глухоту

и безразличие к проявлениям социальной несправедливости, что, как считают,

характеризует богатейшие страны мира, в первую очередь Соединенные Штаты

Америки. ~~^

Первоначально термин «глобализация» возник как нейтральная

характеристика процессов, связанных с глобальными последствиями

технологической революции. Полное определение было предложено в 2000 году

профессором Чарльзом Дораном, который описал этот феномен как

«взаимодействие информационной технологии и мировой экономики. Этот

процесс можно характеризовать в плане интенсивности, глубины, объема и стои-

мости международных операций в информационной, финансовой, коммерческой,

торговой и административной сферах во всемирном масштабе. Резкое увеличение

масштаба этих операций в последнее десятилетие и повышение их уровня

составляет наиболее поддающиеся измерению проявления процесса

глобализации»1. Стоит отметить ссылку на «поддающиеся измерению» аспекты

глобализации, что подразумевает, по крайней мере отчасти, объективный характер

этого процесса.

Однако к 2001 году этот на первый взгляд нейтральный экономический

термин приобрел характер эмоционально окрашенной политической установки.

Первоначально глобализация означала макроэкономическую реструктуризацию,

которая в мировом масштабе отражала основной

184

185

опыт промышленной революции на национальном уровне: специализация и

экономическая оптимальность порождают относительную выгоду, заставляющую

переносить производство туда, где интенсивное использование труда позволяет

получать наибольшую прибыль, или туда, где имеется относительно дешевая

квалифицированная рабочая сила, или где имеются хорошие условия для

инноваций. Неудивительно, что Китай стал излюбленным примером для

сторонников глобализации.

Но в период промышленной революции критерии эффективности масштаба

операций и сравнительной выгоды действовали в рамках внутренне не

ограниченных экономик. Мир, однако, до сих пор является политически

разделенным на национальные государства, которые могут либо соглашаться с

требованиями, выдвигаемыми глобализацией, либо пытаться действовать вопреки

им. Глобализация предлагает таким странам смешанный набор стимулов. С одной

стороны, она создает возможности для экономического роста, притока

иностранного капитала и постепенного преодоления широко распространенной

бедности. С другой стороны, она нередко грозит массовыми беспорядками, утратой

национального контроля над основными экономическими ценностями и социаль-

ной эксплуатацией. Для группы избранных она обеспечивает выход на новые

рынки и возможность политического доминирования. Чем более продвинуты в

технологическом отношении страны, чем больше их капитал и экономический

инновационный потенциал, тем больший энтузиазм вызывает у национальных элит

этих стран распространение глобализации.

Таким образом, концепция глобализации приобретает несколько значений и

служит нескольким целям. Этот термин дает якобы объективный диагноз

положения в мире; отражает концептуальные преференции; опровергает

контркредо (или антитезис), отрицающее эти преференции; генерирует политико-

культурную критику, направленную на изменение сложившейся в мире иерархии

власти. В каждом из этих проявлений концепция глобализации служит

определяющим критерием эмпирической или нормативной реальности. Одним она

позволяет

186

анализировать реальность, другим показывает, какой эта реальность должна

быть, третьим — какой она не должна быть. А для многих концепция выполняет все

эти функции одновременно.

Естественная доктрина глобальной гегемонии

С падением коммунизма и возникновением иллюзий относительно

прекращения всех идеологических конфликтов вообще глобализация стала для

Америки удобным обобщением и привлекательным образом складывающихся в

мире условий. Она отражала новую реальность возрастающей глобальной

взаимозависимости, движимой в основном новыми технологиями <;вязи, когда

национальные границы, оставаясь демаркационными линиями на карте, перестают

быть реальным препятствием для свободной торговли и движения капитала. В этом

смысле глобализация вызвала к жизни прямо-таки половодье публикаций, которые

превозносят наступление нового славного века (часто забывают, что мир до 1914 г.

был почти так же свободен от торговых и финансовых барьеров и еще более

открыт для миграции) и усматривают в глобализации главную суть того, что

происходит в мире в XXI веке.

Таким образом, для большей части американской политической и

экономической элиты глобализация является не просто достойным внимания

фактом, но и четкой нормой, определяя как содержание этой нормы, так и

механизм ее толкования, не только инструментом диагностики, но и программой

действий. В систематизированной форме эти аспекты глобализации составляют

доктрину, основанную на морально прочном утверждении исторической

неизбежности глобализации.

Симптоматично, что глобализация как в ее диагностическом, так и в

доктринальном значении пользуется наибольшей поддержкой крупных глобальных

корпораций и финансовых институтов, которые до недавнего времени

предпочитали называть себя «многонациональными».

187

Для них это магическое слово имеет вполне определенную ценность:

преодоление традиционных ограничений на экономическую деятельность в

мировом масштабе, которая была характерна для национального периода

современной мировой истории. Некоторые сторонники глобалистских концепций

делают восторженные заявления не только об экономических, но, как

утверждается, и неизбежных политических выгодах этого процесса2.

Неудивительно, что в 1990-х годах глобализация из экономической теории

превратилась в национальное кредо. Ее достоинства разъяснялись в многотомных

академических исследованиях, провозглашались на международных конференциях

бизнесменов, рекламировались глобальными финансовыми и торговыми

организациями. Диагностическая функция концепции глобализации и ее

кажущаяся объективность использовали американские традиции антиидеологии,

подобно тому как это имело место в ходе борьбы с коммунизмом: отрицание

доктрины было возведено в ранг альтернативной доктрины. Таким образом,

глобализация стала неофициальной идеологией политической и деловой элиты

США; она определяет роль Америки в мире и отождествляет Америку с

предполагаемыми благами, которые несет новая эра.

Президент Клинтон был особенно неутомим в пропаганде исторической

неизбежности, социальном предпочтении и потребности человечества в

американском политическом лидерстве на пути в новую эру глобализации.

Выступая в различных аудиториях, от Государственной Думы России до

Национального университета Вьетнама, не говоря уже о бесчисленных

американских собраниях, Клинтон провозглашал:

Глобализацию нельзя ни задержать, ни предотвратить. Это экономический

эквивалент таких сил природы, как ветер, вода… и мы не можем ее игнорировать

— она не исчезнет сама собой (Национальный университет Вьетнама, 17 ноября

2000 г.).

Сегодня мы должны принять неумолимую логику глобализации,

заключающуюся в том, что все, от прочности нашей экономики до безопасности

наших

188

городов и до здоровья наших людей, зависит от происходящего не только

внутри наших границ, но и на другом конце планеты (Сан-Франциско, 26 февраля

1999 г.).

Те, кто хочет остановить силы глобализации, потому что они боятся их

разрушительных последствий, на мой взгляд, ошибаются. Опыт 50 лет показывает,

что большая экономическая интеграция и более тесное политическое

сотрудничество являются позитивными силами. Те, кто считает, что глобализация

касается только рыночной экономики, тоже ошибаются… Мы должны признать,

что глобализация сделала нас всех более свободными и взаимозависимыми

(Всемирный экономический форум, 29 января

2000 г.).

Россия, как и все страны, стоит перед лицом сильно изменившегося мира.

Его определяющей чертой является глобализация (российская Государственная

Дума, 5 июня 2000 г.).

Поезд глобализации нельзя повернуть вспять… Если мы хотим, чтобы

Америка была на правильном пути… нам не остается ничего другого, как взять на

себя управление этим поездом (Университет штата Небраска, 8 декабря 2000 г.).

Как только глобализацию стали популяризировать как ключ к пониманию

происходящих в наше время перемен, как вектор, определяющий их направление, и

как только это понятие стало восприниматься как нечто отвечающее американским

интересам, стало легче рассматривать глобализацию одновременно как

благотворный и неизбежный процесс. Может быть, не столь сложная и

догматическая, как марксистская идеология, послужившая ответом на развитие

промышленного капитализма, глобализация стала модной идеологией

постидеологической эпохи. Она несет в себе все черты идеологии: она оказалась

исторически своевременной, была обращена к ключевым властным элитам,

обладающим общими интересами, содержала критику того, что следовало отри-

цать, и обещала лучшее будущее.

189

Таким образом, глобализация заполнила основной пробел в новом статусе

Америки как единственной мировой сверхдержавы. Международная мощь в ее

политическом и экономическом измерении — даже когда она концентрируется в

каком-то одном национальном государстве — нуждается в социальной

легитимности. Эта легитимность необходима как руководящей, так и подчиненной

стороне. Первые добиваются признания, потому что оно дает им чувство

уверенности, ощущение миссии и моральную силу для достижения собственных

целей и защиты своих интересов. Последним это необходимо для оправдания

своего подчинения, для облегчения приспособления к этому статусу и пребывания

в нем. Доктринальная легитимность снижает издержки, связанные с осуществ-

лением власти, приглушает протест со стороны тех, кто является объектом этой

власти. В этом смысле глобализация является естественной доктриной глобальной

гегемонии.

Такая констатация отнюдь не снижает привлекательности глобализации

относительно идеалистической традиции американского политического поведения.

Защищая собственный суверенитет как национального государства, американское

общество всегда испытывало некоторую антипатию в отношении международной

силовой политики. Глобализация, с ее утопическими представлениями о всемирной

открытости и сотрудничестве, играет на этих чувствах, создавая политический

противовес настроениям большей части организованной рабочей силы, чья

настороженность в отношении глобализации, объяснимая вполне понятной

тревогой по поводу того, что некоторые производства будут выведены за рубеж,

приводя к сокращению рабочих мест, а сама Америка пойдет по пути

деиндустриализации, все больше воспринимается как эгоистический анахронизм,

который угаснет, когда Америка завершит свой переход в постиндустриальный

технотронный век3.

Враждебность профсоюзов, а также некоторых национальных отраслей

промышленности в отношении глобализации, таким образом, представляется

провинциальной и близорукой по сравнению с видением мира без границ,

190

мира, в котором стремление к личному благополучию не заслоняется узким

национализмом и становящимися все более архаичными государственными

границами. В таком варианте национальный американский опыт с его

переменчивыми, не связанными географическими границами моделями

экономической деятельности воспринимается как универсальный и просто

экстраполируется на весь земной шар. Это приводит к парадоксальному

результату, когда строго заботящееся о своем суверенитете американское

государство становится страстным пропагандистом экономической доктрины,

превращающей суверенитет в анахронизм.

Кроме того, идеалистическое представление о глобализации подкрепляется

некоторыми ее бесспорно положительными результатами. Многонациональные

корпорации довольно чувствительно относились к таким вопросам, как

недопустимость эксплуатации детского труда, традиционно распространенного во

многих слаборазвитых и наиболее бедных государствах. Привлекаемые рынками с

дешевой рабочей силой западные компании не могут игнорировать риск

общественного осуждения их практики развитыми странами. И они практически

отказались от использования детского труда. Помимо этого, предлагая чуть

вышеоплачиваемую работу, чем принято на местном рынке, глобальные компании

внесли некоторый вклад в борьбу с бедностью, особенно в Китае, который привлек

наибольшие прямые иностранные инвестиции. Некоторые многонациональные

корпорации пошли еще дальше и взяли на себя определенные обязательства в

социальной сфере. В некоторых случаях открытие границ иностранным компаниям

в известной мере способствовало повышению внимания к вопросам охраны

окружающей среды, к которым местное общество было равнодушно.

Из всего вышеизложенного наиболее существенным по своим социальным и

политическим последствиям является спор о том, что глобализация способствовала

заметному сокращению мировой бедности. И хотя многие экономисты это

оспаривают, похоже, что количество очень бедных людей (живущих на 1 доллар

или менее

191

того в день) в последнее время несколько сократилось как в процентном

отношении, так и в абсолютном исчислении. Но эта позитивная тенденция не

касается особой ситуации в Китае, хотя другие крупные регионы «третьего мира»

выигрывают от этого меньше4.

Вопрос о том, приводит ли сокращение наиболее острой нищеты к

сглаживанию неравенства в мировом масштабе или глобализация, наоборот,

обостряет это неравенство, принося плоды в непропорциональных масштабах

наиболее богатым странам, является предметом острых споров. В конечном счете

аргумент о том, что глобализация помогает сократить разрыв между богатыми и

бедными или по крайней мере как-то улучшает положение бедных по сравнению с

тем, что могло быть, является ключевым аргументом в пользу этой теории.

Известно также (как это показано в следующем разделе), что противники

глобализации отвергают эти аргументы в принципе, считая глобализацию весьма

неоднозначным процессом, а то и вообще рассматривая эту доктрину как

прикрытие западной, в первую очередь американской, империалистической

эксплуатации.

Как бы то ни было, для Соединенных Штатов в их новой роли

доминирующей мировой державы доктрина глобализации является полезной

системой координат для определения современного мира и взаимоотношений

Америки с этим миром. Она привлекает своей интеллектуальной

незамысловатостью, дает понятные объяснения сложностей постиндустриального

и постнационального периода: свободный доступ к мировой экономике пред-

ставляется естественным и неизбежным следствием новых технологий, а

Всемирная торговая организация (ВТО), Всемирный банк и Международный

валютный фонд (МВФ) служат институциональным воплощением этого факта в

глобальном масштабе. Свободный рынок должен быть глобальным по своему

масштабу, и на нем конкурируют смелые и трудолюбивые. Страны должны оцени-

ваться не только по степени их внутренней демократизации, но и по тому,

насколько они глобализированы.

Привлекательность идеологии определяется не только тем видением

будущего, которое она предлагает, но и ее

192

мифами о настоящем. Здесь одно легитимирует и усиливает другое.

Глобализация