дали сотням миллионов зрителей по всему миру представление об

американском образе жизни (идеализированное и искаженное).

Для молодежи новая популярная музыка служит захватывающей средой для

погружения и самовыражения. Большая часть ее происходит из Соединенных

Штатов. Согласно еженедельным рейтингам, проводимым музыкальной

индустрией в январе 2003 года, даже в Индии 9 из 20 самых популярных дисков

были американскими; аналогичная или более высокая статистика отмечается в

других странах. В довершение к этому телевизионные программы MTV с ее 33

каналами всемирного вещания,

234

VH1 (музыкальные программы, ориентированные на чуть более старшее

поколение) и детские программы «Nickelodeon» собирают около 1 миллиарда

слушателей в 164 странах. Так же как в кино и на телевидении, новая музыка

связана с почитанием кумиров и конкретных суперзвезд, активным интересом к их

личной жизни, намеренно превращаемой в сенсации популярными журналами,

которые нередко издаются на средства самой этой индустрии.

Интернет также вносит свою лепту в виртуальное и непосредственное

отождествление мира с Америкой. Учитывая, что примерно 70% всех сайтов

«всемирной паутины» находятся в Америке, а английский язык является самым

распространенным для общения в Интернете как в деловом, так и в

развлекательном плане (96% всех коммерческих сайтов исполнены на английском

языке), эта постоянно расширяющаяся мировая аудитория находится под

сильным~~&лиянием Америки. Будучи сам по себе культурно «нейтральным»,

Интернет обеспечивает быструю, прямую и неформальную связь, ускоряет ком-

мерческий процесс, затрудняет политический контроль за движением информации

и в целом создает более тесную глобальную информационную среду, в которой

гораздо труднее как-то ограничить распространение американской массовой

культуры.

Американское культурное влияние распространяется даже на сферу питания,

где основной акцент делается на удобство приготовления пищи. Представления о

том, что быстрое поглощение пищи может быть экономически оправдано,

относительно эстетично и общедоступно, лежат в основе индустрии «фаст-фуд»,

возникшей в Америке, но быстро распространяющейся по миру и даже

вызывающей подражание некоторых местных предпринимателей. «Быстрое

питание» оставляет больше времени для работы; аккуратно упакованные продукты

привлекают многих любителей, а их относительная дешевизна -массового

потребителя, главным образом трудящееся население городов и молодое

поколение. В 1950-х годах антиамериканским лозунгом европейских левых была

«кокаколонизация», спустя полвека торговый знак

235

компании «Макдональдс» можно встретить почти в каждом городе, что часто

— хорошо это или плохо — ассоциируется с звездно-полосатым американским

флагом.

В более общем плане динамизм и новаторство американского бизнеса

серьезно повлияли на постоянно растущее мировое сообщество потребителей. В

ходе одного из типичных международных опросов, проведенных журналом

«Бизнес уик» осенью 2002 года, респондентов попросили идентифицировать

различные брэнды. Восемь из десяти самых узнаваемых в мире брэндов, в том

числе вошедших в первую пятерку, оказались американскими. Заслуживает

внимания то, что четыре из восьми самых известных американских брэндов были

прямо связаны с продуктами, определяющими стиль жизни («Кока-кола», занявшая

первое место, «Дисней», «Макдональдс» и «Мальборо»), в то время как остальные

наиболее узнаваемые американские брэнды имели связь с технологическими

инновациями («Майкрософт», «Ай-Би-Эм», «Дженерал электрик» и «Интел»).

Даже стиль мировой политики меняется под влиянием Америки. В какой-то

мере подражание американскому политическому стилю отражает общее

укрепление позиций демократии после победы над тоталитаризмом. Однако это в

такой же мере результат массового американского маркетинга, экспорта за рубеж

американских технологий рекламы в средствах массовой информации (включая

агрессивную политическую платную рекламу) и системы манипуляции обликом

политических деятелей. Растущая популярность среди политиков практики

использования уменьшительных имен (Джимми вместо Джеймс, Билл вместо

Уильям) отражает влияние продуманной неформальности американской массовой

культуры. ,

Всемирное культурное обольщение облегчается быстрым распространением

английского языка как средства международного общения. Среди тех, кто

занимается обучением молодого поколения, английский все чаще рассматривается

не просто как иностранный язык, а как базовый навык, что-то сродни арифметике.

Английский является рабочим языком международных воздушных сообщений и

путешествий в целом; он также все больше

236

становится официальным внутренним языком большинства активных в

международной сфере (не обязательно расположенных в США) корпораций.

Следует также отметить, что используемая разговорная версия не является, строго

говоря, английским языком, она все больше приобретает черты его американского

варианта. Американский диалект получает глобальное распространение, причем

чисто американские слова и выражения часто проникают в национальные языки и,

как утверждают пуристы, калечат их.

В этих условиях неудивительно, что социально привилегированные и

амбициозные представители молодого поколения во всем мире стремятся

поступить в американские университеты. Наиболее престижные американские

вузы являются мировой академической Меккой, а дипломы этих учебных

заведений дают их обладателям высокий статус. И даже обучение в среднем

американском колледже открывает перед выпускником большие личные

возможности. Многие иностранные студенты, приезжающие на учебу в США с

намерением возвратиться в свою страну, соблазняются более заманчивыми профес-

сиональными перспективами и более высокими заработками, что идет только на

пользу Америке.

Рост количества иностранных студентов в США огромен. В 1954/55 учебном

году общее число иностранных студентов в американских колледжах составляло

34 232 (1,4% от общего числа студентов)2. В 1964/65 году-82 045 (1,5%); в 1974/75

году — 154 580 (1,5%); в 1984/85 году -343 113 (2,7%); в 1994/95 году — 452 653

(3,3%); и к 2001/02 году эта цифра выросла до 582 996 человек (4,3%). Наибольшее

число студентов было из Индии и Китая, в 2001/02 году примерно по 60 тысяч из

каждой страны. На долю Западной Европы и Японии приходилось около 130 тысяч

человек. Это наглядно свидетельствует, что Америка стала основным центром

подготовки будущих лидеров для стран Азии, Ближнего Востока, Африки и

Латинской Америки.

За рубежом это соприкосновение с американской массовой культурой,

иногда личное, но чаще виртуальное, оказывает поистине революционное

воздействие. Оно раскрепощает личность, опрокидывает существующие обычаи,

237

вызывает — чаще всего неосуществимые — социальные амбиции и подрывает

основы существующего порядка. Оно также сглаживает культурные различия, но

это вопрос личного выбора: массовая культура распространяется не за счет

навязывания, а за счет подражания — свидетельство того, что массам нравится эта

благотворная культурная революция. Если в политическом плане она

дестабилизирует сложившийся социальный уклад, то это связано с тем, что

приходящие из Америки ценности представляются более привлекательными по

сравнению с существующими на местном уровне. Эстеты могут осуждать

массовую культуру, но их вкусы не передаются другим. Америку как источник

культурного соблазна нельзя остановить политическим указом.

По оценке одного проницательного европейского наблюдателя, «первая в

истории мировая цивилизация несет на себе клеймо «Сделано в США», и чтобы

путешествовать, ей не нужно иметь оружие»*. Однако каковы могут быть

политические последствия? Способствует ли это реализации политической мощи

Америки? Что вызывает более интимное знакомство человечества с Америкой —

симпатии или антагонизм? У цитировавшегося европейского наблюдателя

сомнений на этот счет нет: «Искушение хуже навязывания. Оно заставляет

человека чувствовать свою слабость и ненавидеть искусителя с мягкой хваткой так

же, как и самого себя»3. Но реальность еще более двусмысленна.

Знакомство мира с Америкой определяется комплексным взаимодействием

американского культурного проникновения и глобального роста ее мощи. Точно

так же, как привлекательность американской культуры искушает зарубежные

общества, так и американская политика оказывает глубокое воздействие на

внешнюю политику других стран. Виртуальное взаимодействие мира с Америкой и

его реакция на этот опыт зависят от динамического сочетания двух указанных

факторов.

* Здесь проницательный европейский наблюдатель тонко намекает на девиз

американских авантюристов-первопроходцев: «Have a gun, will travel» (англ. —

«имею оружие, готов путешествовать». — Прим. пер.).

238

Проводимые в мире опросы общественного мнения показывают, что

виртуальное знакомство вызывает симпатии в отношении основных аспектов

американского образа жизни, даже если оно и усиливает недовольство политикой

США. Вообще, подобные опросы отражают некую мгновенную реакцию

опрашиваемых людей на меняющиеся обстоятельства, и в силу этого их

результаты непостоянны, но все-таки некоторые типовые модели про-

сматриваются. Анализ результатов нескольких опросов4 показывает, что

подавляющее большинство жителей многих стран, включая даже Францию, Китай

и Японию (здесь в основном исключениями являются Россия, Ближний Восток и в

меньшей степени Пакистан, Индия и Бангладеш), положительно относится к

американской массовой культуре. Однако в то же время распространение

американских «обычаев» в- большинстве стран рассматривается преимущественно

как негативное явление (даже 50% жителей»Великобритании относятся к этому

критически). Единственным серьезным исключением является Япония, которая

резко отрицательно реагирует на американскую внешнюю политику, в отличие от

американской культуры. При этом часто делаются ссылки на произраильский

акцент в американской внешней политике, проводимой в ущерб палестинцам, а

также на равнодушие Америки к интересам других стран. Значительная часть

населения многих стран считает, что Соединенные Штаты на самом деле

увеличивают разрыв между богатыми и бедными странами.

Таким образом, культурное воздействие виртуального знакомства с

Америкой вступает в противоречие с политическим. Главным результатом

привлекательности американской культуры является то, что от Америки ждут

большего, чем от всех других государств. В принципе, действия «в национальных

интересах» считаются нормой международного поведения, но к Америке

предъявляются более высокие требования. По результатам международных

опросов, те, кто выражал недовольство состоянием дел в собственной стране, были

склонны более критически относиться к Америке, подтверждая тем самым пред-

положение, что они ожидают от Америки большего и

239

считают ее ответственной за все беды мира. Это отчасти может объясняться

самодовольной риторикой американских политических лидеров с их частыми

ссылками на идеалы и религиозные принципы. Опросы мирового общественного

мнения свидетельствуют, что в этом, по сути, есть некий двусмысленный

комплимент Америке со стороны тех, кто действительно многого ждет от нее и

недоволен тем, что она не оправдывает этих надежд, когда дело касается реальной

политики. Антиамериканизм несет в себе некоторые черты разочарования.

Таким образом, Америку одновременно любят и ненавидят. Определенную

роль играет и чувство зависти, но это не единственная причина неприязни. Эти

чувства обусловлены ощущением того, что глобальная роль Америки задевает

интересы каждого и особенно тех, кто в силу своего виртуального опыта стал

неким продолжением Америки. Они являются пленниками и чаще даже активными

участниками американской массовой культуры, но в то же время у них остается

ощущение, что их голос не слышат те, кто принимает решения. Исторический

(американский) лозунг: «Нет налогообложения без представительства интересов»

(No taxation without representation) получает свой глобальный эквивалент: «Нет

американизации без представительства интересов».

Глобальная американизация способствует появлению ее собственного

антитезиса, но не как массового, а как элитарного феномена. Намеренное

отрицание американского образа жизни распространено главным образом в среде

интеллигенции, которая осуждает культурную гемогенизацию и девальвацию

традиционных ценностей, связывая эти процессы с распространением американ-

ской массовой культуры. Однако отсутствие привлекательной альтернативной

массовой культуры заставляет эти элиты в поисках культурной

контридентификации или обращаться к местным традициям, или вставать на

позиции общего отрицания глобализации. В случаях, когда американская политика

становится особенно одиозной, именно сторонники культурной контридентифи-

кации склонны брать на себя политическое руководство,

240

вызывая всеобщее недовольство масс неспособностью Америки оправдать

популистские надежды.

Дилемма американской внешней политики состоит в том, что

инициированные США культурные перемены вступают в конфликт с

традиционной стабильностью. Эти перемены несут мощный потенциал демократии

и эгалитаризма, но сам акцент на переменах как непременном условии

индивидуального и коллективного успеха является по своей динамике

революционным. Во многих частях мира кумулятивный эффект американской

массовой культуры приводит к политической дестабилизации, даже если внешняя

политика США направлена на достижение стабильности. Стоит отметить, однако,

что США всегда выступают за мирные (и, следовательно, стабильные) перемены,

но во многих частях мира перемены обязательно связаны с беспорядками.

Последствия этого могут иметь негативное значение для важных стратегических

интересов США. ~~^

Более того, зачарованность мира Америкой не оставляет места для

нейтралитета или безразличия. В отличие от Британской империи, которой все

тихо завидовали, но откровенно враждебно к ней относились только соперники,

Америка вызывает такие же чувства — как непосредственно, так и виртуально — у

элит и широкой общественности всего мира. Ею могут восхищаться и возмущаться

повсеместно, но интенсивность этих чувств пропорциональна степени ее

присутствия.

Провоцируя политическую нестабильность и одновременно неизбежно

приковывая к себе мировое внимание, глобальная культурная привлекательность

США ограничивает поле для маневра внешнеполитического эшелона