,
которым он дышал при отъезде из Бомбея?
Действительно, драконий огонь погас в синем Ионийском море, восточнее
Бриндизи. Именно там и произошла перемена. Там, когда вокруг
прекрасного корабля «Шэннон» сияло спокойное море, а в каюте не было
никого, кроме самого полковника, на его столе неожиданно появился
конверт, надписанный рукой Учителя К. X. Полковник был взволнован его
появлением при столь безупречных обстоятельствах. Мгновение назад
ничего не было, а сию секунду — есть! Вокруг ничего и никого: ни
почтового штемпеля, ни посланника!
В конверте находилось длинное письмо. Помимо всего прочего, в нем была
решена раздражавшая его дилемма. Ему объяснили, что предполагаемое
Эзотерическое отделение необходимо. Он должен предоставить все
оккультные вопросы Е. П. Б. Ему самому надлежит играть привычную роль
организатора и администратора. —
Итак, Генри Олкотт усердно трудился в Англии с целью помочь Е. П. Б.
утвердить новое дело на прочном основании. Затем, 9 октября 1888 года,
он издал тщательно написанное распоряжение, в котором официально
объявлялось о создании Эзотерического отделения Теософского общества.
Новое отделение, писал он, «не имеет официальной или корпоративной
связи с Теософским обществом, за исключением связи, представленной
личностью президента-основателя». Таким образом, надеялся он, был
улажен опасный вопрос «империи внутри империи», хотя он все еще не до
конца был уверен в этом.
В бытность свою в Англии полковник гостил на свадьбе Чарлза Джонстона,
друга Йетса и сына ирландского члена парламента от Южного Белфаста, с
племянницей госпожи Блаватской, дочерью ее сестры Веры.
В конце октября Олкотт уехал по суше в Неаполь. Там он собирался сесть
на пароход «Аркадия», который уходил в Индию. Из Рима он писал госпоже
Блаватской, что, путешествуя поездом по Италии, он удостоился
совершенно неожиданного и великолепного астрального посещения их Гуру,
Учителя Мориа. «Я ощутил такой восторг, что чуть не выпрыгнул в окно.
Он был настроен очень дружественно и сочувственно. Вопреки всем моим
промахам и недостаткам он терпеливо относится ко мне и держится за
меня ради той полезной работы, которую я делал прежде и делаю сейчас,
и ради моего страстного желания до конца исполнить свой долг».
Полковник подписал это письмо тем старым прозвищем, которым Елена
подкалывала его в Нью-Йорке,- «Мэлони».
В Неаполе он пригласил плыть с ним попутчиками Чарлза и Веру Джонстон.
Чарлз блистательно выдержал экзамен для поступления в Индийскую
гражданскую службу. Прославленная сила имперской Британии почти
заполучила работника, который, благодаря теософии, научился ценить по
достоинству культуру «туземцев». Были и другие, способные оценить ее,
но их было очень и очень немного.
А в Англии в течение октября 1888 года вышел из печати первый выпуск
Тайной доктрины. Один экземпляр был послан на отзыв мистеру У. Т.
Стиду, известному лондонскому редактору, который уже проявил свое
расположение к теософскому движению.
Стид перелистал два объемистых тома. Они были, он знал, насыщены
глубокой метафизикой и мистическим знанием,- нелегкая работа для
любого обозревателя! Кто мог сделать ее должным образом? У кого были
проницательный ум, свобода от религиозных предубеждений и широта
видения?
Неожиданно на ум ему пришло одно имя. Это было имя женщины, которой он
восхищался. Она была замужем за ортодоксальным служителем церкви. Тем
не менее в умственном отношении она стояла выше ограничений церковного
христианства, и ей хватило отваги порвать его оковы. Теперь она была
ключевой фигурой у мятежников, известных под именем «секуляристы». Она
мыслила широко и честно, но была убежденным агностиком и к тому же
сверх меры занята делом социальной реформы. Вызовет ли у нее интерес
эта большая книга, посвященная сугубо специальному оккультному знанию?
Он сомневался в этом. Все же что-то заставило его послать ей книгу и
Именно так Тайная доктрина попала в руки Анни Безант.
Глава 27
«Замечательный отзыв — лучший, чем я мог думать, когда просматривал
книгу,- появился у Стида в «Ревью оф ревыоз»,- пишет Бертрам Кейтли в
своих «Воспоминаниях». Автором отзыва была Анни Безант. «Вскоре, я
думаю всего лишь несколько дней спустя,- продолжает Бертрам,- миссис
Безант сама пришла на Лэнсдаунроуд, 17, повидать Е. П. Б.».
Великая сторонница агностицизма открыла в Тайной доктрине нечто,
полностью изменившее ее взгляды и всю ее жизнь. Это исподволь
побуждало ее вступить в Теософское общество.
Елена Блаватская с первого же взгляда распознала в той, что стояла
перед ней, великую душу. Но она не хотела более испытывать горьких
разочарований. Она сняла с книжной полки экземпляр «Доклада» Общества
исследований психики и протянула его миссис Безант. «Изучите это
хорошенько, прежде чем сделать важный шаг и присоединиться к нам»,-
сказала она.
Анни Безант понадобилось немного времени, чтобы прочесть, понять по
существу и по достоинству оценить «Доклад». Она положила его на одну
чашу весов. На второй лежали гений и сила, представленные, по ее
собственным убеждениям. Тайной доктриной и той женщиной, которая
обитала на Лэнсдаун-роуд.
Эдмунд Рассел описывает свое посещение Е. П. Б. немного времени
спустя. Госпожа Блаватская, сидя за столом, раскладывала пасьянс. Это
был привычный, излюбленный ею отдых. «На полу подле нее сидела
маленькая седая женщина. Она сильно прижимала свободную руку той, что
раскладывала карты, к своей щеке. Она была не расположена
разговаривать, и я не расслышал ее имя.
Весь вечер она держалась за руку, и оторвать ее могла
одна-единственная сила — гигантский спрут, захвати он ее своими
щупальцами после крушения корабля в открытом море.
По дороге домой мне довелось упомянуть это сравнение. «Разве вы не
знаете,-спросила миссис Козе,- что ваша маленькая седая женщина —
великая Анни Безант?»
Еще один посетитель дома на Лэнсдаун-роуд описывает появление
пришедшей немного позже Анни Безант: «В черном платье с рукавами по
локоть, тоненькая моложавая женщина с короткими седыми волосами,
венчающими умный лоб».
Госпожа Блаватская все еще боролась со своим больным, причиняющим муки
телом. «Никогда ранее не был известен ни один пациент, который прожил
хотя бы неделю в состоянии такого расстройства почек, которое было у
нее хроническим на протяжении многих месяцев в прошлом»,- писал некий
врач. Она сама говорила, что хорошо чувствует себя лишь в то время,
когда сидит за столом и пишет. Ходить и даже стоять ей было тяжело.
Как долго она все еще должна жить, удивлялась она сама. Вся ее жизнь
была наполовину связана со смертью, которая, начиная с младенчества в
пораженной чумой России, частенько подходила к ней вплотную.
Вся ее жизнь была пронизана борьбой со своим собственным буйным
нравом; нрав этот, вне сомнений, навязала ей текущая в ее жилах кровь
Долгоруковых. Была еще одна продолжительная борьба,- борьба за
подчинение себе той неудержимой психической оболочки, которая
преследовала ее и досаждала ей в юности. Теперь прошло около двадцати
лет
