с тех пор, как она подчинила себе психические силы. Но всегда ли
она использовала их с необходимой умеренностью и осторожностью? Она в
значительной степени преодолела неистовые эмоции буйной крови,
поставила себя выше их, но они все еще пробивались сквозь ее
психофизический аппарат.
Она не знала, в какой мере ее тяжкие болезни были следами и остатками
этих давних сражений и в какой могли быть кармическими плодами
предшествующих жизней. Но она понимала, что они были смертельными.
Только ее Учитель сдерживал их,- сдерживал временно и с какой-то
целью. И еще она знала, что очень устала испытывать и переносить боль,
неудобства и стеснения, причиняемые этой старой скрипучей повозкой —
ее телом.
Но большинству тех новых учеников, которые находились близ нее в
Лондоне, казалось, что с нее ниспадает исполненная достоинства мантия
Учителя. Для них она была подобной древнему Платону, когда тот в
старости сидел в обществе молодых друзей, глядя на их смешные
человеческие ужимки и шалости с терпимостью большей, чем можно было
Но она знала, что тот, кто всерьез притязает на Путь, должен просто
существовать в своей телесной оболочке в то время, когда его подлинная
жизнь — в духе. Тем не менее спокойного отношения к жизни и
безразличия к ее радостям и печалям было недостаточно. Она писала
одному вновь обращенному: «Мне нет нужды говорить
Вам, что Царствие Небесное есть не что иное, как господство
бессмертного человеческого духа над внутренними силами Вселенной, и
его надлежит брать силой. Я сожалею о вынужденной надобности говорить
Вам, что награду Мудрости и Силы можно добыть, лишь пройдя через
опасности, испытания, соблазн, обольщения чувства и все искушения того
материального мира, который они уравновешивают».
Внутреннее согласие, мир и лад среди ее эзотеристов были тем, на чем
она настаивала как на важнейшем, жизненно необходимом условии успеха.
Это согласие и мир были нарушены дважды, и она писала, что если это
случится в третий раз, обучение группы именно в качестве группы будет
прервано и никогда более не возобновится. «Отдельные, достойные того
члены будут учиться, но весь класс, в котором собрались те, кто
ненавидит, и те, кого ненавидят, будет распущен раз и навсегда».
Ее ученики в оккультизме должны были жить согласно своду строгих
правил. Тех, кто нарушал его, изгоняли без малейших колебаний. Вместе
с тем жалость и сочувствие Е. П. Б. к слабым, угнетенным и несчастным
стали еще сильнее, чем в прошлом, если только это было возможно. Она
всегда была готова не скупясь помочь им из своей «вдовьей лепты».
Однажды, к примеру, русский священник восточной православной церкви,
собирая милостыню для бедных, пришел в ее лондонский дом. Она указала
на тот выдвижной ящик письменного стола, в котором хранила свой
невеликий запас денег, и просто сказала: «Помогите им сами».
В другой раз она писала Анни Безант, которая вела большую
благотворительную работу среди сильно нуждающихся: «У меня есть почти
30 шиллингов моих собстеенных денег, и я могу свободно располагать ими
(Вы знаете, я бедна и горжусь этим). Я хочу, чтобы Вы взяли их без
единого слова. На них можно купить 30 обедов для тридцати маленьких
голодающих бедолаг».
Ее сострадательное сердце иногда влекло ее вспять, к старым феноменам.
Ее «чудеса» вызвали такие плохие отклики во всем мире, что теперь она
редко совершала их при какой бы то ни было публике.
Но ее близкие ученики рассказывают интересные истории о множестве
странных случаев. Одна из лучших историй приведена в «Воспоминаниях»
Арчибальда Кейтли. Лондонская группа обсуждала вопрос о потребностях
того человека, который в данное время «воистину голоден». Во время
разговора госпожа Блаватская упорно молчала и неожиданно воскликнула:
— Да, я вижу! -Она обернулась к Арчибальду и спросила: — Есть у вас 25
фунтов одной банкнотой?
Он не знал, что и думать, но в конце концов нашел банкноту и подал ее
Е. П. Б. Она отказалась взять ее в руки.
— Нет,- сказала она,- я хочу, чтобы вы туго свернули банкноту и
положили ее вон туда, в мою корзинку с табаком. Закопайте ее в табак
поглубже.
Арчибальд сделал то, что ему было сказано, и поставил корзинку на
подлокотник ее кресла. Она положила руку поверх плотно закрытой крышки
и, казалось, ушла в «глубокое раздумье». Минуту или две спустя она со
вздохом сказала:
— Откройте корзинку и возьмите вашу банкноту. Когда Арчибальд
развернул банкноту, он нашел в ней вторую свернутую бумажку в 25
фунтов. Пристально рассмотрев находку, он обнаружил, что номер на ней
не совпадает с номером на его собственной банкноте.
«Материализованная» банкнота в 25 фунтов — не подражание или копия
подлинной, а в любом случае самая настоящая — была отправлена почтой
нуждающемуся человеку.
Позже Арчибальд спросил ее:
— Зачем вам нужна была моя банкнота, если вы преципитировали другую?
— Знаете ли, с матрицей легче работать. В таком случае нет надобности
в той точной астральной картине, которую иначе приходится строить из
физических частиц.
— Откуда взялись те физические частицы, которые вы использовали с
целью материализовать вторую банкноту? — пожелал узнать он.
Она постаралась объяснить ему, какие, собственно, силы стоят за
феноменом.
— Видите ли, в тех центрах, которые хранят мои оккультные друзья, есть
определенные средства. В известных случаях я могу потребовать часть
этих средств в помощь тому или иному человеку. Когда я делаю это,
деньги там, на другом конце линии, дезинтегрируют и посылают сюда. Я
реинтегрирую их здесь.
Темные, укромные уголки табачной корзинки, по всей видимости, не раз
были хорошим местом для материализации. Бертрам Кейтли пишет в
«Воспоминаниях» о другом случае.
Субботним вечером Е. П. Б. получила письмо от женщины, которая
когда-то сильно обидела ее. Письмо было просьбой о помощи деньгами в
крайней, отчаянной нужде.
Е. П. Б. вынула из кошелька пять соверенов и спросила, не может ли
кто-нибудь обменять их на бумажные деньги? Никто не смог. Ее плетеная
из травы цейлонская корзинка для табака ходила по рукам среди тех, кто
хотел сделать себе сигарету. Когда корзинка дошла до нее, она положила
внутрь пять соверенов, закрыла крышку и продолжала разговаривать.
Несколько времени спустя Бертрам попросил разрешения свернуть себе
сигарету. Она подвинула корзинку к нему. Заметив отсутствие золотых
монет, он сказал:
— Алло, Е. П. Б., что вы сделали с этими пятью соверенами? Я думал,
что вы положили их сюда.
— Я так и сделала.
Он снова обыскал корзинку и обнаружил пять фунтов банкнотой.
— Итак, опять ваши маленькие игры,- заметил Бертрам, подавая ей
банкноту. Она слегка улыбнулась, написала дружеское письмо своему
«врагу», положила в него банкноту и вручила Бертраму с просьбой
отнести на почту.
— Я пошел и опустил его в ящик как раз во время полуночного сбора
почты,- пишет он.
Значительная часть материала, написанного для Тайной доктрины, не
отвечала схеме построения двух первых томов и была отложена в сторону.
В своем предисловии к первому тому Е. П. Б. пояснила: «Если эти тома
будут приняты благосклонно, не составит особого труда довести замысел
до полного завершения. Третий том совершенно готов, четвертый почти
готов». Однако ее непосредственной, ближайшей задачей была напряженная
работа над двумя другими книгами — Ключ к теософии и Голос Безмолвия.
Следовало также написать, как обычно, множество длинных писем, и
написать не только в Индию и другие места, но и в Америку, где
возникало что-то хорошее.
Свет на Западе становился все сильнее и сильнее, но вместе с ним почти
неизбежно возникала тень. «Темная тень всегда идет вместе с
философией, двигаясь в ее собственном свете, до тех пор пока та
полностью не очистит себя от плотской скверны»,- гласит одна старинная
книга о тайнах герметизма.
Хорошим в Америке был быстрый рост Теософского общества. После того
как в 1878 году Е. П. Б. и Олкотт уехали из Нью-Йорка, движение
несколько лет пребывало в дремотном состоянии. Затем, вслед за
поездкой Уильяма Кван Джаджа в Европу и Индию в 1884 году, появились
новые зеленые побеги. Их появление было во многом обусловлено трудами
мистера Джаджа в теософском саду. До сих пор он, ее старый ученик в
оккультизме, был слишком занят своими профессиональными делами и не
мог уделить теософскому саду столько времени, сколько тому было
необходимо. Кроме того, он иногда думал, что им пренебрегли, когда
«Старики» уехали в Индию — в ту страну, куда он сам страстно хотел
Но теперь он стал иным. Он понял, что его dharma была в Америке. Он
стал местным представителем вновь созданного Е. П. Б. Эзотерического
отделения и вел большую работу по расширению Теософского общества. В
1888 году он впервые провел большое национальное собрание членов
Общества. Е. П. Б. отправила туда своего посланца — Арчибальда Кейтли.
Он вез с собой ее длинное письмо, которое надлежало огласить в
собрании. Доктор Кейтли с удовольствием приобретал опыт первого
путешествия за пределы Англии и получил приглашение на второе
ежегодное собрание в 1889 году.
Теперь становилась ясно видна та тень, которая должна была двигаться
вместе с нарастающим светом. Такой тенью была очень деловая и
хлопотливая личность по имени профессор Эллиот Козе. Он был членом
Смитсонианского института и считал себя важной, общественно значимой
персоной. Его главной целью было приобретение еще большего
общественного влияния почти всеми доступными средствами.
Теософия заинтересовала его несколько лет назад. Он действительно был
одним из множества тех, кто приезжал к Е. П. Б. в 1884 году, когда она
жила в Эберфельде. Но она с самого начала отнеслась к нему с
определенным подозрением. Она увидела слишком много эгоизма, суетности
и личных амбиций. Более того, он глупо льстил и досаждал ей манерой
интриговать ее. Она начала думать, что профессор вслед за Ходсоном и
считал ее великой обманщицей, и восхищался этим. Он ясно дал понять,
что хочет вместе с ней, общими усилиями, водить людей за нос под
барабанный бой величайшего, самого блистательного обмана за все
Но его первая цель состояла в том, чтобы заполучить всю полноту власти
в Америке. Джадж стоял ему поперек дороги. Джаджа следовало сместить
или исключить из расклада сил. Власть международная, верил он, придет
позже, когда не так уж и трудно будет отодвинуть в сторону Олкотта.
Обертоны таких мечтаний и замыслов начали звучать в его письмах
госпоже Блаватской, а вскоре между Коэсом и Джаджем вспыхнула открытая
Несмотря на свои давние подозрения, Е. П. Б. думала, что Коэсу следует
дать шанс. Возможно, надеялась она, он сумеет преодолеть свое
вожделение к власти и личному престижу. В таком случае он станет
весьма и весьма полезным членом Общества и мощной силой в теософском
движении. У него были большие возможности творить и добро, и зло. Она
уповала, что он изберет добро.
Но, увы, зло становилось все более и более явным. В письме, написанном
на исходе 1887 года видному американскому теософу, доктору Дж. С.
Бэку, Е. П. Б. говорила о Коэсе:
«Он поступает как Сатана, предлагая смиренному Назареянину все царства
земные, если я всего лишь втайне помогу ему и признаю его единственным
и единоличным главой Теософского общества в Америке, выбросив из него
разом и Джаджа, и Олкотта. Короче говоря, он [Козе] принудит Америку
признать и почитать меня как Единственного Представителя Теософии на
Континенте, а я заставлю (!) Махатму К. X. написать американцам
циркулярное письмо о том, что один только Коэс и лично Коэс —
единственный представитель, и т.д., и т.п. …От отвращения я
заболела.
Я сказала ему, что никогда, ни-ко-гда не изменю Олкотту и Джаджу —
своим самым лучшим и доверенным друзьям
