геостратегических целях национальных военных

программ, неизменная поддержка общественностью строгих конституционных

запретов на использование японских вооруженных сил за рубежом — все это

отражает рациональное и ответственное видение международной роли Японии.

Короче говоря, сегодняшняя Япония — конституционная демократия истинного

образца — является добропорядочным гражданином мира.

Конечно, в Японии раздаются голоса, ратующие за более уверенное

поведение на международной арене, и особенно слышны они стали после событий

11 сентября.

158

Но, за исключением не имеющего заметного влияния крикливого

меньшинства, те, кто настаивает на более активной роли страны, делают упор

главным образом на обязанность Японии как второй по экономическому

потенциалу державы мира взять на свои плечи соразмерную долю ответственности

за обеспечение глобальной безопасности. В общем и целом такая линия не

подразумевает призывов к полной военной независимости и разрыву уз,

связывающих Японию с Соединенными Штатами. Растущая склонность отказаться

от интернационалистского пацифизма, возможно, присутствует, но это не означает

намерения встать на путь националистического милитаризма.

Типичными являются взгляды, высказанные после событий 11 сентября

председателем постоянного комитета по внешней политике и обороне верхней

палаты японского парламента. «Простое пацифистское представление о том, что

военная йощь есть зло, сложилось в послевоенной Японии в результате страшного

опыта, пережитого страной в годы Второй мировой войны, — отметил он. -Эта идея,

получившая преувеличенное толкование, переросла в так называемый пацифизм

одной страны, и мы должны критически переосмыслить свои позиции в этом

отношении». «Японии как ответственному члену международного сообщества, —

продолжал японский политик, -надлежит обрести способность играть свою роль в

противодействии новым угрозам, возникшим в эпоху после окончания «холодной

войны». Далее, мы должны создать систему, которая защитит наши жизни,

собственность и землю от традиционных угроз (таких, как вооруженное нападение

со стороны других стран)… И наконец, нам надо внести поправки в

законодательство, чтобы обеспечить успешное функционирование альянса между

Японией и США, необходимого для сохранения общего военного равновесия в

Восточной Азии»12.

Это и многие другие подобные заявления отражают крепнущие в обществе

настроения в поддержку более напористой политической линии Японии на

мировой арене. Япония явно отходит от пассивной пацифистской позиции, тяготея

к более активной вовлеченности

159

в международную жизнь, включая не только операции по поддержанию

мира, но и прямое военное участие в принуждении к миру (как в Ираке). Тем не

менее такая ориентация далека, как небо от земли, от независимой,

националистической, милитаристской внешней политики, которая имеет шансы

стать реальной только вследствие фундаментального и угрожающего изменения

военно-политической обстановки вокруг Японии.

В отличие от европейских стран накануне 1914 года, ни Китай, ни Япония не

ударились в националистические разглагольствования о своем великодержавном

будущем. В отличие от советских руководителей, которые нередко похвалялись,

что Россия вот-вот выроет могилу Соединенным Штатам, китайцы склонны

подчеркивать (и совершенно справедливо) свою относительную отсталость и то,

как много времени понадобится на ее преодоление13.

Японцы, пережив в 1980-х годах недолгое суетливое упоение, во многом

вызванное опасениями Америки, испугавшейся, что Япония вот-вот станет

«следующим сверхгосударством», столь же скромны в оценке своих долгосрочных

перспектив. Они прекрасно отдают себе отчет не только в уязвимости собственной

страны в случае глобальных беспорядков, но и в том, какие помехи ее

благоденствию создают затянувшаяся экономическая депрессия и старение

населения Японии.

Еще одно обстоятельство крайне важно: китайцы лучше, чем кто бы то ни

было, знают, что у них нет и в течение определенного времени не появится

достаточных сил, чтобы позволить себе серьезные военные провокации. Любой

военный сценарий, способный перерасти в столкновение с Соединенными

Штатами, означал бы для Китая катастрофу. При желании Соединенные Штаты

могли бы установить блокаду вокруг Китая, полностью парализовав тем самым его

внешнюю торговлю и поставки нефти в страну14. Но даже если этого не случится,

серьезный конфликт в регионе, как уже отмечалось, чреват воплощением в жизнь

еще одного кошмара китайских стратегов — появлением обладающей

сверхсовременным военным потенциалом Японии, рвущейся к новой поли-

тической роли и не связанной опекой США.

160

Гораздо более правильным курсом для Китая было бы экономно расходовать

свои силы, создавать условия для дальнейшего экономического роста, терпеливо

работать над укреплением экономической зависимости Тайваня от материка и

осторожно культивировать рост особого азиатского политического самосознания,

пестуя экономическое сообщество азиатских стран, куда со временем удалось бы

заманить и Японию. Политический интерес Китая к формированию такого

отдельного, не связанного с Америкой, сообщества явно растет. Там-то, ожидают

китайцы, их политический голос будет звучать громче всех — и Америке придется

прислушаться к нему.

Китайцам ведомо не только то, что для осуществления всех этих замыслов

нужен мир на Дальнем Востоке. Они также понимают, что в мирной обстановке

Китай имеет шанс стать в буквальном смысле глобальной фабрикой — всемирным

центром производственных инвестиций и главным в мире~экепортером готовой

промышленной продукции. По его вине уже разоряются некоторые традиционные

секторы промышленности высокоразвитых стран, включая Америку, и даже

экономически быстро развивающихся конкурентов Китая, наподобие Индии. К

тому же, китайские фирмы начинают скупать обанкротившиеся японские

компании в Юго-Восточной Азии. Китайцы чувствуют, что приблизительно через

два десятка лет благодаря совокупному эффекту этих тенденций Китай может

превратиться в доминирующую торговую державу и политического лидера Азии.

В любом случае период неизменно осмотрительного поведения Китая во

внешних делах продлится не менее чем до 2008 года. Олимпийские игры 2008 года,

которые предстоит принимать у себя Пекину, слишком значимы для

самовосприятия Китая и слишком существенны с точки зрения его социально-

экономического преуспевания, чтобы он мог допустить их срыв в результате

спровоцированного им самим международного кризиса. Это в одинаковой степени

касается Тайваньского пролива и Северной Кореи.

Кроме того, китайская элита ощущает, что внутри страны усиливается

политическая и социальная напряжен-

161

ность, создающая потенциальную угрозу стабильности системы в целом.

Среди многочисленных обстоятельств, способных привести к политическим и

социальным беспорядкам, особое место занимают два фактора: возросшая

доступность Интернета для молодого поколения и все более видимые признаки

социального неравенства. Первый фактор подрывает давнюю монополию Комму-

нистической партии на информацию. Около 35 миллионов китайцев пользуются

Интернетом, и, как показывают исследования, это главным образом молодые,

относительно состоятельные, образованные и, следовательно, полные социальных

и политических стремлений мужчины. Склонные доверять «всемирной паутине» в

качестве основного источника информации, они предпочитают искать нужные им

сведения не в отечественных базах данных. Любопытно следующее сравнение: в то

время как только 4% японских пользователей Интернета посещали неяпонские

сайты, в Китае число пользователей, посещающих некитайские сайты, составило

40%15.

Второй фактор — растущее социальное неравенство — по-видимому, будет

порождать все более трудноразрешимые дилеммы с точки зрения формально

эгалитарной доктрины режима. Даже официальный печатный орган

Коммунистической партии открыто признал, что «разрыв между богатыми и

бедными начал и продолжает увеличиваться, а дисбалансы в распределении будут

становиться все очевиднее… Противоречия и конфликты приобретают все более

антагонистический характер»16. В других китайских исследованиях отмечается, что

социальное неравенство уже достигло «опасного уровня»17.

В общем, на протяжении по крайней мере ближайшего десятилетия, а может

быть, и дольше Китай вряд ли окажется готовым бросить серьезный политический

вызов существующему на международной сцене иерархическому международному

порядку. Благодаря этому у Америки остается время, чтобы не дать Восточной

Азии воспроизвести катастрофический европейский опыт 1914 года и

последующих лет, а повести ее в том направлении, где азиатским странам

предстоит по-своему повторить успех, выпавший на долю Европы после 1950 года.

162

В распоряжении Соединенных Штатов есть приблизительно десять лет,

чтобы преобразовать складывающееся между ними, Японией и Китаем

неформальное политическое равновесие в более структурированные отношения в

сфере безопасности, способные выдержать всевозможные трения и соперничество,

свойственные уже восставшей от политического сна, но институционально

неразвитой Восточной Азии. Однако необходимые структуры и партнерские

договоренности не возникнут сами собой. Только Соединенным Штатам по плечу

дать импульс их появлению и побудить присоединиться к ним другие страны,

включая динамично развивающуюся Южную Корею.

Возможно, это выглядит парадоксальным, но для того, чтобы такое

трехстороннее равновесие было устойчивым, Японии надлежит расширить свои

политические обязательства. Постепенно Японии придется взять на себя пол-

номасштабную ответственность в сфере международной безопасности, а это

подразумевает более обширный спектр военных возможностей. Японский

пацифизм не должен принимать форму бесконечного одностороннего отречения от

истинных атрибутов региональной державы. В долгосрочной перспективе для

сохранения мира на Дальнем Востоке нужна такая Япония, которая, не угрожая

Китаю, вместе с тем не чувствовала бы себя ни уязвимой перед китайской мощью,

ни униженной своей зависимостью от Америки. Если Япония будет полноценным

в военном отношении союзником Америки в Тихоокеанском регионе, а не

американским протекторатом в плане безопасности, это повысит

заинтересованность Китая в мирной Восточной Азии и в то же время уменьшит его

шансы, используя паназиатские настроения, направить японский национализм в

антиамериканское русло.

Соответственно, Соединенным Штатам следует поощрять осторожное, но

непрерывное укрепление японского военного потенциала, которое должно

координироваться в том, что касается использования высоких технологий, с

оборонными ведомствами США, и осуществляться с упором на военно-воздушные

и военно-морские силы, а не на создание крупной сухопутной армии,

предназначенной действовать на материке. Необходимо также убедить

163

Японию развивать элитные ударные силы, приспособленные для проведения

специальных операций, и участвовать с их помощью в непосредственных акциях за

пределами страны в целях содействия миру на планете. Деятельность в интересах

всеобщего мира должна считаться совместимой с конституционными

полномочиями Японии, ограничивающими ее военную роль самообороной.

Одновременно наряду с активизацией эпизодического, довольно скромного и

в основном неформального трехстороннего диалога между США, Японией и

Китаем в сфере безопасности этим трем странам надлежит организовать

официальный процесс регулярных трехсторонних консультаций по военным

вопросам. Если каждая сторона получит возможность свободно делиться своими

опасениями и расспрашивать остальных об их стратегических замыслах, то такие

обсуждения положат начало зарождению хотя бы крупиц взаимного доверия. В

свое время рамки процесса можно будет раздвинуть, вовлекая в него другие

азиатские государства и обращаясь к более обширному кругу вопросов

региональной безопасности.

Например, вопросы безопасности на Корейском полуострове могли бы стать

мотивом для включения в круг участников консультаций военных из Южной и

Северной Кореи. Постепенно и другие азиатские страны получили бы возможность

присоединиться к расширяющемуся и получившему более официальный статус

диалогу. Проблема ядерного вызова, столь дерзко брошенного Северной Кореей,

может быть разрешена мирным образом только на основе многостороннего

сотрудничества, в котором предстоит принять участие всем примыкающим к обеим

Кореям государствам. Если же такой ответ в духе регионального сотрудничества

не искать, то остается два почти одинаково непривлекательных варианта развития

событий: закрывая глаза на претензии Северной Кореи, США усилят

расположенность японцев полагаться на собственные силы в области

безопасности, а в случае единоличной военной реакции со стороны Америки,

которая уже последовала бы, если бы не занятость США Ираком, весь регион

может оказаться втянутым в военные действия.

164

Не стоит недооценивать такой осложняющий положение фактор, как

поднимающий голову корейский национализм, который на протяжении

десятилетий сдерживался расчленением Кореи между двумя конкурировавшими

блоками. В Южной Корее национализм естественным образом нашел свое

выражение в проамериканской ориентации, не утратив притом резких

антияпонских акцентов. Но с окончанием «холодной войны» и появлением нового

поколения корейцев, которое рассматривает войну 1950 года между Севером и

Югом как событие далекого прошлого, начало формироваться более ярко

выраженное сознание отдельной корейской общности. В глазах многих Америка

выглядит не столько защитницей, сколько державой, заинтересованной в

сохранении раздела страны. Хотя пока эти настроения не характерны для большин-

ства населения, само их возникновение свидетельствует, что военное присутствие

США в Южной Корее все больше становится спорным^вопросом.

Между тем ядерный вызов со стороны Северной Кореи стал лакмусовой

бумагой для проверки перспектив эффективного регионального сотрудничества в

Северо-Восточной Азии. Если Соединенные Штаты не сумеют добиться реального

прогресса в таком сотрудничестве, региону не избежать постепенного нарастания

напряженности, не говоря уже о дальнейшем распространении ядерного оружия.

Очевидно, что на карту поставлено многое. Неспособность справиться с этой

проблемой могла бы нанести непоправимый ущерб позициям Америки