— такой, будто
покачнулась и рухнула стена комнаты или упал на пол заставленный
стеклянной посудой стол. Перепуганные дамы выскочили на улицу
посмотреть, что же случилось. Но там не было ни малейших признаков
чего-то сломанного.
Треск этот был наихудшим из всех тех странных звуков, которые
слышались по всему дому,- пощелкиваний и ударов по обстановке, как в
те времена, когда в доме была молодая Елена — медиум, наделенный даром
телепатии.
Но самым странным было то, что недоброжелательно настроенная ко всему
странному Екатерина обладала сильным ясновидением. Когда сестры
вечером сидели в своей большой гостиной и пытались читать, Екатерина
внезапно воскликнула: «Я вижу ее! Она здесь!» Она показывала на
дальний, темный угол комнаты. Надежда ничего не видела там. Екатерина
описала ей свое видение Елены, «одетой во все белое, с большими белыми
цветами на голове».
Это произошло на поверку тогда, когда Елена уже двое суток лежала в
гробу. Но тетушки не знали этой новости.
II июня в Уокинге, в Южной Англии, были кремированы бренные останки
Елены Петровны Блаватской. Надгробную речь произнес обладатель рыжей
остроконечной бородки Джордж Мид. Сын полковника Роберта Мида, Джордж
был интеллектуальным мистиком. С 1887 года он был личным секретарем Е.
П. Б. Позже ему было суждено написать несколько глубоких книг об
истоках христианства, гностицизме, герметических учениях и стать мужем
Лауры Мэри Купер.
В надгробной речи он сказал: «Е. П. Блаватская мертва. Но Е. П. Б.,
наш наставник и друг, жива и будет вечно жить в наших сердцах и наших
воспоминаниях. В нашей сегодняшней печали особенно ясна та мысль,
которую мы должны вечно помнить и вечно следовать ей. Истинно то, что
человека, известного нам под именем Е. П. Блаватской, больше нет и не
будет с нами. Но истинно и то, что все еще жива и действенна та
выдающаяся и благородная личность, великая душа, которая учила всех
нас, мужчин и женщин, жить чище и с меньшим эгоизмом.
Непоколебимая верность своей великой миссии, от которой не могли
отвратить ее ни оскорбления, ни ложное понимание, была точкой опоры ее
сильной и бесстрашной натуры».
Урну с прахом привезли в Лондон и временно поместили в доме № 19 по
Авеню-роуд, где на столе лежала незаконченная редакторская работа Е.
П. Б.
Позже прах разделят на три равные части, предназначенные для трех
главных мировых центров теософии. Одна часть хранится в Европе.
Известный шведский скульптор Свен Бенгтсон передал через графиню
Вахтмейстер предложение сделать для нее достойную урну. Вторую часть
своими руками доставил в Америку Уильям К. Джадж, который был тогда на
пути в Англию. Третья часть была предназначена для Индии.
Полковник Генри Стил Олкотт, занятый тогда чтением лекций в далеком
австралийском городе Сиднее, получил телепатический знак — чувство
печали, утраты, опустошенности. «Получил тяжкое предчувствие смерти Е.
П. Б-«,- записал он в своем личном дневнике.
Затем в печати появилась телеграмма с известием о ее смерти. Полковник
отменил все дальнейшие планы поездки с чтением лекций по обратной
стороне Земли, в стране антиподов, и вскоре был на пароходе, который
шел через многие моря в Англию.
Содружество, которое столь много значило для него и будет, он верил,
многое значить для всего человечества, было окончательно и
невосстановимо разорвано. Все, что он найдет в ее комнате на
Авеню-роуд,- всего лишь горсть серого праха. Как и чем может быть
связана эта горсть с великой душой, пленительной, таинственной
носительницей Света, известной под именем Е. П. Б.? Даже для него,
который знал ее так давно и долго, она была загадкой. Но он знал, что
она была великим оккультистом,- слишком великим для постижения ее
нравственной величины большинством обычных людей.
Прах! Он был, по всей видимости, символом. Так учили древние. Он
отвезет его назад, в Святую землю, в Индию. Ее божественный, Вечный
Свет Елена Блаватская в долгой борьбе и многих страданиях несла к
окнам мира, которые так неохотно открывались навстречу.
По законам штата Нью-Йорк со смертью госпожи Блаватской само собой
закончилось ее судебное дело против газеты «Сан» и доктора Эллиота
Коэса. Они ускользнули от наказания, и с этим ничего нельзя было
Но длительный поиск данных в подкрепление своих печатных высказываний
убедил редакторов «Сан», что на страницы их газеты проникли ранее
грубая ошибка и большая несправедливость. Без всякой юридической
необходимости или принуждения они напечатали 26 сентября 1892 года
редакционную статью, в которой отказывались впредь признавать истинным
интервью Коэса. Одновременно газета предоставила свои страницы для
пространного сообщения мистера У. К. Джаджа о личности и деятельности
Е. П. Б.
Редакционная статья «Сан», в частности, гласила: «На другой странице
мы помещаем статью, в которой мистер Уильям К. Джадж повествует о
романтическом и необыкновенном роде деятельности покойной Елены П.
Блаватской. Пользуемся случаем заметить, что 20 июля 1890 года мы
совершили ошибку, допустив на страницы «Сан» статью доктора Э. Ф.
Коэса из Вашингтона. В ней были высказаны те голословные обвинения
против самой госпожи Блаватской и ее последователей, которые
впоследствии оказались безосновательными. Статья мистера Джаджа
устраняет все сомнения, высказанные в адрес госпожи Блаватской
доктором Коэсом. Мы хотим сказать, что все его обвинения в адрес
Теософского общества и лично мистера Джаджа не подкреплены
фактическими данными. Их не следовало печатать».
Это был благородный, достойный уважения поступок. Крупная газета
печатно взяла назад свои слова с целью очистить имя покойной женщины
от клеветнических обвинений, не подкрепленных фактами.
Переживания Эллиота Коэса неизвестны. Вне сомнений, он был рад, когда
смерть противницы избавила его от последствий судебного процесса. Но
отказ «Сан» от своих крепких, забористых слов и принесенные ей
извинения подразумевали, что его нападение было злоумышленным и
полностью основанным на лжи. Это было горькой пилюлей для человека,
столь озабоченного своим престижем и влиянием в обществе.
Несколько пылких некрологов о Е. П. Б. напечатали те ее ученики, кому
выпало близко знать ее. Но, возможно, обычному современному читателю
интереснее всего влияние госпожи Блаватской на тех людей — мыслителей,
писателей, социальных реформаторов и общественных деятелей,- которые
выступали и были известны за пределами основанного ею Общества.
Социальный реформатор Герберт Берроуз, в частности, пишет:
«Я пришел к ней материалистом; она оставила меня теософом.
Материалиста и теософа разделяет непроходимая пропасть. Через эту
пропасть она сумела построить мост. Она была моей духовной матерью, и
никогда у ребенка не было более любящего, более терпеливого и более
мягкого наставника.
Это было в прежние дни на Лэнсдаун-роуд. Обсуждали те проблемы жизни и
разума, которые наш материализм не мог разрешить. Анни Безант и я
интеллектуально обитали тогда там, где сейчас простираются для нас
негостеприимные берега агностицизма, но всегда жаждали большего
света… И вот однажды, в навсегда памятный вечер, с письмом от У. Т.
Стида, редактора «ПэллМэлл газетт», вместо верительной грамоты мы
оказались лицом к лицу… с женщиной, которую потом научились понимать
и любить, как самую удивительную женщину тех времен… Если бы те, кто
так глупо говорит о ее влиянии на людей, могли бы хоть отчасти знать,
сколь глубокое впечатление производило на нас ее постоянное стремление
доказывать все и твердо придерживаться лишь того, что было добром!
Сидя близ нее в те времена, когда со всех краев земли приходили к ней
незнакомцы, я с радостью наблюдал их удивление при виде женщины,
которая всегда говорила только то, что думала. Приди к ней принц —
она, вероятно, потрясла бы его; приди к ней нищий — он получил бы ее
последний шиллинг и самое доброе слово».
«Саладин» (Стюарт Росс), который именовал себя агностиком, написал для
«Агностик джорнэл» длинный панегирик Е. П. Б. Вот некоторые извлечения
из его статьи:
«Она была просто-напросто прямой и романтически честной великаншей;
она соизмеряла себя с теми мужчинами и женщинами, с которыми
соприкасалась, ощущала различие между ними и собой и была недостаточно
лицемерна, чтобы прикидываться, будто она не замечает этого различия.
Она не применяла даже к тем, кто обижал и оскорблял ее, эпитетов
худших, чем «глупцы». Даже таких противников, как Куломбы и доктор
Коэс, она упоминала с выражениями, подобными «Господи, прости им, ибо
не ведают, что творят». Воистину «обманщица»! Среди всех смертных,
кого я только встречал, она была почти единственной, кто не обманывал
и не мошенничал. Вы, те, кто глумливо усмехается по дешевке, читайте
Изиду без покрывала. Тайную доктрину и Ключ к теософии — читайте, и вы
обнаружите, что теософия, скорее всего, есть нечто слишком высокое для
вашего понимания и нечто несоизмеримо далекое от самой возможности
использовать ловкость рук шарлатана или фокусы шута…
Она прожила ту бурную, исполненную труда и волнений жизнь, которая
оставила свои росчерки на ее лице и вызвала или ускорила неизлечимую
болезнь… Она была бодрой, веселой и общительной. В ее жилах не текло
ни единой капли грязной крови.
У нее не было ни одной черточки той ограниченной, жеманной манеры
говорить о своих друзьях и современниках, которую усваивают светские
дамы. Она не думала плохого, и поэтому ей не случалось сказать злое
Госпожа Блаватская, которую я знал, для меня мертва. Разумеется, все,
что может быть вечным или преходящим в ней, все еще кружится в
водовороте Вселенной. Но для меня она жива лишь в том, что делают
другие на стезе великого и доброго, в памяти о ней и ее вдохновляющем
примере. Ее последователи — гностики в тех спорных вопросах
телеологии, где я всего лишь агностик. У них есть сообщение,
неразрывная связь с умершей, а мне остается лишь оплакивать ее».
Редакционная статья в нью-йоркской газете «Трибьюн» от 10 мая 1891
года дает определенное представление о восприятии современниками Е. П.
Б. и ее дела:
«Однако в некоторых умах может возникнуть утопическая мысль о попытке
сокрушить в девятнадцатом веке все преграды расовых, национальных,
кастовых и классовых предрассудков и привить тот дух братской любви,
которым обладал величайший из Учителей в первом веке,- благородная
цель, которую могут осуждать лишь те, кто не признает христианство.
Госпожа Блаватская считала, что возрождение и обновление человечества
должны быть основаны на развитии альтруизма.
…В другом отношении она проделала важную и значительную работу.
Можно сказать, что никто иной в современном поколении не сделал больше
нее с целью вновь открыть давно запечатанную сокровищницу восточной
мысли, мудрости и философии. Воистину никто не сделал столь многое с
целью осветить эту глубинную мудрость-религию, созданную погруженным в
вечное размышление Востоком…
Ее стопы действительно были направлены туда, куда могут последовать за
ней лишь очень немногие посвященные, но тон и направленность ее
произведений были здравыми, бодрящими и стимулирующими. Урок, который
она постоянно давала, состоит в том, что миру от человека больше всего
нужна и всегда будет нужна именно потребность покорить себя и работать
для других.
Те, кто пристально рассматривает мир, давно заметили, что тон
современной мысли во многом испытывает на себе воздействие этого
[урока Е. П. Б.]. Более широкая гуманность, более либеральный способ
рассуждения, склонность исследовать философские учения древних с более
возвышенной точки зрения прямо связаны с тем, что она делала и
сделала. Словом, госпожа Блаватская наложила свой отпечаток на время».
Видный редактор У. Т. Стид писал о значимости учения Е. П. Б.:
«Начнем с того, что оно имело по крайней мере одно преимущество,-
преимущество быть еретическим. Истина часто начинается с ереси. В
каждой ереси может быть драгоценный камень нового откровения.
Во-вторых, она вновь принесла ученому и скептически настроенному миру
вечную концепцию величайших религий,- концепцию бытия величественных
существ, стоящих неизмеримо выше пигмейского племени людей, поистине
на половине пути между Бесконечностью и нами самими.
Госпожа Блаватская укрепила, усилила и почти сызнова создала во многих
