пыли!
Пред Кем томится и скрежещет
Суровый маг моей земли!
Тебя — племен последних Знамя,
Ты, Воскрешающая Тень!
Зову Тебя! Склонись над нами!
Нас ризой тихости одень!
5. Ночная
Спи. Да будет твой сон спокоен.
Я молюсь. Я дыханью внемлю.
Я грущу, как заоблачный воин,
Уронивший панцырь на землю.
Бесконечно легко мое бремя
Тяжелы только эти миги.
Всё снесет золотое время:
Мои цепи, думы и книги.
Кто бунтует — в том сердце щедро
Но безмерно прав молчаливый.
Я томлюсь у Ливанского кедра,
Ты — в тени под мирной оливой.
Я безумец! Мне в сердце вонзили
Красноватый уголь пророка!
Ветви мира тебя осенили.
Непробудная… Спи до срока
«Дали слепы, дни безгневны…»
Дали слепы, дни безгневны,
Сомкнуты уста.
В непробудном сне царевны,
Синева пуста.
Были дни — над теремами
Пламенел закат.
Нежно белыми словами
Извещал: «Хвала!»
Где-то голуби звенели,
Расплескав крыла
С золотистых ульев пчелы
Приносили мед.
Наполнял весельем долы
В пестрых бусах, в алых лентах
Девушки цвели…
Кто там скачет в позументах
В голубой пыли?
Всадник в битвенном наряде,
В золотой парче,
Светлых кудрей бьются пряди,
Искры на мече,
Белый конь, как цвет вишневый.
Блещут стремена…
На кафтан его парчевый
Пролилась весна —
Пролилась — он сгинет в тучах,
Вспыхнет за холмом.
На зеленых встанет кручах
В блеске заревом,
Где-то перьями промашет,
Крикнет: «Берегись!»
На коне селом пропляшет,
К ночи канет ввысь…
Ночью девушкам приснится,
Прилетит из туч
И, как луч, пройдет в прохладу
Узкого окна,
И Царевна, гостю рада,
Встанет с ложа сна…
Или, в злые дни ненастий,
И его, дрожа от страсти,
Руки заплетут.
И потом обманут — вскинут
Руки к серебру,
Рыбьим плёсом отодвинут
В струйную игру…
Золотой пчелой,
Ляжет на покой…
И опять в венках и росах
Запоет мечта,
Засверкает на откосах
Золото щита,
И поднимет щит девица,
Всадник встанет, конь вздыбится
В голубой пыли…
Будут вёсны в вечной смене
И падений гнёт.
Вихрь, исполненный видений, —
Голубиный лет…
Что мгновенные бессилья?
Время — легкий дым…
Мы опять расплещем крылья,
Снова отлетим?
И опять, в безумной смене
Рассекая твердь,
Апрель-май 1904. С. Шахматово
«В час, когда пьянеют нарциссы…»
В час, когда пьянеют нарциссы,
И театр в закатном огне,
В полутень последней кулисы
Кто-то ходит вздыхать обо мне…
Арлекин, забывший о роли?
Ты, моя тихоокая лань?
Ветерок, приносящий с поля
Дуновений легкую дань?
Я, паяц, у блестящей рампы
Возникаю в открытый люк.
Это бездна смотрит сквозь лампы
И, пока пьянеют нарциссы,
Я кривляюсь, крутясь и звеня…
Но в тени последней кулисы
Кто-то плачет, жалея меня.
Нежный друг с голубым туманом,
Убаюкан качелью снов.
Сиротливо приникший к ранам
Легкоперстный запах цветов.
26 мая 1904. С. Шахматова
«Вот он — ряд гробовых ступене́й…»
Вот он — ряд гробовых ступене́й.
И меж нас — никого. Мы вдвоем.
Спи ты, нежная спутница дней,
Залитых небывалым лучом.
Ты покоишься в белом гробу.
Ты с улыбкой зовешь: не буди.
Золотистые пряди на лбу.
Золотой образок на груди.
Я отпраздновал светлую смерть,
Прикоснувшись к руке восковой.
Остальное — бездонная твердь
Схоронила во мгле голубой.
Спи — твой отдых никто не прервет.
Мы — окрай неизвестных дорог.
Всю ненастную ночь напролет
18 июня 1904. С. Шахматово
Стихотворения, не вошедшие в основное собрание
Отроческие стихи
Πᾶς ποιητὴς γίγνεται ού ὁ ῎Σρος ἃφεται ἄν.[6]
I
A la tres-chere, a la tres-belle…
Baudelaire[7]
Одной тебе, тебе одной,
Любви и счастия царице,
Тебе прекрасной, молодой
Все жизни лучшие страницы!
Ни верный друг, ни брат, ни мать
Не знают друга, брата, сына,
Одна лишь можешь ты понять
Души неясную кручину.
Ты, ты одна, о, страсть моя,
Блестит, как дальняя зарница.
Весна 1898
II
Пора забыться полным счастья сном,
Довольно нас терзало сладострастье…
Покой везде. Ты слышишь: за окном
Теперь одной любви полны сердца,
Одной любви и неги сладкой.
Всю ночь хочу я плакать без конца
С тобой вдвоем, от всех украдкой.
О, плачь, мой друг! Слеза туманит взор,
И сумрак ночи движется туманно…
Смотри в окно: уснул безмолвный бор,
Качая ветвями таинственно и странно.
Хочу я плакать… Плач моей души
Твоею страстью не прервется…
В безмолвной, сладостной, таинственной тиши
Песнь соловьиная несется…
Весна 1898
III
Пусть рассвет глядит нам в очи,
Пусть хоть раз во мраке ночи
И челнок пойдет, качаясь
В длинных темных камышах,
Ты прильнешь ко мне, ласкаясь,
С жаркой страстью на устах.
Пой любовь, пусть с дивной песней
Голос льется всё сильней,
Ты прекрасней, ты прелестней,
Чем полночный соловей!..
Май 1898
IV
Ловя мгновенья сумрачной печали,
Мы шли неровной, скользкою стезей.
Минуты счастья, радости нас ждали,
Презрели их, отвергли мы с тобой.
Мы разошлись. Свободны жизни наши,
Забыли мы былые времена,
И, думаю, из полной, светлой чаши
Мы счастье пьем, пока не видя дна.
Когда-нибудь, с последней каплей сладкой,
Судьба опять столкнет упрямо нас,
Опять в одну любовь сольет загадкой,
И мы пойдем, ловя печали час.
21 июля 1898
V
Ты, может быть, не хочешь угадать,
Как нежно я люблю Тебя, мой гений?
Никто, никто не может так страдать,
Никто из наших робких поколений.
Порой блестит, как звездочка ночная,
Но вечно пламень вечный и живой
Дрожит в душе, на миг не угасая.
О, страсти нет! Но тайные мечты
Для сердца нежного порой бывают сладки,
Когда хочу я быть везде, где Ты,
И целовать Твоей одежды складки.
Не видела Твоей души нетленной,
И я лишь, смертный, знал, как хороша
Одна она, во всей, во всей вселенной.
21 сентября 1898
VI
Мрак. Один я. Тревожит мой слух тишина.
Всё уснуло, да мне-то не спится.
Я хотел бы уснуть, да уж очень темна
Эта ночь, — и луна не сребрится.
Думы всё неотвязно тревожат мой сон.
Вспоминаю я прошлые ночи:
Мрак неясный… По лесу разносится звон…
Как сияют прекрасные очи!..
Дальше, дальше… Как холодно! Лед на Неве,
Открываются двери на стужу…
Что такое проснулось в моей голове?
Что за тайна всплывает наружу?..
Нет, не тайна: одна неугасшая страсть…
Но страстям я не стану молиться!
Пред другой на колени готов я упасть!..
Эх, уснул бы… да что-то не спится.
18 ноября 1898
VII
Немало времени прошло уже с тех пор:
Ты взглянешь на меня с безвестной тихой думой,
Я всё по-прежнему безжизненный актер,
Влачащий муки детские угрюмо.
Ты всё по-прежнему прекрасна и чиста,
Ты всё не видишь, — я сильнее стражду,
О, как мне хочется, чтоб Ты, о, Красота,
Узнала то, чего я страстно жажду!
И как мне хочется поплакать близ Тебя,
Как малому ребенку в колыбели!
Так чисто, так приветливо любя,
Мы слова вымолвить друг другу не успели!..
Да, я измученный, усталый соловей,
Пресеклись звуки, песня оборвалась,
Но с ясною гармонией Твоей
Моя душа больная не рассталась.
Теперь Тебе и говорить и петь,
Я буду слушать, плакать неутешно,
Ты сердце-то ведь можешь пожалеть?
О, оправдай, когда Ты так безгрешна!
Когда и Ты, одна моя мечта,
Не дашь мне выплакать давнишние страданья,
Я буду знать, что в мире красота
Всегда нема и нет в ней состраданья!
Декабрь 1898
За гранью прошлых дней
Стихи, напечатанные в этой книжке, относятся к 1898–1903 годам. Многие из них переделаны впоследствии, так что их нельзя отнести ни к этому раннему, ни к более позднему времени. Потому они не входят в первый том моих «Стихотворений».
Заглавие книжки заимствовано из стихов Фета, которые некогда были для меня путеводной звездой. Вот они:
Когда мои мечты за гранью прошлых дней
Найдут тебя опять за дымкою туманной,
Я плачу сладостно, как первый иудей
На рубеже земли обетованной.
Не жаль мне детских игр, не жаль мне тихих снов,
Тобой так сладостно и больно возмущенных
В те дни, как постигал я первую любовь
По бунту чувств неугомонных,
По сжатию руки, по отблеску очей,
Сопровождаемых то вздохами, то смехом,
По ропоту простых, незначащих речей,
Лишь нам звучавших страсти эхом.
А.Б.
Май 1919
«Я ношусь во мраке, в ледяной пустыне…»
Я ношусь во мраке, в ледяной пустыне,
Где-то месяц светит? Где-то светит солнце?
Вон вдали блеснула ясная зарница,
Вспыхнула — погасла, не видать во мраке,
Только сердце чует дальний отголосок
Грянувшего грома, лишь в глазах мелькает
Дальний свет угасший, вспыхнувший мгновенно,
Как в ночном тумане вспыхивают звезды…
И опять — во мраке, в ледяной пустыне…
Где-то светит месяц? Где-то солнце светит?
Только месяц выйдет — выйдет, не обманет,
Только солнце встанет — сердце солнце встретит!..
Июль 1898. Трубицино
«В ночи́, когда уснет тревога…»
В ночи́, когда уснет тревога,
И город скроется во мгле —
О, сколько музыки у бога,
Какие звуки на земле!
Что́ буря жизни, если розы
Твои цветут и мне горят!
Что́ человеческие слезы,
Когда румянится закат!
Прими, Владычица вселенной,
Сквозь кровь, сквозь муки, сквозь гроба —
Последней страсти кубок пенный
От недостойного раба!
Сентябрь (?) 1898
Летний вечер
Последние лучи заката
Лежат на поле сжатой ржи.
Дремотой розовой объята
Трава некошенной межи.
Ни ветерка, ни крика птицы,
Над рощей — красный диск луны,
И замирает песня жницы
Среди вечерней тишины.
Забудь заботы и печали,
Умчись без цели на коне
В туман и в луговые дали,
Навстречу ночи и луне!
13 декабря 1898
На вечере в честь Л. Толстого
В толпе, родной по вдохновенью,
В тумане, наполнявшем зал,
Средь блеска славы, средь волненья
Я роковой минуты ждал…
Но прежним холодом могилы
Дышали мне Твои уста.
Как прежде, гибли жизни силы,
И мне хотелось блеском славы
20 декабря 1898
«Над старым мраком мировым…»
Над старым мраком мировым,
Исполненным враждой и страстью,
Навстречу кликам боевым
Зареет небо новой властью.
И скоро сумрак туч прорвут
Лучи — зубцы ее короны,
И люди с битвы потекут
К ее сверкающему трону.
Ослепнем в царственных лучах
Мы, знавшие лишь ночь да бури,
Под тихим ужасом лазури…
Не озаряй тюрьмы лазурной!
Лишь звезды — очи ночи бурной!
20 января 1899
Река несла по ветру льдины,
Из отпылавшего камина
И он сидел перед камином,
Он отгорел и отстрадал
И взглядом, некогда орлиным,
Остывший пепел наблюдал.
В вечернем сумраке всплывали
Пред ним виденья прошлых дней,
Будя старинные печали
Игрой бесплотною теней.
Безвластный, но еще живой,
Из сумрака былым кумирам
Кивал усталой головой…
Друзей бывалых вереница,
Врагов жестокие черты,
Любивших и любимых лица
Плывут из серой темноты…
Все бросили, забыли всюду,
Осталось только пепла груду
Потухшим взглядом наблюдать…
Куда неслись его мечтанья?
Он вспоминал свои метанья,
Будил тревоги прежних дум…
Отрадно так, как никогда,
Что сердце больше не желало
Ни потрясений, ни труда,
Ни лести, ни любви, ни славы,
Ни просветлений, ни утрат…
Воспоминанья величаво,
Как тучи, обняли закат,
Нагромоздили груду башен,
Воздвигли стены, города,
Где небосклон был желт и страшен,
И грозен в юные года…
Из отпылавшего камина
Река несла по ветру льдины,
25 января 1899
«Ночной туман застал меня в дороге…»
Ночной туман застал меня в дороге.
Сквозь чащу леса глянул лунный лик.
Усталый конь копытом бил в тревоге —
Спокойный днем, он к ночи не привык.
Угрюмый, неподвижный, полусонный
Знакомый лес был страшен для меня,
И я в просвет, луной осеребренный,
Направил шаг храпящего коня.
Туман болотный стелется равниной,
Но церковь серебрится на холме.
Там — за холмом, за рощей, за долиной —
Мой дом родной скрывается во тьме.
Усталый конь быстрее скачет к цели,
В чужом селе мерцают огоньки.
По сторонам дороги заалели
Костры пастушьи, точно маяки.
10 февраля 1899
«Там, за далью бесконечной…»
Там, за далью бесконечной,
Дышит счастье прошлых дней…
Сочетанье ли теней?
Это — звезды светят вечно
Над землею без теней.
В их сияньи бесконечном
Вижу счастье прошлых дней.
3–8 июня 1899
«Когда же смерть? Я всё перестрадал…»
Когда же смерть? Я всё перестрадал,
Передо мною — мир надзвездный.
Отсюда — юноше, мне Сириус сверкал,
Дрожал и искрился над бездной.
Прими, стоцветная звезда!
Прими меня в свой мир высокий.
Чтоб я дрожал и искрился всегда
Твоею мощью одинокой!
