страшны высоты́.
Миндаль уже цветет, кузнечик тяжелеет,
И каперса осыпались цветы.
Но здешней суеты душа не сожалеет.
Свершай свои круги, о, чадо смертных чад,
Но вечно жди суда у беспощадной двери.
Придет урочный час — и стражи задрожат,
И смолкнут жернова, и смолкнут пенья дщери.
Январь 1902
«Или устал ты до времени…»
Или устал ты до времени,
Просишь забвенья могил,
Сын утомленного племени,
Чуждый воинственных сил?
Ищешь ты кротости, благости,
Где ж молодые огни?
Вот и задумчивой старости
К нам придвигаются дни.
Бедный из бедного племени!
Ты не любил никогда!
11 февраля 1902
«Ты не пленишь. Не жди меня…»
Ты не пленишь. Не жди меня,
Я не вернусь туда,
Ушла моя звезда.
Я для другой храню лучи
Моих великих сил.
Ты не пленишь меня в ночи.
Тебя я не любил.
Я за звездой — тебе чужой,
Я холоден с тобой.
Храню я для другой.
16 марта 1902
«Травы спят красивые…»
Травы спят красивые,
Полные росы.
В небе — тайно лживые
Лунные красы.
Этих трав дыхания
Нам обманный сон.
Я в твои мечтания
Страстно погружен.
Верится и чудится:
Мы — в согласном сне.
Всё, что хочешь, сбудется —
Наклонись ко мне.
Обними — и встретимся,
Спрячемся в траве,
А потом засветимся
В лунной синеве.
22 марта 1902
«Кто-то вздохнул у могилы…»
Кто-то вздохнул у могилы,
Пламя лампадки плывет.
Шепчет он тихие речи,
Всё имена, имена…
Тают и теплятся свечи,
Кто же вздохнул у могилы,
Чья облегчается грудь?
Скорбную душу помилуй,
Господи! Дай отдохнуть.
Март 1902
«Ловлю дрожащие, хладеющие руки…»
Ловлю дрожащие, хладеющие руки;
Бледнеют в сумраке знакомые черты!..
Моя ты, вся моя — до завтрашней разлуки,
Мне всё равно — со мной до утра ты.
Последние слова, изнемогая,
Ты шепчешь без конца, в неизреченном сне.
И тусклая свеча, бессильно догорая,
Нас погружает в мрак, — и ты со мной, во мне…
Прошли года, и ты — моя, я знаю,
Ловлю блаженный миг, смотрю в твои черты,
И жаркие слова невнятно повторяю…
До завтра ты — моя… со мной до утра ты…
Март 1902
«В сумерки девушку стройную…»
В сумерки девушку стройную
В рощу уводит луна.
Смотрит на рощу спокойную,
Бродит, тоскует она.
Стройного юноши пение
В сумерки слышно в лугах.
В звуках — печаль и томление,
Милая — в грустных словах.
Рощу, луга окружит,
Милая с милым обнимется,
Песня в лугах замолчит.
10 апреля 1902
«В чужбину по гудящей стали…»
В чужбину по гудящей стали
Лечу, опомнившись едва,
И, веря обещаньям дали,
Твержу вчерашние слова.
Теперь я знаю: где-то в мире,
За далью каменных дорог,
На страшном, на последнем пире
Для нас готовит встречу бог.
И нам недолго любоваться
На эти, здешние пиры:
Пред нами тайны обнажатся,
Возблещут новые миры.
Август 1902
«Смолкали и говор, и шутки…»
Смолкали и говор, и шутки,
Входили, главы обнажив.
В углу раздавался призыв…
Призыв к неизвестной надежде,
Там женщина в черной одежде
Читала, крестясь, письмена.
А люди, не зная святыни,
Искали на бледном лице
Тоски об утраченном сыне,
Печали о раннем конце…
Она же, собравшись в дорогу,
Узнала, что жив ее сын,
Что где-то он тянется к богу,
И только последняя тягость
Осталась — сойти в его тьму,
Чтоб стало полегче ему…
11 сентября 1902
«Как старинной легенды слова…»
Как старинной легенды слова,
Твоя тяжкая прелесть чиста.
Побелела, поблекла трава —
Всё жива еще сила листа.
Как трава, изменяя цвета,
Затаилась — а всё не мертва,
Так — сегодня и завтра не та —
Ты меняешь убор — и жива.
Но иная проснется весна,
Напряжется иная струна, —
И уйдешь Ты, умрешь, как трава,
Как старинной легенды слова.
22 сентября 1902
«Мы — чернецы, бредущие во мгле…»
Мы — чернецы, бредущие во мгле,
Куда ведет нас факел знанья
И старый жрец с морщиной на челе,
Изобличающей страданья.
Молчим, точа незнаемый гранит,
Кругом — лишь каменные звуки.
Он свысока рассеянно глядит
И направляет наши руки.
Мы дрогнем. Прозвенит, упав, кирка —
Взглянуть в глаза не всякий смеет…
Лишь старый жрец — улыбкой свысока
На нас блеснет — и страх рассеет.
24 сентября 1902
Случайному
Ты мне явился, темнокудрый,
Ты просиял мне и потух.
Всё, что сказал ты, было мудро,
Но ты бедней, чем тот пастух.
Он говорил со мной о счастьи,
На незнакомом языке,
Он пел о буре, о ненастьи
И помнил битвы вдалеке.
Его слова казались песней.
Восторг и бури полюбя,
Он показался мне чудесней
И увлекательней тебя.
И я, задумчиво играя
Его богатством у костра,
Сегодня томно забываю
Тебя, сиявшего вчера.
30 сентября 1902
«Всё, что в море покоит волну…»
Всё, что в море покоит волну,
Всколыхнет ее в бурные дни.
Я и ныне дремлю и усну —
До заката меня не мани…
О, я знаю, что солнце падет
За вершину прибрежной скалы!
Всё в единую тайну сольет
Тишина окружающей мглы!
Если знал я твои имена, —
Для меня они в ночь отошли…
Я с Тобой, золотая жена,
Облеченная в сумрак земли.
Сентябрь 1902
«Блаженный, забытый в пустыне…»
Блаженный, забытый в пустыне,
Ищу небывалых распятий.
Молюсь небывалой богине —
Владыке исчезнувших ратей.
Ищу тишины и безлюдий,
Питаюсь одною отравой.
Истерзанный, с язвой кровавой,
Когда-нибудь выйду к вам, люди!
Октябрь 1902
Шевельнулась безмолвная сказка пустынь,
Голова поднялась, высока.
Задрожали слова оскорбленных богинь
И готовы слететь с языка…
Преломилась излучиной гневная бровь,
Зарываются когти в песке…
Я услышу забытое слово _Любовь_
На забытом, живом языке…
Но готовые врыться в сыпучий песок
Выпрямляются лапы его…
И опять предо мной — только тайный намек —
Нераскрытой мечты торжество.
8 ноября 1902
Жрец
Там — в синевах — была звезда.
Я шел на башню — ждать светила.
И в синий мрак, в огнях стыда,
На башню девушка входила.
Внизу белели города
И дол вздыхающего Нила.
И ночь текла — влажней мечты,
Вся убеленная от счастья.
Мы жгли во славу чистоты,
Во славу непорочной страсти
Костры надзвездной красоты
И целомудренные страсти.
И я, недвижно бледнолиц,
Когда заря едва бледнела,
Сносил в покровах багряниц
Ее нетронутое тело.
Свершал таинственное дело.
17 ноября 1902
«На обряд я спешил погребальный…»
На обряд я спешил погребальный,
Ускоряя таинственный бег.
Сбил с дороги не ветер печальный —
Притаился я в тихой долине —
Расступилась морозная мгла.
Вот и церковь видна на равнине —
Золотятся ее купола…
Только б к милым годам возвратиться
И младенческий сон увидать!
Декабрь 1902
«Разгадал я, какие цветы…»
Разгадал я, какие цветы
Ты растила на белом окне.
Испугалась, наверное, ты,
Что меня увидала во сне:
Как хожу среди белых цветов
И не вижу мерцания дня.
Пусть он радостен, пусть он суров —
Всё равно ты целуешь меня…
Ты у солнца не спросишь, где друг,
Раскаленный блуждающий круг
Не умеет так страстно любить.
Утром я подошел и запел,
И не скроешь — услышала ты,
Только голос ответный звенел,
И, качаясь, белели цветы…
9 февраля 1903
Noli Tangere Circulos Meos[8]
Только б на пути никого не встретить,
Не заметить участливого сомнения,
Не услышать повторенную речь,
Чтоб когда-нибудь от сновидения
Свой таинственный факел зажечь!
Миновать не знавших сияния,
Не истратить искры огня…
Кто не знал моего содрогания,
Отойди от меня!
Дальше, дальше, слепые, странные!
Вас душит любопытство и смех!
Мои думы — веселые, слова несказа́нные!
Я навек — один! — Я навек — для всех!
19 марта 1903
«Глухая полночь медленный кладет покров…»
Глухая полночь медленный кладет покров.
Зима ревущим снегом гасит фонари.
Вчера высокий, статный, белый подходил к окну,
И ты зажгла лицо, мечтой распалена.
Один, я жду, я жду, я жду — тебя, тебя.
У черных стен — твой профиль, стан и смех.
И я живу, живу, живу — сомненьем о тебе.
Приди, приди, приди — душа истомлена.
Горящий факел к снегу, к небу вознесла
Моя душа, — тобой, тобой, тобой распалена.
Я трижды звал — и трижды подходил к окну
Высокий, статный, белый — и смеялся мне.
Один — я жду, я жду — тебя, тебя — одну.
18 апреля 1903
«Я умер. Я пал от раны…»
Я умер. Я пал от раны.
И друзья накрыли щитом.
И вожатый растопчет конем.
Так лежу три дня без движенья.
И взываю к песку: «Задуши!..»
Но тело хранит от истленья
Красноватый уголь души.
На четвертый день я восстану,
Подыму раскаленный щит,
Растравлю песком свою рану
И приду к Отшельнице в скит.
Из груди, сожженной песками,
Из плаща, в пыли и крови,
Негодуя, вырвется пламя
Безначальной, живой любви.
19 мая 1903
«Ты из шопота слов родилась…»
Ты из шопота слов родилась,
В вечереющий сад забралась
И осыпала ви́шневый цвет,
Прозвенел твой весенний привет.
С той поры, что ни ночь, что ни день,
Запах белых цветов средь садов,
Шелест легких шагов у прудов,
И тревожной бессонницы прочь
Не прогонишь в прозрачную ночь.
Май 1903
«Неправда, неправда, я в бурю влюблен…»
Неправда, неправда, я в бурю влюблен,
Я люблю тебя, ветер, несущий листы,
И в час мой последний, в час похорон,
Я встану из гроба и буду, как ты!
Я боюсь не тебя, о, дитя, ураган!
Не тебя, мой старый ребенок, зима!
Я боюсь неожиданно колющих ран…
Так может изранить — лишь Она… лишь Сама…
Сама — и Душой непостижно кротка,
И прекрасным Лицом несравненно бела…
Но она убьет и тебя, старина, —
И никто не узнает, что буря была…
10 июня 1903. Bad Nauheim
«Сердито волновались нивы…»
К.М.С.
Сердито волновались нивы.
Угрюмо шепчется болото.
Взошла угрюмая луна.
Там в поле бродит, плачет кто-то…
Она! Наверное — она!
Она смутила сон мой странный —
Пусть приютит ее другой:
12 июня 1903. Bad Nauheim
«Многое замолкло. Многие ушли…»
Многое замолкло. Многие ушли.
Много дум уснуло на краю земли.
Но остались песни и остались дни.
Истина осталась: мы с тобой — одни.
Всё, что миновалось, вот оно — смотри:
Бледная улыбка утренней зари.
Сердце всё открыто, как речная гладь,
Если хочешь видеть, можешь увидать.
Июнь 1903. Bad Nauheim
«Я был невенчан. Премудрость храня…»
Я был невенчан. Премудрость храня,
У Тайны ключами зловеще звенел.
Но Ты полюбила меня.
Ты — нежная жрица Лазурного Дня.
Блуждая глазами, в подземных ходах
Искал — и достался мне камень в удел —
Тяжелый и черный. Впотьмах
Впился я глазами — и видеть хотел
Все жилы, все ходы и все письмена.
Восставил меня. И на выси вознес,
Где Ты пробуждалась от зимнего сна,
Где Весна
Победила мороз.
11 сентября 1903
Я встал и трижды поднял руки.
Ко мне по воздуху неслись
Зари торжественные звуки,
Багрянцем одевая высь.
Казалось, женщина вставала,
Молилась, отходя во храм,
И розовой рукой бросала
Зерно послушным голубям.
Они белели где-то выше,
Белея, вытянулись в нить
И скоро пасмурные крыши
Крылами стали золотить.
Над позолотой их заемной,
Высо́ко стоя на окне,
Я вдруг увидел шар огромный,
Плывущий в красной тишине.
18 ноября 1903
Разные стихотворения
«Ночь на землю сошла. Мы с тобою одни…»
Ночь на землю сошла. Мы с тобою одни.
Тихо плещется озеро, полное сна.
Сквозь деревья блестят городские огни,
В темном небе роскошная светит луна.
В сердце нашем огонь, в душах наших весна.
Где-то скрипка рыдает в ночной тишине,
Тихо плещется озеро, полное сна,
Отражаются звезды в его глубине.
Дремлет парк одинокий, луной озарен,
Льется скрипки рыдающий жалобный зов.
Воздух весь ароматом любви напоен,
Ароматом незримых волшебных цветов.
В темной бездне плывет одиноко луна.
Нам с тобой хорошо. Мы с тобою одни.
Тихо плещется озеро, полное сна.
Сквозь деревья блестят городские огни.
31 октября 1897
«Рожь вокруг волновалась… и шелест стеблей…»
Рожь вокруг волновалась… и шелест стеблей
Заглушал упоительный звук их речей…
Ночь спускалась, и отблески дальних зарниц
Зажигали огонь из-под темных ресниц…
И ночной ветерок пробегал среди ржи,
По высоким колосьям и травам межи…
· · · · ·
А на высях небес, за туманной горой
Прокатился и замер удар громовой…
· · · · ·
И никто не слыхал, как, пред бурей ночной,
Прозвучал поцелуй…
И с пылающих губ
Незабвенное слово слетело…
29 января 1898
«Боже, как
