в качестве пианистки сказано многое, так что нет
нужды повторяться.
Сама она говорит, что на протяжении этих месяцев в Лондоне снова
встретила своего «таинственного индуса», и снова «в облике иноземца».
На сей раз он прибыл в Лондон в обществе лишенного трона туземного
князя. Князь этот был, вероятно, Дулип Сингх, махараджа Лахора,
которого позже представили королеве Виктории. Князь и его свита
прибыли в Саутгемптон в июне 1854 года. Стало быть, встреча Елены с ее
Покровителем должна была произойти незадолго до ее отъезда из Англии.
На этом свидании ее высокий, увенчанный чалмой Покровитель, как она
сама рассказывала, сообщил, что судьба ее связана с Индией. Место
призвания станет доступным, но позже, «в двадцать восемь или тридцать
лет». А пока нет причин, мешающих ей провести там известное время и
получше узнать эту страну.
Вероятно, именно в дни своего тогдашнего пребывания в Лондоне или,
может, несколько ранее она, испытывая страшную подавленность,
депрессию от неудачных поисков, стояла на мосту Ватерлоо с намерением
покончить с собой. «Грязная, тусклая вода Темзы казалась мне
привлекательной могилой». Но прежде чем она смогла бы прыгнуть с
моста, рядом с ней снова оказалась таинственная фигура ее Стража (сама
Елена не отмечает, был он в земном теле или вне его). Он рассеял ее
подавленное настроение и убедил в том, что поиски ее не будут
напрасными,-она отыщет «философский камень».
К тому времени миновало около пяти лет со дня ее решительного побега
из Еревана. Она уже объехала вокруг света, и у нее не было ни
малейшего желания возвратиться в Россию. Ей казалось, что лучше
дрожать от страха в путешествиях по окраинам мира, чем жить в
безопасности в доме Блаватского.
Лето 1854 года застает ее сначала в Нью-Йорке, затем — в Чикаго, а
потом — в крытом фургоне, идущем с караваном переселенцев на Запад. В
этом путешествии она наконец-то познакомилась с мормонами в
Солт-ЛейкСити, городке штата Юта. Здесь она гостила у миссис Эммелины
Бланш (Вудворд) Уэллс, редактора и издателя «Вуменз
Экспонент»,-впоследствии та, сплетничая со своей внучкой, как-то
упомянула, что госпожа Блаватская носила тяжелые мужские ботинки.
Возможно, Елена совершила еще одно путешествие из Калифорнии в Мехико
и Южную Америку. Но во всяком случае, где-то в 1855 году она уже
пересекла Тихий океан и встретилась в Японии с некоторыми членами
братства Ямабуши. Из Японии она отправилась на парусном корабле в
Индию и приступила к решению увлекательной задачи — изучить эту
таинственную страну.
Здесь мы находим еще одного очевидца, чьи башмаки покрывала та же
самая пыль, которой были запачканы ботинки Елены. Это был бывший
лютеранский пастор из Германии герр Кюхльвейн — возможно, родственник
ее старой гувернантки, носившей то же имя. Он отправился в Индию ради
своих собственных мистических изысканий и действительно нашел там
молодую госпожу Блаватскую. К тому же полковник фон Хан просил
Кюхльвейна отыскать его странствующую дочь, — при случае, когда
позволяли обстоятельства, полковник посылал ей деньги и, конечно,
очень беспокоился о ее безопасности и благополучии.
Отыскать ее, вероятно, было не так уж трудно: русские путешественники
в Британской Индии времен Крымской войны были редкостью. Они
встретились в Лахоре, где Кюхльвейн и двое его товарищей, «братья
N…», готовились под разными именами тайно проникнуть в Тибет. Елена,
исполненная желания вновь попытаться проникнуть на заповедную землю,
согласилась с их планами. Они вместе отправились в Кашмир, в Шринагар
и через долину Синда к Леху, расположенному на одиннадцать с половиной
тысяч футов выше истоков Инда. Из Леха, главного города области
Кадакх, несколько путей вели в сам Тибет, а севернее и западнее его
лежали земли, называемые иногда малым Тибетом.
В своей книге Изида без покрывала Е. П. Блаватская пишет о нескольких
своих встречах с татарским шаманом, который обладал явными
телепатическими и другими экстрасенсорными способностями. Она
повествует о том, как однажды попала в отчаянное положение, и шаман
вызвал ей на выручку отряд в двадцать пять всадников-ламаистов.
Еще одна история гласит, что приблизительно в то же самое время она
стремилась достигнуть Тибета на другом краю Индии, близ Дарджилинга.
Проникнуть туда она не смогла: ей приказал уехать британский армейский
офицер, лейтенант Муррей, служивший там пограничным начальником.
Многие годы спустя сам Муррей — отставной генерал-майор — поведал
полковнику Олкотту и еще одному слушателю о том, как его солдат настиг
госпожу Блаватскую где-то поблизости от границы. Ее доставили в дом
Муррея; она познакомилась с его женой и около месяца гостила у них.
Беатрис Гастингс пытается устранить явное противоречие между этими
двумя рассказами с помощью достаточно вероятного предположения,
согласно которому солдат Муррея застал Елену близ границы в то время,
когда она не шла в Тибет в одиночестве, но возвращалась оттуда. Если
дело обстоит именно так, то она вполне могла ранее отыскать способ
проникнуть в Тибет на северо-западе, из Кашмира, как утверждает другое
После отъезда из дома лейтенанта Муррея Елена затерялась в
пространстве великого континента Индостан. Описаний проделанных ею
опытов и приобретенных знаний, говорила она Синнетту, хватило бы на
целую книгу. Со временем она действительно написала об этом книгу,
или, вернее, ту серию очерков для «Московских новостей», которая позже
составила книгу Пещеры и джунгли Индостана. Эту книгу и другие
произведения на русском языке она подписывала литературным псевдонимом
Радда-Бай. Но книга эта не содержит точного описания ее опытов; это
скорее оригинальное смешение фактов и вымысла в том стиле, который
принес ей литературную известность у русских издателей.
Елена рассказывала друзьям о времени, проведенном в Индии: «Я была
зачарована. Я провела в путешествиях около двух лет, строго следуя
предписанному мне пути, и каждый месяц получала деньги, ни сном, ни
духом не ведая, кто посылает их. Я получала письма от Него [ее
Покровителя], но за эти два года ни разу Его не встретила*.
Еще до того, как в 1857 году вспыхнул мятеж сипаев, таинственный индус
письменно приказал ей отправиться на Яву для «известного дела», а
Возвратившись в Европу, она путешествовала по Франции и Германии.
Позже, к исходу 1858 года, девять лет спустя после отъезда из дому,
она ощутила непреодолимое желание вновь увидеть свою семью. К тому
времени ей исполнилось двадцать семь лет; она стала зрелой женщиной,
дважды объехала вокруг света, жила в экзотических странах, видела и
изучала то, что лежало далеко за пределами самых дерзких мечтаний
домоседов, оставленных ею на родине. Разумеется, теперь можно было не
опасаться, что они постараются подчинить себе течение ее жизни или
возвратить ее Н. В. Блаватскому. Возможно, к этому времени пылкая
страсть Никифора все же остыла. Она от всей души надеялась на это,
когда в ностальгическом настроении отправилась наконец в Россию.
Глава 6
Когда полковник фон Хан знал, где можно застать свою дочь Елену, он
посылал ей деньги; но бывали продолжительные периоды времени, когда он
даже не получал никаких известий о том, жива ли она еще. Он знал, что
Вера не получила от нее ни одного письма, впрочем, как и все семейство
Фадеевых.
Семья действительно никогда не получала известий от нее самой, но
иногда узнавала о ней из тех скандальных слухов, которые докатывались
далеко на юг, до самого Тифлиса. Но чаще всего они не верили
сомнительным россказням. Некоторые были уверены, что долгое молчание —
свидетельство ее смерти. Иначе она написала бы хоть строчку тем, кого
так любила!
Вице-губернатор Никифор Блаватский всеми силами старался добиться
расторжения своего брака, но церковь отказала ему в разводе. Поэтому
он смирился со своей судьбой соломенного вдовца в надежде удалиться
вскоре в свое сельское имение, «укромный уголок, о котором никто не
знает, и жить там в окружении тихих радостей одиночества… Я утомлен
безрадостной жизнью в Ереване»,-писал он Надежде, любимой тетушке
Елены.
Несколько лет спустя после бегства Елены из России ее сестра Вера
вышла замуж; мужем ее стал Николай Яхонтов. Но он вскоре умер, и на
Рождество 1858 года молодая вдова с двумя маленькими сыновьями
приехала к своему свекру генералу Яхонтову в Псков, на север России.
Полковник фон Хан, все еще привлекательный мужчина, тоже был там. Он
давным-давно ничего не слышал о своей блудной дочери, и никто не мог и
подумать о том, что она приедет с гостями, которых звали на Рождество.
Рождество было особенным: вместе с ним праздновали свадьбу Вериной
золовки. Тройки и сани, переполненные гостями, с весело звенящими
колокольчиками подъезжали по снегу прямо к дому; слуги спешили в
прихожую на звон дверного колокольчика, который, казалось, никогда не
умолкнет. Шум приветствий и разговоров наполнял большие гостиные. В
ярком свете люстр выстреливало пробками шампанское.
Наконец все уселись за стол; настало счастливое, но серьезное и важное
мгновение. Самый достойный мужчина встал с бокалом в руке предложить
тост за новобрачных. Он дождался молчания и почти начал тщательно
подготовленную речь, когда вновь, звонко и требовательно, прозвонил
дверной колокольчик.
Внезапное и странное предчувствие овладело Верой: она была уверена — у
дверей звонит ее давно потерянная сестра. Мысль была безумной, она
знала это, но сердце ее взволнованно билось, и прежде чем слуги хотя
бы пошевелились, она вышла из-за стола и опрометью бросилась к входу.
Невероятно, но это действительно была Елена, закутанная в усыпанную
снегом одежду. Слишком взволнованные для слов, сестры обнялись со
слезами радости на глазах. Вера повела сестру на свадебное
От неожиданности гости замолчали. Мгновение спустя полковник фон Хан,
вытирая седеющие усы, вскочил на ноги, и все сразу заговорили. Глаза
Елены светились любовью к соотечественникам и удовольствием от столь
драматического появления. Прошло немало времени, прежде чем
достойнейший муж смог вернуться к своей речи и своему тосту.
Еще до своего появления в Пскове Елена дала о себе знать деду, бабушке
и тете Надежде на юг, в Тифлис. Она, видимо, написала им откуда-то из
России или по дороге в Россию для господина Н. В. Блаватского в
Ереване. 12 ноября 1858 года он получил от Надежды письмо, на которое
ответил на следующий же день: «До сих пор я ничего не знал о
возвращении Е. П. в Россию. По правде говоря, это давно перестало
интересовать меня. Время уносит все, даже саму память. Вы можете
заверить Е. П. моим словом чести в том, что я никогда не буду
преследовать ее».
Из семейных воспоминаний, написанных впоследствии и Верой, и Надеждой,
мы узнаем, что по возвращении Елены Петровны Блаватской в Россию
вокруг нее происходило гораздо больше таинственных явлений, чем вокруг
той девочки, которая когда-то уехала отсюда.
«Негромкие постукивания и приглушенные до шепота голоса, таинственные
и необъяснимые звуки слышались теперь постоянно и повсюду. Куда бы ни
пришла вновь прибывшая обитательница дома… были слышны удары и
перемещения всего содержимого почти в каждой комнате дома, на стенах,
на полу, в окнах, на диване, в диванных подушках, зеркалах и часах —
короче говоря, везде». Странные вещи происходили вокруг Елены с самого
детства, но теперь феномены приобрели большую частоту и настойчивость.
Казалось, ее окружают незримые существа, которым она обеспечивает
готовый источник психической силы. В известной степени она могла
подчинять такие проявления своей воле, но по большей части они
пребывали вне и выше ее власти. Она считала это большим неудобством, а
нередко — сильной помехой; она знала, что может частично подчинить их
своей воле или изгнать — либо сойти с ума. Она стремилась заставить
этих существ повиноваться, и не безуспешно.
События эти происходили приблизительно десятью годами позже
возникновения современного спиритизма в Америке; начало ему положили
странные явления в доме Джона Фокса в Рочестере. Вера в духов
распространилась
